большую Библию, пропуская между пальцами толщину ее страниц с
золотым обрезом до отмеченного им места. — Тут все есть, друзья
мои. Все, что вам надо знать, — перед вами. Добрая Книга
рассказывает, как от людей, которых вел Моисей из Египта, отделилась
группа разведчиков, и пошли они в пустыню Негев и на север — к
Иордану, и вернулись и, согласно главе тринадцатой Чисел, сказали,
что в обследованной нами земле «подлинно течет молоко и мед»[8], но
«народ, живущий на земле той, силен, и города укрепленные, весьма
большие»[9], и более того — более того, сообщили они, там живут
«сыны Енаковы» — исполины, рядом с которыми «мы были в глазах
наших пред ними, как саранча, такими же мы были и в глазах их»[10].
Они понимали это, и мы это понимали, братья и сестры, — рядом с
ними мы были просто мелкой старой саранчой, — саранчой, которая
живет в траве всего несколько дней, в луговой траве, прежде чем ее
скосят, за границей бейсбольного поля, куда никто никогда не загоняет
мяча, а потом они перестают существовать и их скелетики, такие
замысловатые, как все, что сотворяет наш добрый Боженька, легко
раскусывает своим клювом ворона или ласточка, чайка или воловья
птица.
Теперь голубые рукава проповедника взлетают, и в свете от аналоя
видны брызги слюны, вылетающие из его рта, а стоящий под ним хор
раскачивается вместе с Джорилин.
— И Халеб сказал: «Пойдем, тотчас пойдем и завладеем ею»[11]…
«Мы можем одолеть их, будь они исполины или нет. Пойдем и
совершим это!» — И высокий кофейного цвета человек читает,
быстро, трепетно, на разные голоса: — «И подняло все общество
вопль, и плакал народ во ту ночь; и роптали на Моисея и Аарона все
сыны Израилевы, и все общество сказало им: О, если бы мы умерли в
земле Египетской или умерли в пустыне сей». — Проповедник сурово
смотрит на свою паству — очки его как сферы слепящего света — и
повторяет: — «О, если бы мы умерли в земле Египетской!..» — Он
заглядывает в Библию. — «И для чего Господь ведет нас в землю сию,
чтобы мы пали от меча? Жены наши и дети наши достанутся в добычу
врагам?»[12] Станут добычей! Послушайте, это уже серьезно! Не
лучше ли нам забрать наших баб — наших быков и баб — и вернуться
в Египет! — Он снова заглядывает в Библию и громко читает стих: —
«И сказали друг другу: поставим себе начальника и возвратимся в
Египет»[13]. Этот фараон — он совсем не такой уж плохой. Он кормил
нас, хоть и немного. Он дал нам хижины, чтобы спать, — правда, у
болота, со всеми комарами. Присылал нам — довольно регулярно —
материальную помощь в качестве чеков. Он дал нам работу —
накладывать в «Макдоналдсе» жареный картофель на тарелки, —
правда, за минимальную плату. Он был дружелюбен к нам, этот
фараон, по сравнению с этими исполинами, этими громадными
сынами Енаковыми.
Проповедник выпрямляется, переставая изображать тех, о ком
говорит.
— И как поступают Моисей и его брат Аарон, услышав все это?
Тут, в Числах, в главе четырнадцатой, стихе пятом сказано: «И пали
Моисей и Аарон на лица свои пред всем собранием общества сынов
Израилевых». Они сдались. И сказали народу, народу, который по
велению Всевышнего должны были возглавлять, — они сказали:
«Может, вы и правы. Мы все испытали. Слишком долго мы шли из
Египта. Эта пустыня выше наших сил».
И Оссия — помните его, сына Навина, из колена Ефремова, он
был в числе двенадцати, кого вместе с Халебом отправили
высматривать землю Ханаанскую, — так вот Оссия, которого Моисей
назвал Иисусом, встал и сказал: «Подождите-ка. Подождите, братья. У
этих ханаинян земля хорошая. Не бойтесь народа земли сей, ибо он…»
И тут я снова иду по тексту: «Достанется нам на съедение:
защиты у них не стало, а с нами Господь: не бойтесь их»[14]. —
Торжественно, медленно проповедник повторяет: — «С нами Господь:
не бойтесь их». И как реагировали средние израильтяне, когда эти два
храбрых воина встали и сказали: «Пошли же. Не бойтесь этих
ханаинян»? И сказало все общество: «Побить их камнями»[15]. И они
набрали камней — были среди лежавших в пустыне довольно острые
и уродливые кремни — и уже приготовились размозжить головы и рты
Халебу и Иисусу, как вдруг произошло нечто удивительное. Позвольте
мне прочесть вам, чтó произошло: «Но слава Господня явилась в
скинии собрания всем сынам Израилевым. И сказал Господь Моисею:
„Доколе будет раздражать Меня народ сей? И доколе будет он не
верить Мне при всех знамениях, которые делал Я среди него?“»[16] А
знамением была Манна Небесная. Знамением была вода, брызнувшая
из скалы Хореба. Бесспорным знамением был голос, раздавшийся из
горящего куста. Знамениями были столбы облаков днем и огненные
столбы ночью. Знамения, знамения в течение всех суток — двадцать
четыре часа в день, как принято сейчас говорить.
А народ все равно не верил. Люди хотели вернуться в Египет, к
этому дружелюбному фараону. Они предпочитали иметь дело с
дьяволом, которого знали, а не с Богом, которого не знали. Они попрежнему питали слабость к золотому тельцу. Они не возражали снова
стать рабами. Они хотели забывать свои беды с помощью наркотиков и
разгула в субботние вечера. Добрый Господь сказал: «Доколе будет
раздражать Меня народ сей?» Это племя Израилево. И спросил
Господь Моисея и Аарона — просто, чтобы знать: «Доколе злому
обществу сему роптать на меня?»[17] И, не дожидаясь ответа, Сам
отвечает на вопрос. Господь, Он казнит всех, кто ходил высматривать
землю, кроме Халеба и Иисуса. А всем остальным, этому злому
обществу, он говорит: «А ваши трупы падут в пустыне сей»[18]. Он
приговаривает остальных — всех, кому исполнилось двадцать лет и
больше, всех, кто роптал против него, к сорока годам жизни в
пустыне… «и сыны ваши будут кочевать в пустыне сорок лет и будут
нести наказание за блудодейство ваше, доколе не погибнут все тела
ваши в пустыне»[19]. Только подумайте. Сорок лет и никакой
передышки, чтобы проявить себя добрым поведением. — И повторяет:
— Никакой передышки, чтобы проявить себя добрым поведением,
потому что вы были злым обществом.
Мужской голос из рядов паствы кричит:
— Верно, ваше преподобие! Злым!
— Никакой передышки, — продолжает христианский имам, —
потому что у вас недостало веры. Веры в силу Всемогущего Бога. Это
был ваш грех — я сейчас произнесу для вас раздельно это
замечательное старое слово: г-р-е-х: «и грехи отцов падут на детей в
третьем и четвертом коленах». Моисей пытается умилостивить его —
рупор взмолился к своему создателю. «Прости, умоляю тебя, —
говорит он в Библии, — грехи этого народа, ибо велико твое
прощение, как простил ты сей народ из Египта».
«Тому не будет прощения вовек, — отвечает Господь. — Устал я
прощать, как этого ждут от меня. Воздайте мне славу. Увидят трупы
отступивших от меня»[20].
Проповедник немного устало пригибается к аналою и кладет
локти на массивную святую книгу с золотым обрезом.
— Друзья мои, — вещает он, — вы понимаете, куда клонил
Моисей. Что было такого ужасного, что было такого… — и он с
улыбкой произносит: — гре-хов-но-го в том, чтобы пойти на
вражескую территорию, выяснить ситуацию, вернуться домой и
сделать честный осмотрительный доклад? А они распустили худую
молву. «Эти ханааниты и исполины крепко хранят молоко и мед.
Лучше нам туда не ходить». В этом чувствуется здравый смысл, верно?
«Не зли человека. В его руках и акции и облигации, у него есть кнут и
цепи, он владеет средствами произ-вод-ства».
Раздается несколько голосов:
— Верно. Разумно. Не зли человека.
— И чтобы настоять на своем, Господь насылает на них чуму и
моровую язву, и народ загоревал и решил — слишком поздно —
отправиться в горы и смело встретиться с ханаанитами, которые
теперь казались не такими уж и страшными, а Моисей, этот рупор
Господа, этот мудрый адвокат, стал им советовать: «Не ходите, ибо нет
среди вас Господа, чтобы не поразили вас враги ваши»[21]. Но эти
упорствовавшие в своих заблуждениях израильтяне все-таки пошли, и
что мы читаем в последнем стихе главы четырнадцатой? «И сошли
амаликитяне и ханааниты, живущие на горе той, и разбили их, и гнали
их до Хормы». А это долгий путь — «даже до Хормы». До Хормы
далеко.
Видите ли, друзья мои, Господь все-таки был с ними. Он давал им
шанс идти с ним во всей его славе, а они как поступили? Они не
решались. И они предали Его своей нерешительностью… своей
осторожностью, своей тру-со-стью… и Моисей с Аароном предали
Его, поддавшись влиянию народа и заколебавшись, как поступают
политики, узнав о результатах опроса, — а люди, производящие
опросы, и представители были и тогда, даже во времена Библии, — и
за это не дано им было войти в Землю обетованную, Моисей с
Аароном так и остались на той горе, с которой смотрели на землю
Ханаанскую, как дети, прильнувшие лицом к витрине кондитерского
магазина. Они не могли туда войти. Они были нечистыми. Они не
были достойны. Они не позволили Господу действовать через них. У
них были хорошие человеческие намерения, но они недостаточно
верили в Господа. А в Господа надо верить. Он говорит, что сотворит
невозможное, Он это сделает, не говорите Ему, что Он не может.
Ахмад обнаруживает, что взволнован вместе с остальной паствой,
а люди начали шевелиться и перешептываться, расслабляясь от
напряженного внимания, с каким они следили за каждым поворотом
проповеди, даже сидящие рядом с ним девочки с косичками завертели
головками, словно у них затекли шеи, а одна из них подняла глаза на
Ахмада и смотрит, как большеглазая собачка, раздумывая, стоит ли у
этого человеческого существа что-то попросить. Глазки ее блестят,
словно она глядит на сокровище, увиденное в нем.
— Вера, — произносит проповедник охрипшим голосом, который
слегка раздражает, как переслащенный кофе. — У них не было веры.
Поэтому они были злым обществом. Поэтому на израильтян и напала
чума и они потерпели позорное поражение в битве. Вот у Авраама,
отца племени, была вера, когда он занес нож, чтобы принести в жертву
своего единственного сына — Исаака. У Ионы была вера, когда он
сидел в животе кита. У Иисуса на кресте была вера — он спросил
Господа, почему Тот покинул его, а потом тут же повернулся к вору,
пригвожденному к кресту рядом с ним, и обещал этому человеку,
этому дурному человеку, этому «закоренелому преступнику», как
говорят социологи, что Он в тот же день встретит его в Раю. У
Мартина Лютера Кинга была вера в Вашингтонском торговом центре и
в том отеле в Мемфисе, где Джеймс Эрл Рэй предал мученической
смерти преподобного Кинга, а он отправился туда, чтобы поддержать
бастовавших рабочих-мусорщиков, ниже которых никого нет,
неприкасаемых, что убирают наш мусор. Роза Паркс верила в этот
автобус в Монтгомери, штат Алабама. — Тело проповедника
вываливается за аналой, становится выше, голос его меняется, когда
новая мысль приходит в голову. — Она заняла место в автобусе
впереди, — произносит он, словно ведя беседу. — А израильтяне
никогда этого не делают. Они боятся сидеть в автобусе впереди.
Господь сказал им: «Там она, сразу за шофером, земля Ханаанская, где
полно молока и меда, она ждет вас», а они сказали: «Нет, спасибо,
Господи, нам больше нравится сидеть в
