к гуру!» Я сказал, нет, извините, у меня другой путь. Я попробовал объяснить им, что наркотики – это плохо. Итальянка подняла свои тощие руки. «Смотри, у меня нет ничего. Больше не беспокоюсь. Я умру, стану ОМ».
Глава X
БЛУЖДАЮЩИЙ, ОЗАДАЧЕННЫЙ
В 5:30 утра я стал подниматься по длинному пути от Ришикеша по зеленым гималайским предгорьям. Меня приветствовали люди, рубившие лес, они спросили, куда я иду. Я сказал, в Нилаканда Махадева. Они посмеялись: «Через час ты вернешься назад, ПАРЕНЬ!» Нет, я иду вверх. Слушай, парень, если ты только не личный спутник Господа Шивы, то тебе лучше об этом и не думать. Я продолжал путь. Вскоре мой путь преградили поваленные деревья. Я свернул в сторону. Пришлось карабкаться по большим камням. Испугался. Удивился, неужели придется вернуться, как сказал тот человек. Наконец я добрался до места, где я мог отдохдуть, настолько вымотанным, что тут же заснул и проснулся только во второй половине дня. Ничего не ел. Встал и пошел дальше.
Наконец, я добрался до небольшой поляны, на указателе было написано Нилаканда Махадева, это указывало на место, где горный поток пролился на Шива-лингу. Возле этого были выстроены две деревянные хижины для паломников. Кроме леса, усыпанного скалами, круто поднимающегося вверх, не было заметно ничего другого. Я сел, чтобы медитировать. Вскоре на горы спустились темнота и холод. И я зашел в домик, где я поспал с перерывами. Я чувствовал присутствие большого количества духов.
Дневной свет осветил горные вершины. Я снова двинулся в путь, восходя все выше и выше по очень скалистой местности. Пройдя несколько километров, большой камень преградил мой путь. Поток камней обрушился в долину с этим валуном, и мне пришлось приложить много усилий, чтобы найти дорогу дальше. На другой стороне маленький мальчик и девочка, едва ли десяти лет, пасли небольшое стадо коз. Они были очень грязные, в ушах были странные сережки, казалось, сделанные из кожи. Когда они заметили меня, они побежали в мою сторону, крича и бросая камни.
В скале справа от меня зиял вход в пещеру. Я забрался внутрь, чтобы меня не задели камни. Пещера оказалась большой, и она освещалась костром, мерцавшим посреди пола. Перед огнем сидел бородатый йог, его жилистое тело было совершенно неподвижно в позе падмасаны, позе медитации. Его длинные седые волосы были спутаны и свернуты в большой пучок на верхушке головы. Ногти на пальцах отрасли даже длинней чем у Бала Йоги. Его старое жесткое лицо, освещенное оранжевым отблеском, было наклонено к огню, глаза неподвижные и широко раскрыты. Возле него лежала чинда (йоговские щипцы для вынимания раскаленных углей) и большая куча дров.
Дети не осмелились войти в пещеру. Я сел возле йога, но он меня не заметил. По его виду было понятно, что он в глубоком трансе. Я заметил маленький металлический сундучок, спрятанный в неглубокую нишу в стене пещеры. Через несколько минут сидения и молчания, мое любопытство одержало верх надо мной. Я подошел к суднучку, присел и открыл его. Там были только письма, около ста писем в конвертах. Просматривая эту стопку, я увидел некоторые из них датированы еще до объявления независимости Индии. Внизу были письма с марками 1880-х годов. Все были отправлены из Миирут, конверты адресованы Свами Трилокешварананде Йоги через почту Ришикеша. Самые старые письма начинались «Дорогой Шармаджи», более поздние «Уважаемый Свами Махараджа». Я посмотрел на йога, все еще застывшего в медитации. Кто этот Шармаджи? Неужели он здесь уже девяносто лет?
Закрыв сундук, я встал и немного прошелся. Пещера была размером примерно с кинотеатр. В конце она сужалась в нишу высотой в два человеческих роста. Наверху этой ниши был туннель, ведущий прямо вверх, в гору. Насколько далеко он простирался я не знаю, там была темнота, черная, как смоль.
Примерно через полчаса в пещеру вошла женщина, жительница гор. Она принесла грубую деревянную миску с козьим молоком. У нее были такие же серьги, как у детей. Я попробовал заговорить с ней, но она прервала меня холодным взглядом, а затем совсем не обращала на меня внимания. Она стояла на почтительном расстоянии от йога, глядя в пол, молча ожидая. Прошло несколько минут, пока он постепенно вышел из транса. Когда он поблагодарил ее, кивнув головой, она быстро подошла, поставив миску перед ним. Так же быстро она снова отошла обратно. Он вылил молоко в огонь и взял немного пепла из костра. Когда она забирала миску, она протянула правую руку, и йог уронил пепел в ее ладонь. Она поклонилась и поспешила уйти.
Я предложил пранаму и упал перед ним на колени. «Свамиджи…» — начал я. Он резко прервал меня. «Что ты делаешь здесь?»
«Я пришел к вам на даршан», сказал я смиренно.
«Что ты от меня хочешь?»
«Я всего лишь садхака. Я пришел в надежде научиться йоге у вас».
Он задрожал от раздражения. «Ты не учиться сюда пришел. Это не школа йоги. Почему ты не пошел вниз, в Ришикеш, там поселился бы в ашраме и научился упражнениям?»
«Я был там. Меня сюда отправили Мунишананда и Шанкарананда».
«Тьфу! Сколько раз я должен говорить этим дуракам, чтобы больше наверх никого не отправляли?»
«Пожалуйста, позвольте мне служить вам!»
«Как служить? Я смотрю в огонь. Для этого мне не требуется твоя помощь».
Я настаивал, отчаянно пытаясь не рассердить его. Я нисколько не сомневался, что если он меня проклянет, у меня будут большие проблемы. «Свамиджи, смилуйтесь надо мной. Мне нужны наставления в духовной жизни. Я пришел сюда из южной Индии. Пожалуйста, помогите мне».
«Какой садхане ты следуешь?»
«Я повторяю Вишну-сахасра-наму каждый день и…»
«Это не место для тех, кто повторяет имя Вишну» — сказал он в завершение.
«Но что вы делаете, научите меня».
«То, что делаю я, ты никогда не сможешь делать. Вы, люди, живете на пище. А мы живем на садхане».
«Но вы же можете научить меня жить на садхане».
Йоги покаччал головой и нахмурился. «Я не принимаю учеников. Но раз ты пришел, можешь остаться на одну ночь. Но не отвлекай меня. Я должен совершать свою медитацию». Он подбросил дров в огонь и сосредоточил на нем взгляд, больше не обращая на меня внимания.
Когда он сказал: «Вы, люди, живете на пище», я вспомнил, насколько я голоден. Я осмелился выглянуть наружу, дети уже ушли. Я нашел горную реку и наполнил свой живот его ледяной водой.
Примерно часа в два дня, та женщина вернулась, неся в двух мисках воду и муку. Она ждала, пока йог смешал муку и воду и замесил тесто, которое он разделил на два куска. Сплющив эти куски в лепешки между ладонями, он бросил их в огонь. Минуты две он дал им пошипеть, прежде чем достать почерневшие лепешки своей чиндой. Он встали прошел в конец пещеры. Разделив хлеб пополам, он бросил кусок в туннель, и прокричал: «Возьми это, Ма». Кусок обратно не упал.
Он снова сел перед огнум и еще раз разделил половину лепешки, которую все еще держал в руке, пополам. Он протянул мне одну половину. Другая лепешка просто сгорела в огне полностью. Мы поели, на вкус это было как кусок угля с клейкой серединой. Закончив, он вытер руки пеплом и знаком показал мне сделать то же самое. Затем, как и перед этим, он дал женщине немного пепла. Она собрала свои миски и ушла. Он молча подбросил дров в огонь и снова вошел в транс.
Снаружи стемнело. Я повторил Тысячу Имен Вишну и лег спать. Несколько раз я просыпался от каких-то непонятных звуков, возгласов и криков, раздававшихся снаружи, каждый раз я вскакивал, но не видел ничего, кроме йога, пристально смотрящего в огонь. Утром, когда я поднялся, он все еще сидел в медитации. Я пошел к реке, чтобы омыться, а когда вернулся, увидел молодого джентельмена, одетого в пиджак, рубашку, галстук и брюки, который шел пешком из Нилаканда Махадева. В руке у него был портфель.
Даже если бы я увидел самого Шиву, который идет по этой дороге, я бы не был удивлен больше. Застыв, я следил за ним, пока он не подошел ближе, спотыкаясь на камнях вокруг большого валуна. Он поздоровался со мной с улыбкой и я спросил его, что он делает в горах.
Набрав воздуха, он сказал: «Я приехал из Меерута, к Свами Трилокешварананде. Мне нужно немного пепла для моей матери. Она заболела. А что вы здесь делаете?»
Мы разговаривали и вошли внутрь пещеры. Йог еще не вышел из своего транса, поэтому я попытался разузнать как можно больше у этого джентельмена про него и про «Свамиджи». Но он не так много знал о йоге, кроме того, что тот был его дальним родственником. Было ясно, что его семья не так много рассказала ему, кроме того, что он должен принести пепел. Они и раньше посылали его с той же целью.
Пока мы шептались у огня, медитация йога прервалась. Прежде чем молодой человек успел сказать хоть слово, йог разгневался: «Снова ты! Я говорил тебе в прошлый раз больше не приходить сюда».
Упав к стопам йога, джентельмен встал перед ним не колени, склонив голову и молитвенно сложив руки. «Махарадж, смилуйтесь над нами. Мама заболела».
«Зачем вы продолжаете писать мне письма?». Йог бросил на меня взгляд. «Ты читал эти письма?»
Я слишком смутился, чтобы ответить.
«Ну конечно, ты читал эти письма!» — закричал йог. Внезапно как проворный и шаловливый мальчик, он подпрыгнул, загоготал и затряс головой в разные стороны, пока его волосы не растрепались. Большой пучок волос развернулся и накрыл его тело, достигнув колен. «Каждый, кто приходит сюда, читает мои письма» — выкрикнул он. «Больше нечего делать дуракам». Он повернулся к своему посетителю из Меерута, который в страхе попятился. «Ну на этот раз возьми побольше пепла, чтобы больше не пришлось приходить. И скажи своим, чтобы прекратили писанину».
Джентельмен благодарно кивнул и открыл свой портфель, вынимая оловянный контейнер. Йог схватил полные горсти пепла из очага и бесцеремонно высыпал их в контейнер, просыпав серый порошок пепла на одежду джентельмена. Когда контейнер наполнился с верхом, бедный парень закрыл его, снова положил в портфель и поклонившись снова, поспешно ретировался из пещеры.
Йог оживленно пошел в угол пещеры и взял посох (обожженную деревянную клюку). Он улыбнулся мне, как старому другу. «Давай пойдем пройдемся» — сказал он. «Я уже давно не был снаружи, представляешь».
Поразившись его внезапной смене настроения, я спросил – просто чтобы поддержать беседу – «А сколько дней прошло с тех пор, как вы выходили в последний раз?»
Он запрокинул голову и захохотал. «Дней? Ха!
