гарны сундуки. Бабка богата як жид. Треба пошукать ее трошки, а?

СЕМЕНОВ. Пошукаешь еще, пошукаешь.

СИДОРЕНКО. Та ж не люблю без лила сидеть, я ж вроблять люблю.

СЕМЕНОВ. А ты посиди, перекури. Чего тебе неймется старухины тряпки трясти…

СИДОРЕНКО. Дуже не люблю без дила…

Стук в дверь.

СЕМЕНОВ. Открой, Федор.

СИДОРЕНКО. Ты же ближе.

СЕМЕНОВ. Ты же вроблять любишь.

Опять стук.

СИДОРЕНКО. Та жу мене дило – я курю. (Молчат некоторое время.Больше не стучат.) Поспешишь, людей насмешишь.

Семенов открывает дверь. Там девчонка.

СЕМЕНОВ. Чего тебе?

ДЕВЧОНКА. Мне Рогова.

СЕМЕНОВ. Ишь, чего захотела. На что он тебе?

(Девчонка убегает.) Рогова ей подай…

Из кельи: «Да воскреснет Бог, да расточатся врази Его…» Распахивается дверь, входит Рогов.

РОГОВ. Да, деревня, она деревня и есть… Отсталый класс. Глаза бы не глядели. Темнота. (Закуривает от лампады.)

СЕМЕНОВ. Девчонка вас спрашивала.

РОГОВ. М-м…

СИДОРЕНКО. Товарищ Рогов, а здесь не шукали.

РОГОВ. Да пошукаешь, пошукаешь. Никуда не убежит. Мы тут уже нашли, чего и не искали. Вот говнюк, думай теперь… (Входит Голованов.) Ну, как баня?

ГОЛОВАНОВ. Скоро будет. Воды натаскал. Сейчас прогорит, и все. Я насчет аванса. А то мне пора… подлечиться.

РОГОВ. Эх, Николай Николаич, культурный человек, хуже пролетария стал. Вон возьми, на столе стоит. Да скажи, у кого в деревне самогон хорош?

ГОЛОВАНОВ.У Кротихи. Второй дом над оврагом. Чисто варит.

РОГОВ. А Надька там что?

ГОЛОВАНОВ.А как же… Все лавки отмыла. Старается.

РОГОВ. Ну и мы постараемся. А, Сидоренко, постараемся?

СИДОРЕНКО. Га!

РОГОВ. Эка дубина… Скучно что-то… Вот моя деревня, вот мой дом родной… Флеровского привезли?

СЕМЕНОВ. Никак нет.

РОГОВ. Пойду посплю. Там в сарае сено-то есть?

СИДОРЕНКО. Нема.

РОГОВ (берет с крюка рваный тулуп). Плохое село. В хорошее село приезжаешь, председатель сельсовета все сам несет, советскую власть уважить. А здесь хоть по избам иди… После бани на стол соберете. Про Кротиху слышал? Вот там, Сидоренко, и пошукаешь. Второй дом над оврагом.

Картина седьмая

Там же. Вечер. Стол покрыт красным Дусиным платком. Заставлен едой. За столом в центре трое – Рогов, Голованов, Надя. По бокам красноармейцы Сидоренко и Семенов. Пьют, закусывают. Из Дусиной кельи слышится пение.

РОГОВ. Деревня, я говорю, плохая. Чтоб мужик сам нес, вот что нужно.

НАДЯ. Принесет он, держи карман. Ему семью кормить надо, а тут так отдай.

РОГОВ. Что значит – так? А рабочий класс – как? Он кость всему. А крестьянин – он что? Так, требуха, сволочь.

НАДЯ. Да перемрет народ, если весь хлеб отбирать.

РОГОВ. Кто перемрет, туда и дорога. Ты, вон, новых народишь.

ГОЛОВАНОВ. Надюшка нам народит, это точно.

РОГОВ. От нас такой народ пойдет, какого еще не было. Новый народ. Все будет общее, все будет новое. Государство будет новое. И земля, и небо новое. А теперешний народ ни на что не годится. Пусть и перемрет.

ГОЛОВАНОВ. Сам ты перемрешь, а народ не перемрет.

РОГОВ. Который народишко дрянь, туда ему дорога. Вот эти, к примеру (показывает на келью), богомолки, попы, – на что они нужны?

НАДЯ. А кому они мешают? Пускай поют.

РОГОВ (наливает всем, Голованову – полный стакан). Тебе, Николай Николаич, полненький. Хорошо нас попарил. (Голованов пьянеет на глазах, клюет носом.Рогов тоже пьянеет, но другим манером, он возбужден.) Дура ты, Надька. Понимала бы что… Сидоренко, попа доставили? (Роется в карманах, достает бумажку, читает.) «И говорил на воскресной проповеди „облекитесь во всеоружие божие“». Это ваш поп говорил.

Сидоренко, веди попа.

Сидоренко вводит отца Василия.

СИДОРЕНКО. Вот он. Там, товарищ Рогов, вас все девчонка какая-то спрашивает.

РОГОВ (машет рукой). Давай его сюда. Вот, гражданин Флеровский Василий Тихонович.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Я хочу сделать заявление.

РОГОВ. Валяй.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ваш следователь Шестопалов требовал от меня признания в том, что я украл храмовую икону и укрыл ее от изъятия. Заявление мое состоит в том, что я в жизни своей ничего не крал, тем паче иконы, не утаивал, а во время изъятия церковных ценностей, производившихся согласно вашему указу, я находился по дороге в Городок, куда вез назначенные мне к сдаче хлеба, и тому есть свидетель, крестьянин села Брюхо Козелков Петр Фомич, который и вез меня для сдачи хлебов.

НАДЯ. Было, было, и я тому свидетель.

РОГОВ. Молчи, дура. Тебя спросят, когда надо будет. И другой есть вопрос, гражданин Флеровский. Говорили ли вы за проповедью (читает по бумажке) «облекитесь во всеоружие божие»?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Апостол Павел говорил.

РОГОВ. А что еще ваш апостол Павел говорил?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. «Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, властей, против мироправителей тьмы».

НАДЯ (плачет, подперев щеку). Красиво говорит. Непонятно, но до чего же красиво.

РОГОВ. Хватит. Подпишите, что говорили. (Рогов подставляет бумагу, отец Василий ставит подпись.)

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Пожалуйте.

РОГОВ. Так, батюшка, а вы ведь приговор себе подписали. Вот он, приговор-то. Поняли?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Понял.

РОГОВ. А выход-то есть. Отрекайтесь. Снимайте с себя сан. Вы старый человек, жена больная. Никто вас не тронет. Будете жить спокойненько.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Если бы я в Бога не веровал… Не подойдет мне это. Да у меня отец и дед были священниками, сын священник…

РОГОВ. А второй где?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. О нем известий давно не имею.

РОГОВ. А мы имеем. Он в Добровольческой армии, второй ваш сынок. Или нет?

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Да.

РОГОВ. Уведите. К бабкам его.

Сидоренко уводит священника к Дусе в келью, Рогов разливает по стаканам.

ГОЛОВАНОВ. А ты, Рогов, дурак, однако. Иносказания не понимаешь. Я про всеоружие-то…

РОГОВ. Это ты не понимаешь, Николай Николаич. Какое же тут иносказание, прямо говорится: против властей.

ГОЛОВАНОВ. Я и говорю – дурак. Каких властей? Апостол Павел жил две тыщи лет тому, о каких властях-то он говорил? Власть была тогда римская, императорская…

РОГОВ (смеется). Народный ты учитель, Николай Николаич, одно слово… Здесь другое важно: кто признает над собой власть божью, для того всякая другая власть – тьфу! И советская им – тьфу! И потому нам церковники – первые враги. Головой надо думать, Голованов. Мне человек нужен целиком, с потрохами.

НАДЯ (елозит, напевает). Ух-тю! Ух-тю! У тебя в дегтю!

ГОЛОВАНОВ. Ишь, чего захотел! У моих потрохов своя забота.

РОГОВ. Удовлетворю. Из моих рук. (Наливает.) Из моих рук – пожалуйста.

НАДЯ (встает, проходится, приплясывая). Ух-тю! Ух-тю! У тебя в дегтю, у меня в тесте, слепимся вместе!

РОГОВ. И тебя – удовлетворю. Мало, что ли?

ГОЛОВАНОВ. А она такая: сколько ни дай, все мало.

РОГОВ. Ладно, ладно. Мало не покажется. Сядь, не мельтеши.

ГОЛОВАНОВ. У-да-вле-тва-ре-ни-е… (Засыпает.)

НАДЯ (вскидывается, поет). Я див-чон-ка ма-ла-дая…

РОГОВ. Да сядь ты. (Ковыряет еду.) А что у нас все так варят… Мясо разварят до соплей, вкуса никакого…

НАДЯ. А грибка соленого возьми.

РОГОВ (берет гриб, закусывает). Точно как у нашей матушки, у Ирины Федоровны… Семенов, достань гармонь. (Семенов приносит гармонь, Рогов растягивает меха, Надя опять вскидывается, как боевой конь.) Да сядь ты, посиди смирно. Шило у тебя в жопе… (Поет.) Славное море – священный Байкал…

ГОЛОВАНОВ (встрепенулся). Именно… Густав Густавович… Я не участвовал… Я не состоял… Я не хотел… Иван Густавович… (Тянется к стакану, роняет голову на стол.Рогов трясет его за плечо, Голованов спит крепким сном.)

РОГОВ. Семенов! (Семенов подходит, Рогов ему что-то тихо говорит.) Недолго, понял? (Семенов кивает.) Славный корабль – омулевая бочка…

СЕМЕНОВ. Надь, пойдем выйдем.

НАДЯ. Че?

СЕМЕНОВ. Идем-ка, дело есть.

Надя выходит вслед за Семеновым, за ними выходит и Сидоренко. Рогов выводит из кельи Тимошу.

РОГОВ. Ну что, Тимофей Рогов, знаешь, что тебе за дезертирство полагается?

ТИМОША Знаю что.

РОГОВ. А зачем сбежал?

ТИМОША. Невмоготу стало.

РОГОВ. О! Месяца не служил, и невмоготу! А я как три года по окопам гнил? Всем вмоготу а тебе невмоготу? А жить-то хочется?

ТИМОША. Хочется.

РОГОВ. А ведь помирать придется.

ТИМОША (падает на колени). Сеня! Христом Богом прошу, не погуби! Ради матушки нашей не погуби!

РОГОВ. Ишь, хитрый, как запел. Куда метишь, в матушку, значит.

ТИМОША. Прости меня, прости, Сеня.

РОГОВ. А прощенье заслужить надо.

ТИМОША. Я заслужу, Арсеня.

РОГОВ. Ладно. А как служить будешь?

ТИМОША. Начальства слушать.

РОГОВ. Эх ты, мочало. Этих твоих старух к расстрелу приговорили. За укрывательство дезертира.

ТИМОША. Как приговорили? Когда?

РОГОВ. Тогда. Мочало и есть мочало. Так вот, ты, дезертир, сегодня по утрянке их и расстреляешь.

ТИМОША. Это я не могу.

РОГОВ. Ах, не можешь? Я могу, а ты не можешь? Тебя солдатским хлебом кормили? Стрелять учили? Вот и пойдешь в команде.

ТИМОША. Это я не могу.

РОГОВ. Тогда пойдешь с бабками. Под расстрел.

ТИМОША. Как скажете.

РОГОВ. А как же мамаша, Ирина Федоровна? Про нее подумай.

ТИМОША. Я и думаю. Только стрелять не могу.

РОГОВ (открывает дверь к Дусе, впускает туда Тимошу, расталкивает Голованова). Голованов, ну-ка, пиши. Фамилию поставь. Ну…

ГОЛОВАНОВ. Не подпишу. Не участвовал.

РОГОВ. Вот пьянь. Но деньги-то крал?

ГОЛОВАНОВ. Крал. Но… не участвовал.

РОГОВ. Хорошо. Так и запишем. Не участвовал. А ты подпись ставь. (Голованов, не глядя, царапает пером.Рогов, распахнув дверь, кричит.) Семенов! Сидоренко!

Входят Семенов, Сидоренко и Надя.

РОГОВ. Управились?

СИДОРЕНКО. Та мне не треба. Мне бы здесь пошукать, товарищ Рогов.

РОГОВ (отмахивается). Утром пошукаешь.

СИДОРЕНКО. Ну что, бабок вести?

РОГОВ. Пусть попоют, певицы. (Наде) Ну что, проветрила?

НАДЯ (хихикает). Только раззадорил без толку.

РОГОВ. Надь, а ты грамотная?

НАДЯ. Я-то? Четыре класса ходила.

РОГОВ. Небось и фамилии написать не можешь?

НАДЯ. Да я что хошь написать могу, я грамотная.

РОГОВ. Напиши-ка вот здесь, как зовешься?

НАДЯ. Ну, Козелкова же.

РОГОВ. Вот и пиши.

НАДЯ (пишет). Ну…

РОГОВ. Гну! Пошли в сарай! Семенов, не пойдешь?

НАДЯ. На что его, он лядащий. Одна ботва.

РОГОВ. Тебя не убудет.

НАДЯ. А ты мне боле нравишься. Дуся вон говорила, во мне семь бесов. Так что меня и на семерых хватит. А этого – не надо.

Затемнение, пение продолжается.

Картина восьмая

Раннее утро. Двор возле Дусиного дома. На середине двора кресло. В кресле – Дуся. Около Дуси Марья, Антонина, отец Василий и Тимоша. С крыши свешивается Маня Горелая в новом зипуне. Дуся раскладывает на коленях кукол.

ДУСЯ (поет). Ниночка-Первиночка… Нина Прокловна ждет, Иван Проклович ждет, Катерина, Евдокия и Егорушка, где наш батенька, где наш папенька… (Плачет.Подходит отец Василий, гладит ее по голове.) Самовар не поставили, Дусе чаю не дали. Вот какие противные, их Бог накажет… Настя, поправь фату… Цветочки поправь, не видишь, что ли, на свадьбу идем! (Фату поправляет Антонина.) Я сказала, Настя!

АНТОНИНА. Нету Насти. Ушла Настя.

ДУСЯ. Здесь она, не обманывай меня.

АНТОНИНА. Не плачь, матушка, не плачь, Дусенька.

На крыльцо выходит Рогов. К нему робко подходит девчонка, хочет что-то сказать, он отмахивается.

РОГОВ. Семенов! Сидоренко! Хвалынский! Мухамеджин! (Появляется Семенов.)

СЕМЕНОВ. Мухамеджина с Сидоренкой еще когда вперед послали.

РОГОВ. А! (Машет рукой.) Тогда ведите их напрямки через болотце, а я верхами по глуховской дороге в объезд…

СЕМЕНОВ. Пошли, что ли?

Антонина, Марья, отец Василий и Тимоша поднимают кресло с Дусей.

ДУСЯ (тычет пальцем в Тимошу). Не тронь руками, отойди.

ТИМОША. Да я нести помочь..

ДУСЯ. Кто ты таков? Не тронь руками кресло.

Слышь, что говорю?

Выстраивается процессия: один