почвы, был прежде в маленьком семечке, в котором и заключалась вся масса энергии баньяна. Самый гигантский ум, какой только мы знаем, мог лежать свернутым в клетке протоплазмы; почему же там не могла быть и бесконечная энергия? Мы знаем, что это так. Это может казаться парадоксом, но это верно. Все мы произошли от клетки протоплазмы, и все маленькие силы, какие у нас есть, были свернутыми там, Вы не можете сказать, что они добыты из пищи, потому что, какую бы высокую гору вы ни нагромоздили из пищи, никакой силы из нее не выйдет. Энергия была в клетке, в потенциальном состоянии, но все же была, также как и бесконечная Сила в душе человека, хотя бы он и никогда не знал о ней, Вопрос только в том, чтобы сознать ее. Этот бесконечный гигант как бы медленно поднимается, просыпается и начинает сознавать свою силу; и по мере того, как он сознает ее, его оковы ломаются, цепи с треском распадаются, и наступает день, когда бесконечное сознание возвращается к нему, и он встает во весь свой гигантский рост, полный силы и мудрости. Будем же все помогать наступлению этого дня.
Практическая Веданта
Часть IV
До сих пор мы рассматривали, главным образом, понятия общие, мировые; сегодня я постараюсь познакомить вас с идеями Веданты об отношении к этим понятиям понятий частных.
Мы уже видели, что в более ранних дуалистических формах учений Вед встречается подробное описание личной души, особой для каждого существа. Много теорий создалось относительно этой души, отдельной для каждого индивидуума; но главный спор происходил между древними буддистами и ведантистами, из которых последние верили в существование такой самостоятельной души, первые же решительно это отвергали. Подобный же спор, как я упоминал вам раньше, был в Европе относительно субстанции и свойств; одна сторона находила, что позади различаемых нами свойств есть нечто, существующее от них независимо, называемое субстанцией, относительно которой свойство есть нечто придаточное; другая – отрицала существование такой субстанции как совершенно ненужной, так как свойства могут быть предполагаемы сами по себе. Наиболее древняя идея о душе основана, без сомнения, на самотождественности, на том, что мое я вчера было тем же, что мое я сегодня, и мое я сегодня будет тем же я завтра; что, несмотря на все изменения, какие могут произойти в моем теле, я все-таки верю, что я тот же самый. Это, по-видимому, главный аргумент у тех, кто верит в ограниченную, но тем не менее совершенно цельную индивидуальную душу.
Древние Буддисты отвергают необходимость такого допущения. Они выставляют аргумент, что все, что мы знаем, и все, что можем знать, – это изменения. Допущение неизменяющейся и не могущей изменяться субстанции излишне; и затем, говорят они, если бы даже действительно существовало такое неизменное основание, мы никогда не были бы в состоянии ни познать его, в каком бы то ни было смысле слова, ни составить о нем какое-либо понятие. То же разногласие вы найдете в настоящее время в Европе, между верующими и идеалистами, с одной стороны, и новейшими позитивистами и агностиками – с другой. Одни – представителем которых был Герберт Спенсер – верят, что есть нечто неизменяющееся, что мы схватываем как бы проблеск чего-то неизменного. Другие – новейшие последователи Конта и агностики – не признают этого. Те из вас, кто интересовался несколько лет назад полемикой между Гаррисоном и Гербертом Спенсером, могли видеть то же самое старое разногласие: одна партия стоит за субстанцию позади изменяющегося; другая – отвергает необходимость такого допущения. Одни говорят, что мы не можем представить себе изменения, не представляя в то же время чего-нибудь неизменяющегося; другие утверждают, что последнее совсем не нужно; что мы способны понимать только изменяющееся, неизменяющегося же не можем ни знать, ни чувствовать.
Этот важный вопрос не был разрешен в самые древние времена в Индии, потому что, как мы видели, допущение субстанции, стоящей позади свойств, но которая не есть свойства, никогда нельзя было доказать; да не могло быть доказано и то, что Я – нечто постоянное, ни на основании памяти, ни тожественностью Я, т.е., что Я – тот же, что был вчера, потому что я помню, чем я тогда был. Другие, обыкновенно выставляемые, софизмы – простое заблуждение. Например, кто-нибудь может взять ряд фраз, вроде: «Я делаю», «Я иду», «Я сплю», «Я двигаю» и т.д. и утверждать, что делание, ходьба, сон и т.д. суть изменения, но я остается неизменяющимся и, как таковое, есть нечто постоянное, само по себе индивидуальное; все же изменения происходят только с телом. Такое заключение, хотя по-видимому очень убедительное и ясное, основано просто на игре слов. Я и делание, ходьба, сон могут быть отдельными на бумаге, но никто не разделит их в своем уме.
Когда я думаю о себе, как об идущем, или работающем, я не отделяю себя в представлении от ходьбы или работы: я и мои действия сливаются, а не составляют разных вещей. Таким образом, этот аргумент не особенно строг. Другой аргумент – память, также не убедителен. Если тождество моей личности я основываю на памяти, то ведь, выйдет, что когда я делал что-нибудь забытое мною, то это был уже не я. А мы знаем, что при известных условиях многие забывают все свое прошлое: в случаях же сумасшествия, человек часто считает себя каким-нибудь животным, или даже стеклянною вещью. Если бы существование такого человека зависело от памяти, то, значит, он был животным или стеклом. Но так как это неверно, то, очевидно, мы не можем строить тождество своей личности на таком шатком аргументе, как память. К какому же заключению остается придти? – К тому, что тождество души, отдельной, но полной и сплошной, нельзя установить независимо от свойств, нельзя признавать ограниченного существования, к которому лишь придан пучек свойств.
Мнение древних Буддистов, что мы не знаем и не можем знать ничего позади видимых свойств, кажется основательнее. Согласно ему, душа есть совокупность свойств, называемых ощущениями и чувствами. Сумма этих свойств и есть то, что называют душою, и она постоянно меняется. Теория Адвайты о душе примиряет обе стороны.
Положение адвайтистов состоит в том, что мы не можем мыслить субстанцию отдельно от свойств, не можем также мыслить в одно и то же время изменение и неизменение. Субстанция и качества не две разные вещи: но то, что мы называем субстанцией, есть в то же время и то, что называется качеством. Неизменяемая субстанция вселенной то же, что и наша изменяемая вселенная. Неизменяемое лишь кажется изменяемым. Нумен не нечто отличное от феномена; но он стал только феноменом. Есть душа, которая не изменяется, а то, что мы называем чувствами, восприятиями и даже телом, все это – та же самая душа, и мы воспринимаем только одно. Мы привыкли думать, что имеем тела, души и т.д.; но в действительности у нас есть только одно. Когда я думаю о себе, как о теле, я только тело; а когда думаю о себе, как о душе, тело исчезает, и восприятия тела не остается. Никто не может воспринимать свое Я без того, чтобы восприятие тела не исчезло; никто не может достичь восприятия субстанции, без исчезновения восприятия свойств.
Старый пример Адвайты, – веревка, принимаемая за змею, – может быть приведен и здесь, для лучшего уяснения нашей мысли. Когда человек считает веревку змеей, веревка для него не существует, а когда узнает, что это веревка, змея исчезает, и остается веревка.
Наши идеи о двойном и тройном существовании получались путем анализа, а затем были записаны в книги, и мы читали или слушали о них до тех пор, пока в нас не укоренилось заблуждение, что мы имеем двойное восприятие, души и тела. На самом деле, его никогда не было. Воспринимать в данное время можно или душу, или тело. Это не требует дальнейших доказательств, и вы сами можете это проверить на себе.
Попробуйте думать о себе, как о душе, как о чем-то, не имеющем тела. Вы увидите, что это почти невозможно; но те немногие, которым это удается, знают, что в то время, когда их я представляется им как душа, у них не бывает никакой идеи о теле. Вы, может быть, встречали людей, находившихся под влиянием гипноза или, вследствие истерии, в особенном состоянии сознания. Из их рассказов о том, что они испытывали, вы могли видеть, что в то время, когда они воспринимали что-нибудь внутреннее, внешнее для них исчезало. Это показывает, что все, что существует, одно; что одно проявляется в разных формах и что отношение всех этих различных форм друг к Другу то же, что между причиной и следствием. Отношение между причиной и следствием то, что причина становится следствием, следствие причиной и т.д. Причина как бы исчезает, и на ее месте остается следствие. Если душа – причина тела, то душа как бы исчезает на некоторое время, и остается тело, а когда тело исчезает – остается душа. Эта теория давала бы буддистам удобные аргументы против допущения дуалистами тела и души, так как она опровергает положение дуализма, показывая, что субстанция и качество – одно и то же, принимающее только различные формы.
Мы видели также, что идея о неизменяемости может относиться только к целому, но никоим образом не к части. Понятие о части вытекает из понятия об изменении и движении. Что-нибудь ограниченное мы можем понимать и знать потому, что оно изменяемо; целое же должно быть неизменяемо, потому что кроме него нет ничего другого, а изменение может быть только по отношению к чему-нибудь, что сравнительно постоянно, или неизменно.
Итак, согласно Адвайте, идея о мировой душе, – всеобщей, неизменяемой и бессмертной, – может быть вполне доказана. Затруднение может быть только относительно частной (души). Что же остается от старых дуалистических теорий, через которые все мы должны были пройти и которые имели над нами такую власть, – от теорий о маленьких отдельных индивидуальных душах? Мы знаем теперь, что мы бессмертны в целом, но беда в том, что нам хотелось бы быть бессмертными в отдельности. Мы видели, что мы бесконечны и что в именно этом и состоит наша индивидуальность. Но мы так сильно желаем сделать индивидуальными наши маленькие души. Чем же они становятся, когда ежедневный опыт нам показывает, что эти маленькие души индивидуальны, но с оговоркою, что они – индивидуальности постоянно растущие. Они те же и не те же. Вчерашний я тот же, что и
