сказать, что в исследовании принципов Индусские мыслители были также смелы, а в некоторых случаях и гораздо смелее, чем новейшие. Отыскивая принципы, они пришли к некоторым обобщениям, более широким, чем те, к каким приходили, как до них, так и после. Скажу больше – у них есть некоторые теории, к которым новейшая наука еще должна прийти и, может быть, даже, не как к строго обоснованным теориям, а только как к гипотезам. Например, они не только выработали в общих чертах теорию эфира, но пошли дальше и нашли, что ум не что иное как более тонкий эфир, а затем открыли эфир еще более тонкий. Все это, однако, не разрешало вопроса, что такое мы и что такое окружающий нас мир. На этот вопрос теперь обыкновенно отвечают: наше знакомство с миром и нами самими только что начинается; подождем несколько тысячелетий, и вопрос будет разрешен. – Нет, говорит Ведантист, никакое познание внешнего мира никогда не даст ответа на этот вопрос. Разум ограничен, а за его пределы перейти невозможно. Человеческий разум не может отрешиться от понятий времени, пространства и/закона причинности. Как ни один человек не может выйти из своей кожи, так никто не может выйти за пределы, определенные для него и всех нас законами времени и пространства. Всякая попытка разрешить вопрос о причинности, времени и пространства бесполезна, потому что сам вопрос уже заключает в себе признание существования этих трех, а это совсем не доказано. Что же говорит о существовании мира Веданта? Она говорит, что этот мир не имеет существования безусловного, но существует относительно, существует по отношению к моему уму, вашему уму и умам всех остальных существ. Мы воспринимаем этот мир посредством наших пяти чувств, а если б у нас было еще шестое чувство, мир представлялся бы нам чем-то совсем другим; если бы было еще новое чувство, он казался бы нам опять другим и т.д. Поэтому мир не имеет существования, т.е. существования неизменного, вечного, независимого от способов его восприятия. Нельзя, однако, сказать, что он вовсе не существует, так как мы его видим, ощущаем, живем в нем и действуем на него и посредством его. Поэтому, вселенная, как мы ее воспринимаем, и существует и не существует. Явное противоречие.
Переходя от отвлеченных вопросов к обыкновенным повседневным мелочам нашей жизни, мы видим, что и вся наша жизнь сплошь состоит из противоречий, из смешения существований и несуществований. То же противоречие и в нашем знании. Кажется, что человек может узнать все, если только как следует захочет. Но раньше, чем сделает несколько шагов, он встречает несокрушимую стену, через которую проникнуть не может, видит, что все его действия заключаются внутри круга, из которого выйти невозможно. Даже в вопросах наиболее близких и дорогих для него, которые день и ночь тревожат его и требуют разрешения, он оказывается бессильным, потому что не может подняться выше уровня своего разума; и, хотя желание достигнуть этого крепко заложено в нас, мы знаем, что лучшее, что мы можем сделать, – это сдерживать и останавливать себя в этом стремлении. Всякое побуждение нашего сердца постоянно влечет нас к эгоистичным поступкам, и в то же время какая-то высшая сила предупреждает нас, что хорошо только бескорыстие. Каждый ребенок родится оптимистом. Ему снятся золотые сны. В юности его оптимизм еще усиливается. Молодой человек с трудом верит, что существуют такие вещи, как упадок сил, разрушение, смерть. Увы, приходит старость, и жизнь обращается в груду развалин. Грезы разлетаются, и старик становится пессимистом. Так переходим мы от одной крайности к другой, получая постоянно безжалостные толчки судьбы, не зная, куда она ведет нас и не замечая, что мы рабы ее. Это напоминает мне знаменитую песню в Лалита Вистара, биографии Будды. Будда родился, говорится в этой книге, чтобы спасти человечество, но среди роскоши дворца забыл о своем посланничестве. Чтобы пробудить в нем воспоминание, явились ангелы и спели ему песню, припев которой был: «Мы плывем по реке существования, которая есть постоянное изменение, не имеющее ни остановки, ни отдыха». Такова жизнь всех нас, идущих все вперед и вперед, не зная передышки. Что же нам делать? Человек, у которого вдоволь еды и питья – оптимист. Он просит не говорить ему о нищете; она его пугает. Не говорите ему о горестях и страданиях мира. Идите к нему и скажите, что все прекрасно. «Да», скажет он, – я обеспечен: посмотрите на меня – у меня хороший дом, я не думаю ни о холоде, ни о голоде. Не рисуйте же мне этих ужасных картин. Если есть другие, которые умирают от холода и голода, идите к ним и проповедуйте им, что это в порядке вещей». Но вот другой человек, ужасно страдавший в жизни. Он не хочет и слышать о чем-нибудь хорошем, о чем-нибудь прекрасном и радостном. «Пугайте всех», говорит он. «Почему другие будут смеяться, когда я плачу? Я должен заставить всех плакать вместе со мной, так как я несчастен, и единственно, что меня может утешить, это что и все другие тоже несчастны».
Так мы совершаем наш путь среди оптимизма и пессимизма. Затем есть еще ужасная вещь – смерть. Весь мир идет к смерти. Все умирает. Все наши успехи, все, чем мы гордимся, – наши реформы, наша роскошь, наше богатство, наши науки; все имеет один конец – смерть. Что все кончается смертью, в этом никто не сомневается. Города возникают и исчезают, государства создаются, процветают и распадаются, планеты разрываются и рассыпаются в пыль, уносимую атмосферами других планет. Это продолжается с безначальных времен. А где же конец? – Конец всего – смерть. Смерть – конец жизни, красоты. богатства, могущества и добродетели. Умирают святые, умирают и грешники; умирают короли, умирают и нищие Все идут к смерти, и все-таки продолжается эта ужасная привязанность к жизни: мы не можем отделаться от нее. Это майя.
Мать заботливо взращивает дитя. Вся ее душа, вся жизнь в этом ребенке. Ребенок растет и из него выходит грубое животное, которое каждый день бьет свою мать; но ее привязанность к нему не ослабевает, а когда разум, наконец, пробуждается в ней, она подавляет его мыслью о любви. Мало она думает о том, что это совсем не любовь, а нечто другое, овладевшее ее нервами, какие-то путы, которые, как бы ни старалась, она не может стряхнуть с себя. – И это майя.
Все мы стараемся добыть золотое руно. Каждый думает, что именно он овладеет им: но как мало его в мире! Всякий разумный человек видит, что его шансы добыть это руно очень слабы, что вероятность не более одной двадцатимиллионной, и все-таки никто не может удержаться от борьбы за него, хотя большинство никогда ничего не достигает, это тоже майя.
Смерть день и ночь ходит крадучись по земле, а мы думаем, что будем жить вечно. Однажды спросили царя Юдистхиру, какая самая удивительная вещь в мире? И царь отвечал: «Всякий день вокруг нас умирают люди, а каждый думает, что он никогда не умрет». Опять майя, – страшное противоречие в нашем уме, нашем знании, нашей жизни и во всем нас окружающем. – Везде это ужасное противоречие; удовольствие, следующее за страданием, и страдание – за удовольствием.
Появляется реформатор и хочет устранить существующее зло. Но прежде чем он устранит небольшую его часть в одном месте, в двадцать тысяч раз больше зла окажется в другом. Старый дом разваливается; поправляйте одну его стену, разрушение распространится на другую. Наши проповедники в Индии восстают против бедствий, приносимых индусским женщинам обязательным вдовством, а на Западе величайшим несчастием для женщины считается невыход замуж. Помогайте вдовам в одной стране, потому что они несчастны; помогайте не вышедшим замуж в другой, – они тоже несчастны. Это похоже на застарелый ревматизм: если вы прогоните его из головы, он перейдет в спину, выгоните из спины – бросится в ноги. Одни люди становятся богаче других, и положение в обществе, образованность и культура делаются их достоянием. Знание, также обширное и великое, культура, такая прекрасная, переходят в руки немногих избранных. Страшно подумать! Являются реформаторы и делят все поровну. Если на время массы и станут от этого несколько счастливее в смысле физического благосостояния, то с дальнейшим ростом культуры это физическое счастье опять исчезнет. Малейшая частица счастья, которым мы наслаждаемся, причиняет где-нибудь в другом месте равное количество несчастья. Молодой человек может не замечать этого, но для того, кто пожил довольно долго и достаточно упорно боролся, это ясно. Таково действительное положение вещей. И это майя.
Такое положение оказывается постоянно везде и во всем, и найти разрешение вопроса, «зачем это так?» – невозможно. На этот вопрос нельзя ответить, потому что невозможно его логически формулировать. В нем нет ни как, ни почему. Мы не можем остановиться на нем достаточно долго, чтобы ответить на него: не можем ни на один момент удержать его, он ежеминутно ускользает от нас. Мы похожи на слепую машину. Что же нам делать? Можно стараться воздержаться от бескорыстия, от стремления приносить добро ближним; но даже и в этом мы делаем только то, что вынуждены; не можем поступать по произволу. В настоящую минуту я должен стоять пред вами и читать вам лекцию, а вы принуждены сидеть и слушать; не делать этого мы не можем. Затем вы пойдете домой; одни с мыслью, что чему-то научились, другие – что слушали человека болтавшего вздор; я тоже уйду, думая, что учил вас. И это – майя.
Итак, Майя – это утверждение существующих фактов этой вселенной и ее деятельности, и их страшного, неразрешимого противоречия. Люди обыкновенно пугаются, когда им говорят это о них, но мы должны быть смелее; скрывать факты не значит найти лекарство. Заяц, преследуемый собаками, прячет голову в землю и считает себя в безопасности, и мы, думая найти убежище в оптимизме или пессимизме, похожи на этого зайца. Но это не лекарство.
Против теории майи существуют возражения, исходящие, как вы увидите, от тех, кто пользуется от жизни большей частью благ. Здесь, в Англии, трудно быть пессимистом, и все говорят, что мир удивительно совершенствуется. Но для каждого из нас мир таков, каковы мы сами. Говорят, что Христианство самая лучшая религия и в доказательство указывают на удивительное богатство христианских наций. Но это плохое доказательство. Ведь, богатство этих наций основано на несчастье других народов, на ограблении их; и, если бы оно зависело от религии, то
