Иствикские вдовы
спрашивала об этом в туристическом бюро, — сказала
Джейн своим ледяным, твердокаменным голосом. — Они дали мне
брошюру. Вот она передо мной. «Инциденты» случались: с-с-
семнадцать греческих туристов в каирском отеле в 1996 году, девять
немцев в главном музее в 1997-м. В том же году, позднее, произошел
самый ужасный случай — пятьдесят восемь иностранных туристов, в
том числе тридцать пять ш-ш-швейцарц-ц-цев, плюс четверо египтян
были убиты в Луксоре у входа в совершенно потрясающий храм какой-
то древней царицы. Но похоже, американцев там не было, и египетская
полиция действовала очень эффективно, все шесть террористов были
очень быстро убиты. Если туристы перестанут ездить в Египет, Лекса,
это будет означать победу террористов. Пострадает египетская
экономика, что и является целью исламского джихада. Террористы
хотят, чтобы население было нищим, невежественным и доведенным
до отчаяния, потому что это делает его более религиозным. Чего они
не хотят, так это мирного функционирования глобального рынка и его
модернизирующего воздействия. Чего они очень не хотят, так это
доступа женщин к образованию, поскольку это ключ ко всему
хорошему и прогрессивному, происходящему в мире: от снижения
уровня рождаемости до борьбы со СПИДом. Я не верю, что ты
можешь быть против всего этого, дорогая, заодно с Усамой бен
Ладеном и муллой Омаром.
— О, Джейн, разумеется, я не против идеи поехать в Египет; по-
моему, я первая ее упомянула. Вопрос состоит в том, не опасно ли в
реальной жизни ехать туда в это неспокойное время.
— Время никогда не будет спокойным, во всяком случае, еще
долго, — ответила Джейн, приправив свое заявление острой смесью
ехидства и фатализма.
Слушая этот виртуальный голос из далекого зловещего дома,
сиплый шкворчащий голос из прошлого, Александра отдыхала
взглядом на линейных всполохах юго-западного солнца, игравших на
стеклянной поверхности ее кофейного столика, на полосах — черных,
красных, зеленых и бронзовых — плотного шерстяного навахского
коврика с бахромой, отбрасывавшей мелкие пушистые тени на
землистого цвета плиты пола, и на стопке глянцевых книг по
искусству, покоившейся на нем. Ее душа противилась тому, чтобы
покинуть этот надежный остров покоя. Горшки Джима, изысканные по
окраске и силуэтам, стояли на полках и подоконниках в большой
солнечной комнате, здесь каждая тряпочка и каждый предмет
солидной функциональной мебели были выбраны ею после долгих
раздумий, советов с Джимом и неторопливых походов по магазинам.
Раньше, на Востоке, мебель просто вырастала вокруг нее как грибы:
доставшееся по наследству, кем-то выброшенное, временное — все
вперемешку; тот ее дом представлял собой промежуточную станцию,
что-то вроде очередного этапа взросления детей, требующего новой
одежды, игрушек, принадлежностей и учебников, необходимых лишь
на время и полностью заменяемых другими на следующем этапе.
Здесь же, в высокогорном, сухом любимом Таосе, она обустраивалась
основательно, чтобы в конце концов привести дом в тот вид, когда
ничего уже не надо менять. Но потом Джим умер, оставив ее
придумывать себе новый образ жизни.
— Джейн, — сказала она, стараясь выиграть время, чтобы облечь
свой отказ в форму, которая не порвала бы бесповоротно эту связь с ее
былым, когда она не так боялась новых возможностей, — ты просто
сбила меня с ног.
— Вот всегда ты была такой, Александра. Ты всегда ненавидела
любую инициативу. Вспомни, как долго ты позволяла этому нелепому
толстому итальянскому водопроводчику вертеть с-с-собой. Уж не
помню, как его звали, он вечно ходил в шляпе с дурацкими узкими
полями, словно хотел этим сказать, что на самом деле он не
водопроводчик, а деревенский с-с-сквайр.
— Джо Марино, — напомнила ей Александра, и само звучание
имени согрело ее воспоминанием о его теле, о росших в форме
бабочки волосах у него на спине, о солоновато-сладком, как у нуги,
вкусе его обильного пота. Она представила себе его мясистое лицо в
момент, когда он тайно приходил к ней, и потом, когда, утоленный, но
все также тайно, уходил, хотя какие уж тут тайны от города, если его
рабочий грузовичок со всеми его ветхими трубами и арматурой стоял
перед ее старым домом на Орчард-роуд? У Джо был крючковатый нос
и распутный взгляд какого-нибудь принца эпохи Возрождения, но
выражение лица всегда казалось немного озадаченным — вникал ли он
в тайны древнего запорного клапана или старался встроить ее, свою
колдунью-любовницу, в систему семейной благонадежности, которая
не давала покоя его католической совести. Она убеждала его не
беспокоиться, просто наслаждаться: она, мол, — просто подарок ему, у
Природы полно подарков, и, ублажая ее, он ничего не отнимает у
Джины, своей жены и матери пятерых его детей, но он никак не мог
избавиться от своего христианского багажа, от великого Нет,
воздвигнутого на пути наших бессовестных аппетитов. — Мне эти
поля всегда казались очень милыми, — сказала она в защиту Джо.
— Не сомневаюсь. Давай признаемся, Великолепная, — ты была
слабовольной. Не такой, как Сьюки, но для той с-с-спать со всеми
подряд было тем же, что собирать информацию. А ты… ты сама
ставила себя под удар и постоянно разбивала себе сердце. Даррил
разбил тебе сердце, так и не сделав предложения.
— Я этого никогда и не ожидала.
— В душе я тоже. Он и мне так и не сделал предложения. Потом
выяснилось, что он вообще не был стрелком-джентльменом.
— Ха! Только вспомни те времена — неужели ты не рада, что они
уже позади? С их сексом, бессонницей, со всеми их жестокосердными
интригами.
— Позади?! — зловеще переспросила Джейн.
— Джейн, мы старухи! Мы никому не нужны, кроме внуков, да и
то лишь в первые полчаса встречи. Я нахожу, что это дает свободу.
— Мы не свободны. От желаний освободиться нельзя. Сэм Смарт,
бывало, говорил мне, что клитор очень чувствителен, но не слишком
умен. Он не знает, когда следует остановиться.
— Ох уж этот Сэм! Честно признаться — ты прости меня,
Джейн, — он никогда не вызывал у меня симпатии. У него был…
— Весь ум в ш-ш-штанах, — вставила Джейн.
— Кстати, я очень рада, что ты вспомнила Сьюки. Как она?
Наверное, вы с ней изредка видитесь, Коннектикут ведь близко от
тебя?
— Не так близко, как ты думаешь. Нас разделяет Род-Айленд. И
между нами были с-с-социальные различия, которые создавали
неудобства. Этот клоун из Стэмфорда, за которого она вышла,
занимался компьютерами, когда они еще представляли собой
огромные шкафы и никто, кроме правительства, не мог их себе
позволить, потом они стали меньше и дешевле, и в начале
восьмидесятых он заработал себе состояние на одном из первых
текстовых процессоров, но потом появилась «Ай-би-эм» со своими
персональными компьютерами, которые были дешевле грязи, и ему
снова пришлось бороться. Так или иначе, для Нэта он был слишком
бесцеремонным богатым выскочкой, и те несколько семейных встреч,
которые у нас состоялись, окончились неудачей — один раз в «Ритце»
на Арлингтон-стрит, когда там еще был ресторан наверху, помню, все
было жутко чопорно, второй раз мы виделись в Нью-Йорке, когда у
Нэта было одно из тех помпезных собраний какого-то попечительского
совета, которые сжирают деньги акционеров, превращая их в
изысканные блюда и дорогие билеты. Ленни — так его звали —
поразил нас самоуверенностью и наглостью, и я не думаю, что со
своим шилом в заднице он был верен Сьюки. Она нашла утешение в
писании любовных романов; я просто поверить не могу — в них нет
никаких реальных ужасов и порнографии, жуткая докука для меня,
потому что она всегда присылает мне экземпляр. С-с-словом, мы как-
то незаметно отошли друг от друга.
— Ее муж еще жив?
— А что ему сделается? Честно говоря, ему недостает стиля,
чтобы умереть.
Это замечание укололо Александру, оно подразумевало, что
смерть Джима, как и Нэта, была тактичной формой отступления.
Джейн не желала, чтобы Александра любила кого бы то ни было. Из
преданности Джиму, а также и Джо, она, набравшись храбрости, как
бы между прочим сказала:
— Джейн, дорогая, едва ли я смогу поехать с тобой в Египет. Это
слишком опасно, да и, признаться, дорого для меня.
— О, это недорого! Круизы по Нилу там предоставляют почти
бесплатно, чтобы привлекать туристов с Запада. Ты только вообрази,
Лекса, плыть через Сахару, когда в Бостоне температура ниже нуля, а
Таос забит горластыми лыж-ж-жниками и с-с-сноубордистами. Эти
сноубордисты буквально переехали нас на нашей лыжной базе на
Гагарьей горе. Нэт как раз проделывал свой неторопливый спуск, когда
двое мальчишек сделали его мясом в своем сноубордистском сандвиче.
Он выжил, но с катанием на лыжах было покончено. Спасатели с
лыжной базы спускали его вниз на специальных санях, спеленатого по
рукам и ногам, как младенца или как мумию, — это было
оскорбительно для его достоинства; боюсь, он так и не смог этого
пережить. О, пожалуйста, Лекса, прояви свое слабоволие ради меня.
Ты не должна бросать меня; я буквально не вылезаю из туристского
агентства, и там мне сказали, что если мы запишемся прямо сейчас, то
успеем в Египет на Рамадан. Во время Рамадана Египет особенно
романтичен. Кстати, что там насчет того террористского гнезда,
которое обнаружили в Канаде — или это было в Нью-Джерси?
Кажется, туристские поездки туда отменили?
— Да уж, — сказала Александра. — Послушай, Джейн, что мы
там забыли? Почему бы не поехать дней на десять в Италию, не
полюбоваться искусством и маленькими городками на склонах гор?
— Таинс-с-ственнос-с-сть, — ответила Джейн баритоном
закадрового голоса из географического фильма. — С-с-сфинкс и смысл
пирамид. Неужели они тебя не з-з-завораж-ж-живают — самые
большие из когда-либо сооруженных строений, построенные на заре
цивилизации. Как и зачем?
— Я думала, что теперь это не такая уж тайна. Камень за камнем
тащили волоком от карьера — это как, а зачем — для загробной жизни
фараона.
— Ох, Лекса, ну что за цинизм! Целью было сохранить тело
умершего фараона, оберечь его от повреждений, не дать ничему
нарушить его покой и снабдить его всем необходимым, вернее, не его,
а его ка.
— Его что?
— Его ка. Можно сказать, его душу, хотя это гораздо более
практическое и сложное понятие, чем душа. Есть еще ба. Если бы ты
была древней египтянкой, твоя ка была бы сотворена одновременно с
тобой самой, на другом гончарном круге, богом Хнумом — надеюсь, я
правильно произношу его имя. Ка — не совсем то же, что ба, то есть
твой дух, который изображался в виде птицы, аиста. Ка в их
иероглифическом письме передавалась изображением бородатой
человеческой фигуры с короной, состоящей из двух согнутых рук. А
иногда — просто изображением двух согнутых рук.
— Все это наводит тоску, Джейн. Чужие религии вообще имеют
свойство так действовать, ты не находишь? Они даже твою
собственную окарикатуривают.
— Я просто отвечаю на твой вопрос, а вовсе не пытаюсь тебя
обратить. Тебе не придется ничего узнавать или делать, просто будешь
сидеть на палубе, любоваться проплывающими мимо пейзажами и раз-
два в день сходить на берег, чтобы посещать разные храмы. Погода
будет божественной и еда тоже, если ты абсолютно исключишь из
рациона с-с-сала-ты и любые сырые овощи и будешь чистить зубы
только минеральной водой.
Чем больше рассказывала Джейн, тем более реальной становилась
эта непрошеная поездка. Александре нравилась идея, что все мы
созданы на гончарном круге в процессе вращения глины, мокрой от
собственных коричневых соков. То, что другая женщина так
нуждалась в ней, в то время как больше никому она особенно нужна не
была — даже своим очаровательным маленьким внукам с их
длинными ресницами, ясными глазками, забавным словарем и
мягкими, как пудра, шелковистыми теплыми щечками,