и наивным безстыдством. Татарин Марив приносит мне каждый день фрукты. Он говорит, что я “замэчатэльный мадамчик”. Он преподнес мне огромный персик и сказал, что глаза мои такие же большие и сладкие, как этот персик. С татарами постарше я подолгу беседую. У меня растет симпатия к этому народу. Прежде всего они очень хороши в движении. Почти величавая медлительность. Мамед, издали завидев меня, почтительно, но с достоинством склоняется и поднимает вверх правую руку. Превосходный жест. От души улыбаюсь всем татарам и татаркам. Мне нравятся эти безсознательно поэтические инстинктивные люди. Густава просит меня сделать ему одолжение: “пойди сейчас на берег, там купается девушка, она со своим мамой – хочу ее сватать. Скажи – понравился она тебе”.

4 августа

Провели тяжелую ночь и день. Наконец сегодня получила твою телеграмму. Янка! Мой чудесный, мой все. Кк же кончается все там, где начинается тревога о тебе. Все становится ненужным. Ну было – прошло. Судакская почта и телеграф немало выматывают нервов у курортников. Уже стосковалась по тебе до чепухи. А что это значит – расскажу на тахте…

Сижу на террасе одна за столом. Передо мной море, синее, тихое сверкает на солнце бриллиантами. Справа – горы с Генуэзской крепостью, слева небольшая группа юных кипарисов. Посадка. Что я – что не я? Хорош мир! И много узнала я новых прекрасных вещей. Вчера у меня были в гостях проф. Уваров с женой. Географ. Старик похож на папу моего до того, что щекочет в горле. Чувствую к нему непреодолимую нежность. Папины приветливость, милота, незлобивость. Только отличается от папы ростом (высок) и профессией. Москвич. Его учебник географии будет проходить наш Генрих. О Гене. Не нагляжусь, не нарадуюсь на него. Мое солнышко. Он удивительно выправился в нервном отношении. Я теперь совершенно не повышаю голоса. Браславский восхищается им. На днях он мне сказал, глядя на Геню: “Я верю в его будущее. Редкая головка”. Дело в том, что Геня дважды обыграл Браславского в шахматы. А Браславский хороший шахматист. Он был буквально поражен. Сегодня он торжественно принес ко мне Геню на плечах. О нем и о другом разскажу… на тахте…

Я смертельно боюсь измены – но всегда стараюсь показать себя презирающей всякую несвободу, свободомыслящей в браке. Боясь встретить когда-нибудь злорадно-сожалительный взгляд – я стараюсь сделать вид, что, напротив, я очень одобряю увлеченья, легко отношусь к измене и т. д. Ты же это знаешь. Сознание говорит одно, а тело – другое. Мысль о твоей измене мне невыносима…

Кк уже тянет к тебе. Знаешь – руки и плечи покрылись у меня веснушками. Здорово почернела. Тело и кожа значительно окрепли. Только сон плох.

Обнимаю крепко. Скоро. М

8 августа

Вся я наполнена лучами, свежестью и любовью.

Вечер. Прорвало тяжкий нарыв волненья, тревоги за тебя. Отдыхаю. Сегодня прожила прекрасный день. Лежу нагая на камушках у самой воды и перебираю их с наслажденьем. Поворачивая под солнце спину, грудь, бедра, оживая в лучах, в соли моря, в целебной воде, – я просматриваю годы жизни с физической стороны. Что делалось с моим телом! И какое оно мощное, если выдержало… Мое тело в детстве не знало воды, воздуха и солнца. Все-все детство прошло без солнца во всех смыслах. Мб, я была бы выше ростом, полнее в груди, живи я иначе. В юности почти то же, что и в детстве. Годы революции без воды, нужной для юности еды, в таком физическом угнетении и перманентном переутомлении – тк до сегодняшнего дня.

Первый раз в жизни я на курорте! Я вспоминаю моего отца, который говорил, что свежий воздух вредит ему. Ведь я даже не умею пользоваться курортом! Это надо уметь. Только в последние дни я вошла в колею. Только теперь немного улеглось острое возбуждение от новизны и силы впечатления. А ведь это только всего Крым, не очень яркий восточный берег Крыма. Мне столько разсказывают о прелести мира! И меня тянет теперь с новой силой в дорогу – путешествовать. Мне кажется – нет, я уверена, что ни ты, ни я больше не будем сидеть дома. Недаром я всегда ненавидела дачи. Эту неподвижность, ограниченность. Здесь масса бытовых неудобств – но несмотря на все – это лучшее лето в моей жизни. Вот увидишь… Потрогаешь мои руки, грудь, погладишь крепкую, гладкую, горячую кожу… Трепетно жду минуту встречи. Сколько-сколько я расскажу тебе! И сколько зацелую тебя!

Только вытерпи. Не отдавай никому другому своего нетерпенья. Я тк берегу себя для тебя!

Будет звонить тебе Браславский, инженер, Генин друг и партнер.

“Что передать Вашему мужу?” – “Что видели”. “А если я присочиню?” – “Пожалуйста. Мой муж умеет оценить фантастику – если она талантлива”. Этот человек живет по Поварской, № 31. Сосед.

После пляжа. С 8 утра мы сегодня с Геней уже были на берегу. Сидели под навесом шашлычной. Фать ма ласково глядит на нас прекрасными глазами. Строгие задумчивые брови изломаны. Геня жадно ест шашлык. Примус испортился, и мы уже четвертый день завтракаем шашлыком. Любимая Генина еда. Энергично жует баранину, запивает горячим молоком, на закуску получает очень вкусное татарское пирожное с орехами. Уже начал есть виноград. Сегодня уже съел два фунта, и еще его ждет столько же на вторую половину дня. Стоит пока дорого – 20 к. ф., но очень вкусный. Купаемся с Геней вместе. Вода божественная. Он вчера сказал мне: “ты в атласном платье с двумя розовыми брошками” (купаюсь без костюма). Каков?

Эта немецкая пара, Эмилия Гансовна и ее добрейший муж Рихард Иванович Вернеры, которые оказали мне в пути огромные услуги, на редкость милые люди. Просто хорошие человеки. Она вся материнская, он добряк совершенно исключительный. Общаемся постоянно. Живем мы с Геней очень хорошо. Он совсем прелесть. Молодцы мы тобой, Яшечка, у нас чудный сын. “Во всем мире у меня есть только два любимых человека – ты и папа. Я очень доволен Судаком, да только не совсем – папы нет”. Тк и сказал. Если б ты выдел, как он легко скачет по горам. Кк он располагает всех к себе, его даже находят красивым! Вот что значит обаяние личности!

Завтра мы поедем с Браславским в Коктебель, там дача Макса Волошина, многие там отдыхают. Там устраивают какие-то соревнования по планеризму. За Браславским приедет автомобиль, и он пригласил нас с Геником ехать. Мальчик наш в совершенном восторге от предстоящей поездки.

Мар.

12 августа

…Прочла 60 страниц о Франсе. И ты прав – болезнь высунула свои щупальца и стала скручивать нервы… Не пойму. И не хочу понять. Тебе дорог А. Франс? Мне – нет. Сын изъеденной сифилисом, опустошенной Франции – что мне до него! Любить? Да. Без любви нет жизни. Но то, что А. Франс проповедует, – не значит любить. Это определяется глаголом из пяти букв. Грубый, непечатный глагол. Франсовская любовь – это задняя часть любви. Ее черный подъезд. Мне не надо. Я не хочу этой любви. И не хочу такой любви для тех, кто дорог мне. Я не хочу, чтоб мой половой орган, мудро посаженный на третье место, сел мне на голову, придушил сердце. Не позволю, чтобы низ правил верхом.

“Пыл… зной… судороги”. Этот франсовский пыл и судороги испытывает любой петух. Где-то я читала, что у петуха в определенные моменты ноги сводит судорога. Тк вот ради этого-то только и стоит жить, по словам Франса?! Испытать в жизни только этот пыл? Все остальное пустяки. Большой блестящий пустяк сам А. Франс.

Бесхарактерный, безыдейный, зафаршированный блеском умов тысячелетий, талантливый перепевщик многих певцов, прячущий свое настоящее лицо, – потому что лица этого нет. Талантливый литературный смаковальщик. Что мне до него? Ушел. Ну и ничего. Придут другие, новые. Они должны ответить на наши вопросы. Не сомневаюсь, что в жизни есть сильные переживания, кроме половых. Что не единым фаллосом (или penis’ом) жив мужчина – говорит Мавзолей на Красной Площади.

А пишу я раздраженно, потому что систематически не получаю от тебя писем. Закон пятидневки в переписке тобой сильно нарушен. Почту винить нечего. Все получают довольно правильно. Письма не пропадают. Они только не пишутся. Или все твое время занято “старой” дамой или молодой? Я пишу, пишу… Читаешь ли ты мои письма?

Больше не напишу тебе ни одного слова. Огорчилась и обиделась основательно. Если моя поправка пойдет на убыль – я уж не так сильно виновата. Опять прошла неделя. Писем нет. Почтальоны приносят кучи писем – не мне.

Прощай.

Да. Досадно.

24 августа

Яночка! Жизнь моя… Десять дней – от тебя ни строчки. Все эти дни и ночи упорно продумывала, прорабатывала непреодолимую мысль. Не могу и не должна скрывать ее. Никогда мы друг другу сознательно не лгали. Скажу все до конца. Я не уехала из Москвы успокоенной. Тревожное продолжало жить во мне. Мысль избегала ясности, страшило точное неутолимое определение: за себя страшно, тебя жаль.

Не знаю кк писать. Я потеряла веру в слова и объяснения. Цифры строже. То мое письмо не было ни упреком, ни обвинением. Только жгучая боль уязвленного жизнью человека. Когда я впервые узнала, что тебя тянет к другим женщинам, я инстинктивно почувствовала, что это конец. Жизнь стала медленно извивающейся пыткой. Я восприняла твое состояние полностью и старалась смириться. Из меня твои руки и уста тянулись к другим, ласкали других, твои глаза восхищались другими, а я упорно мешала, мешала. Ты во мне боролся с самим собой и со мной. И росла ясная и крепкая уверенность: Яша меня больше не любит. Я больше не заполняю. Я не в силах вытеснить образы других, влеченье к другим. А смысл силы и счастья любви в том, что, любя одну, освобождаешься от остальных, от томлений и влечений. Такого покоя я тебе больше не даю. В этом никто из нас не виноват. Верь мне – и краем души я не виню тебя. И началась тяжелая совместная жизнь “памятью прошлого”.

Ты защищал Фрейда – я ненавидела его, ты восхищался Юнгом с его психологией бессознательного – я проклинала его. И во всем тк. Каждый из нас боролся не столько за свои идеи, сколько за свое личное счастье…

У меня слабая воля и слабая защищенность: характер стал портиться, личность – мельчать. Начала извиняться во всем, во всей жизни. Ведь правда – раньше этого не было. Своими силами выбилась в люди. Никогда не знала страха и растерянности. Несчастье задавило меня. Да, я стала извиняться, потому что инстинктивно я чувствовала себя виноватой перед тобой.

Ты пишешь, ты