однако говорит, что этот Неизвестный, более чем познаваем. В этом необходимо разобраться. Вы не должны думать, что Бог непознаваем в том смысле, в котором это говорят Агностики. Мое знание о стуле, например, выражается словами, «он мне известен»; о том же, что находится за эфиром и существуют ли там люди, я «не знаю» и говорю, что мне «неизвестно» и «непознаваемо». В этом смысле слова «известен» и «неизвестен», «познаваем» и «непознаваем» – к Богу неприменимы: Он неизвестен, но больше, чем известен, и потому о Нем говорится, что Он не известен и не познаваем, не в том смысле, как о неизвестных и непознаваемых вещах. Наше знание о Боге гораздо больше, чем о каком-либо предмете, потому что только в Нем и через Него мы можем знать всякий предмет. Он истинная сущность знания, и вне, Его мы ничего знать не можем. Он, всемирный Я, сущность нашего «я», а мы не можем знать что-нибудь иначе, как в этом «я» и через это «я». Все мы знаем только в Брахмане и через Брахмана. Бог бесконечно ближе к нам, чем всякий предмет, и вместе с тем бесконечно выше. «Он неизвестен и не неизвестен, но бесконечно выше того и другого, и выше нашего «я». Кто мог бы жить хотя бы одну секунду; кто мог бы хотя бы секунду дышать, если бы Он, Благословенный, не наполнял Собой эту вселенную? – В Нем и через Него мы дышим, в Нем и через Него существуем». Это не значит, что Он где-то находится и заставляет обращаться мою кровь; но значит, что Он Сущность всего. Душа моей души. Никоим образом нельзя сказать, что мы Его знаем. Чтобы знать что-нибудь, его надо прежде всего объективировать, поставить, так сказать, вне себя. Вспоминая, например, какой-нибудь предмет или лицо, мы объективируем их, проектируя из себя. Всякое воспоминание, все вещи, которые я видел и знал, все картины или впечатления всех вещей находятся в моем уме, и, когда я стараюсь вспомнить их, первое мое действие состоит в проектировании их вовне. Но этого нельзя сделать относительно Бога, потому что Он самая сокровенная сущность нашей души, и мы не можем, так сказать, выделить Его из себя. Самые священные слова в Веданте следующие: «Он эссенция твоей души, Он – истина, Он – я. Ты – Тот, о Шветакету!» Это именно то. что разумеется под «Ты Тот». Вы не можете описать Бога какими-нибудь другими словами. Все усилия языка, называние Его Отцом, братом, или самым дорогим другом, – будет попыткой объективировать Его, и потому невозможны. Он вечный субъект всего. Я субъект этого стула, я вижу его; совершенно также Бог – Вечный субъект моей души. Как можете вы объективировать Его, сущность вашей души, Действительность всех вещей? Повторяю еще, Бог не познаваем к не непознаваем, но нечто бесконечно высшее и одно с вами. То, что одно с нами, – не познаваемо и не непознаваемо, но совершенно то же, что мое я, по отношению ко мне, или ваше я – по отношению к вам. Вы не можете знать ваше собственное я, не можете выделить его и сделать предметом, на который могли бы смотреть со стороны, так как не можете отделить себя от него. Оно и не непознаваемо, потому что вы не можете объективировать себя и, следовательно, не можете сказать, что оно непознаваемо. Но что вам, в сущности, более известно, чем вы сами? Бог – предмет нашего познания в этом же смысле. Таким образом, Бог ни известен, ни непознаваем, но бесконечно превосходит и то и другое: Он – сущность всего Я.
Итак, мы видим, во-первых, что в самом этом вопросе есть противоречие и, во-вторых, что идея Адвайты о единстве Бога предполагает указанный выше род единства, т.е., что мы не можем объективировать Его, так как живем и движемся в Нем, независимо от того, знаем ли это или нет. Все, что мы делаем, мы делаем в Нем и через Него.
Затем остается вопрос, что такое время, пространство и причинность? Слово «Адвайта» обозначает полное отсутствие двойственности, т.е. что есть только одно, а не два. Предполагается, что есть Абсолют, проявляющийся – через время, пространство и причинность – как многое. Могло бы поэтому казаться, что существует два: Абсолют и майя, или совокупность времени, пространства и причинности. Положение, что существуют эти два, кажется неопровержимым. Но Адвайта отвечает, что их нельзя называть двумя. Во-первых, о времени, пространстве и причинности нельзя сказать, что они имеют независимое существование. Время безусловно зависимо, – оно изменяется от состояния нашего ума. Иногда, во время одного сна человек воображает, что прожил несколько лет; в другое время месяцы пролетают как секунды. Итак, время вполне зависит от умственного состояния. Затем идея о времени иногда совсем исчезает, а потом возвращается. То же самое и с пространством; мы не можем сказать, что оно такое. Оно недоступно определению и не может оставаться отдельно от всего прочего. То же и относительно причинности. Во всех их, – времени, пространстве и причинности – мы находим одну особенность, именно, что они не могут существовать отдельно от остальных вещей. Попробуйте думать о пространстве, которое не имеет ни цвета, ни границ, и никакой связи с вещами, в нем находящимися, о чисто-отвлеченном пространстве. Вы не в состоянии этого сделать. Вы принуждены представлять его между двумя границами или между тремя предметами. Чтобы иметь какое-либо существование, оно должно быть связано с каким-нибудь другим предметом. То же с временем. Нет такой вещи, как идея об отвлеченном времени; мы должны иметь два обстоятельства: одно – предшествующее и одно последующее, и связать их идеей времени. Время зависит от двух последовательных обстоятельств, также как пространство всегда зависит от двух внешних и одновременно существующих предметов. Идея причинности, в свою очередь, требует как времени, так и пространства. Особенность всех трех, что они не имеют независимого существования, не имеют даже такого существования, как стул или стена. Они окружают все, но не имеют реального существования. Это тени, которые нельзя схватить; и все же нельзя сказать, что они не существуют, так как мы видим, что только при посредстве их все в этой вселенной проявляется, и только соединение их трех производит все разнообразные формы. Они подобны теням, сопровождающим все вещи. Их можно сравнить также с волнами. Волна тот же океан, и тем не менее мы знаем, что она волна и отличается от океана. Что же делает эту разницу? – Имя и форма; идея в уме и форма вводе. Можем ли мы думать о форме волны, как о чем-то отдельном от океана? – Конечно, нет. Идея о ней всегда связана с идеей об океане. Когда волна улеглась, форма исчезает, и все же эта форма не была иллюзией. Пока существует волна, форма также существует, и вы не можете не видеть ее. Это – майя. Вся вселенная есть, так сказать, особая форма в океане Абсолютного: и вы, и я, солнце и звезды, и все – не что иное, как множество разных волн в этом океане. Но что отличает одну волну от другой? Только форма. Форма же – это время, пространство и причинность. Они постоянно ставят преграды на нашем пути, а мы стараемся освободиться от них. Обратите внимание на теорию эволюции. Какие в ней два фактора? – С одной стороны – огромная потенциальная сила стремится запечатлеть себя, а с другой – окружающие условия удерживают ее и не позволяют отпечатываться. В целях борьбы с окружающим, эта сила постоянно создает новые тела. Маленькая амеба принимает в этой борьбе другую форму и побеждает некоторые препятствия, затем вырабатывает другие тела и преодолевает другие препятствия, до тех пор, пока не станет человеком. Если мы доведем эту последовательность до конца, то придем к заключению, что должно наступить время, когда та сила, что сперва была в амебе и потом постепенно раздваивалась, победит все препятствия, которые ей ставит природа, и освободиться от всего ее окружающего. Эту идею метафизика выразила бы так: каждое действие имеет две составные части, одна – субъект и другая – объект. Например, я чувствую себя несчастным, потому что другой человек бранит меня. Здесь обе эти части. Но в чем состоит стремление всей моей жизни? Сделать себя настолько сильным, чтобы победить воздействие на меня окружающего, так чтобы меня могли поносить, а я не чувствовал этого. В этом заключается способ, которым мы стараемся победить. А что такое нравственность? – Придание субъекту силы противостоять искушениям. Таким образом, если верно, как говорит ваша наука, что человеческое тело станет со временем приспособлено к окружающему, то из этого логически вытекает заключение, что настанет время, когда душа победит все ее окружающее и достигнет Абсолютного, так как природа конечна. Это то, чему учит Адвайта.
Нам остается еще выяснить, откуда мы знаем, что природа конечна? Это можно узнать только путем метафизики. Природа это Бесконечность, Абсолют, проявленный в пределах нас окружающего, и потому она ограничена, а следовательно – и конечна. Значит, должно наступить время, когда мы победим ее. Как же достигнуть этой победы? Изменить условия объективного окружающего мы не можем; надо очевидно найти другой способ. Посмотрим же, что делает, например, в подобном случае маленькая рыба, когда хочет убежать от своих врагов, находящихся в воде. Как она достигает победы над окружающими ее опасностями? Улетая в воздух и становясь птицей. Рыба ничего не изменяет ни в воде, ни в воздухе; изменение происходит только в ней самой. Изменение всегда субъективно, и победа над природой во всех областях эволюции достигается изменением в самом субъекте. Применяя это к религии и нравственности, найдем, что победа над злом достигается также изменениями субъекта, В субъективной, стороне человека система Адвайта и черпает свою силу. Толковать о зле и несчастье бессмыслица, потому что они не существуют вне нас. Если я не чувствителен к гневу, он никогда не овладеет мной; если недоступен ненависти, никогда ее не почувствую. Это процесс, которым достигается победа посредством субъективной стороны, совершенствованием самого субъекта. Таким образом, Адвайта – единственная религия, которая согласуется с новейшими исследованиями, как в физической, так и в нравственной областях, и даже несколько опережает их, и вот почему она имеет такое сильное влияние на умы современной науки. Ученые исследователи находят, что старые дуалистические теории для них недостаточны, что они не удовлетворяют требованиям
