заботится о нас, снабжая нас лишь спелыми плодами».
Один писатель в английском журнале пишет: «Бессознательный ум сообщает нашему сознанию, что ум готов работать, бодр, полон идей». «Основой наших суждений является иногда знание, настолько удалённое от сознания, что мы не можем осветить его лучами этого последнего». «Человеческий ум включает бессознательную часть; бессознательные процессы, совершающиеся в этой части, являются ближайшими причинами сознания; б`ольшая часть человеческий интуитивных деяний представляют результат бессознательной причины; истинность этих положений так ясно вытекает из обыденных фактов умственной жизни, так близка к области очевидного, что удивительно, каким образом дедукция не предупредила индукции при рассмотрении этих фактов». «Наше поведение подчиняется влиянию бессознательных предпосылок относительно общественного и интеллектуального положения нас самих и нашего собеседника. В обществе мы бессознательно держим себя иначе, чем в семейном кругу. При занятии нами более высокого положения всё наше поведение незаметно и бессознательно меняется сообразно с ним.»
Скотфилд добавляет к последней мысли цитируемого нами автора следующее: «Это верно, хотя и в меньшей степени, также относительно разных стилей и видов одежды и окружающей обстановки. Мы совершенно бессознательно меняем наше поведение, осанку и облик сообразно с обстоятельствами».
Енсен пишет: «Когда мы всеми силами ума размышляем о чём-нибудь, мы можем впасть в состояние полной бессознательности, в течение которого мы забываем не только внешний мир, но и не знаем ничего про себя самих и про мысли, возникающие в нас некоторое время спустя. Мы тогда внезапно пробуждаемся, как ото сна, и обыкновенно в эту же самую минуту результаты наших размышлений выявляются отчётливо в нашем сознании, тогда как мы и не знаем, как мы их выработали».
Баском говорит: «Совершенно необъяснимо, каким образом посылки, лежащие в подсознании, могут поддерживать доводы в сознании; как может ум намеренно подхватить мыслительный процесс в продвинутой стадии, не быв посвящён в его первоначальные шаги».
Гамильтон и другие писатели сравнивали деятельность ума с тем, что происходит с рядом биллиардных шаров, если ударить первый из них. Импульс в таком случае передаётся всему ряду, но в результате этого действительно приходит в движение лишь последний шар; остальные остаются неподвижными. Последний шар изображает сознательную мысль, другие же — стадии бессознательного мышления.
Льюис пишет, ссылаясь на этот пример: «Гамильтон утверждает, что нечто подобное нередко происходит с последовательным рядом мыслей, причём одна мысль тотчас же вызывает в сознании другую, и этот толчок передаётся другим мыслям, которые сами, однако не всплывают в сознании. Тот факт, что мы не сознаём процесса образования групп, а лишь уже образовавшуюся группу, может пролить свет на существование бессознательных суждений, бессознательных умозаключений и бессознательной регистрации опыта».
Многие писатели описывали процесс постепенного выявления в поле сознания бессознательного мышления и сопровождающее его неприятное состояние. Интересно и поучительно привести несколько примеров.
Модсли говорит: «Удивительно, какое неприятное состояние может породить смутное чувство, что что-то должно быть сделано или сказано, что нельзя никаким образом вспомнить. Утраченная идея силится войти в сознание, и чувствуется облегчение, как только мысль ворвётся в область его».
Оливер Вендел Холмс сказал: «Некоторые мысли никогда не всплывают в сознании; между тем влияние их чувствуется среди воспринимаемых нами мысленных течений, подобно тому, как невидимые планеты управляют движениями известных планет». Тот же писатель замечает: «Мне рассказывали про одного дельца в Бостоне, что он однажды долгое время размышлял над одним важным вопросом и наконец отказался заниматься им дальше, считая его слишком трудным для себя. Но он чувствовал такое тревожное состояние ума, что боялся, что ему грозит припадок эпилепсии. Несколько часов спустя естественное разрешение вопроса само представилось ему, будучи выработано, как он полагал, в этот тревожный промежуток времени».
Доктор Скотфилд отмечает несколько примеров этого рода деятельности бессознательных плоскостей ума. Мы упоминаем лишь два случая, особенно интересных и доказательных:
«В прошлом году, рассказывает доктор Скотфилд, я ехал в Phillmore Gardens, с тем, чтобы передать некоторые письма моему приятелю. По дороге смутное беспокойство овладело мной, и какой-то голос как бы сказал: »Сомневаюсь, чтоб у тебя были эти письма«. Сознательный рассудок запротестовал, сказав: »Конечно, письма у тебя; ты сам вынул их из ящика«. Смутное чувство не было удовлетворено, но не знало, что ответить. По приезде писем не оказалось в моих карманах. По возвращении домой я нашёл их в передней на столе, куда положил их на минуту, пока надевал перчатки».
«На днях мне надо было навестить пациента, живущего в Фолкстоне, на Шекспировской террасе. Я приехал очень поздно и не остался у пациента, а отправился в павильон переночевать; ночь была тёмная и дождливая. На следующее утро в одиннадцать часов я пошёл пешком искать дом, где жил пациент; я знал, в каком направлении он находится, но никогда ещё не ходил пешком в ту сторону. Я пошёл по главной улице, и пройдя известный поворот, начал чувствовать некоторое беспокойство в сознании, подсказывавшем мне, что я прошёл террасу. Осведомившись о дороге, я убедился, что так и было; и поворот тот и был тем местом, где началось беспокойство. Предыдущая ночь была совершенно тёмная и очень ненастная, и виденное мною из закрытого экипажа совершенно бессознательно запечатлелось в моём уме».
Профессор Кирхнер говорит: «Наше сознание может ясно усвоить лишь одну мысль сразу. Все другие мысли временно несколько тускнеют. Они в действительности существуют, но лишь потенциально для сознания, то есть они блуждают, так сказать, на нашем горизонте или за порогом сознания. Факт внезапного возвращения в сознание прежних мыслей объясняется просто тем, что они имеют длительное психическое существование; внимание иногда намеренно или ненамеренно отвлекается от настоящего, и таким образом появление прежних мыслей становится возможным».
Оливер Вендел Холмс говорит: «Различные наши мысли являются как бы ступенями; мы не знаем, как мы переходим с одной на другую; что-то переносит нас. Мы (наши сознательные «я») не ступаем на следующую ступень. Созидающий и животворящий дух, живущий внутри нас, хотя он и не от нас, всюду познаётся в реальной жизни. Он приходит к нам в виде голоса, требующего, чтобы его слушали; он говорит нам, во что мы должны верить; он слагает наши фразы, и мы удивляемся этому пришельцу, избирающему своё местожительство в нашем уме».
Гальтон говорит: «Я хотел показать, как целые умственные процессы, выпавшие из обыкновенного сознания, могут быть снова извлечены на свет».
Монтгомери говорит: «Мы постоянно знаем, что всплывают чувства, не вызванные предыдущим умственным состоянием, являясь непосредственно из тёмного лона бессознательности. Все наши наиболее яркие чувства появляются таким мистическим путём. Внезапно ощущение присутствия чего-то нового, неожиданного, непрошенного вторгается в наше сознание. Какая-то неисповедимая сила заставляет его подняться и явиться в уме, как составная его часть. Если приходится предположить подобную явную зависимость от бессознательных сил по отношению к наиболее ярким фактам нашей умственной жизни, то тем более необходимо признать существование подобной основы для тех бледных отживших образов прежних ощущений, которые в такой значительной мере способствуют образованию нашего сложного умственного облика».
Сэр Бенджамин Броуди говорит: «Мне часто случалось нагромождать целую гору фактов и ощущать невозможность идти дальше. Спустя некоторое время неясность и путаница исчезали; факты распределялись по местам, хотя я сознательно не сделал никакого усилия в этом направлении».
Вундт говорит: «Традиционное воззрение, что сознание составляет всё поле внутренней жизни, не может быть принято. В сознании психические акты очень разнятся между собой, и самонаблюдение естественно приводит к единству в психологии. Но действующее начало этого единства находится вне сознания, которому известны лишь результаты работы, совершаемой в неведомой лаборатории, за пределами его. Внезапно рождается новая мысль. Конечный анализ психических процессов доказывает, что область бессознательности является местом действий самых важных умственных явлений. Сознательное всегда обусловливается бессознательным».
Крейтон говорит: «Наша сознательная жизнь представляет собой сумму этих появлений и исчезновений. За кулисами, как мы полагаем, находится огромный запас, которому мы даём название »бессознательного«, пользуясь при этом очень простым приёмом: мы просто присоединяем к первоначальному слову отрицательную частицу. Основой всего того, что находится за сценой, является лишь отрицание сознания».
Модсли говорит: «Процесс умозаключения ничего не прибавляет к знанию (размышляющего). Он лишь развёртывает то, что было в нём раньше, и вводит ум в сознательное владение тем, что было раньше бессознательно». И далее: «Ум не может делать своё дело, сам того не сознавая. Сознание есть свет, освещающий процесс, а не агент, совершающий его».
Вальштейн говорит: «Шекспир, вероятно, познал через своё подсознательное «я», без всяких усилий, величие истины, скрытые от сознательного ума исследователя, стремящегося найти их; вероятно точно таким же образом Фидий ваял мрамор и бронзу, Рафаэль рисовал Мадонн и Бетховен сочинял симфонии».
Рибо говорит: «Ум получает от опыта известные данные и разрабатывает их бессознательно, путём свойственных ему законов, и результаты всплывают в сознании».
Ньюман говорит: «Когда непривычное порождает удивление, то дело происходит не так, что мы воспринимаем вещь сначала, а затем чувствуем удивление; удивление является сперва и затем мы уже ищем причину его; таким образом теория, должно быть, воздействовала сначала на бессознательный ум, создавая чувство, а затем уже была воспринята сознанием».
Один писатель в английском журнале пишет: «Какую чрезвычайную важность имеет тот факт, что бессознательная часть ума так же относится к сознательной части, как волшебный фонарь относится к светлому диску на экране, и что большая часть преднамеренных действий, вся практическая жизнь огромного большинства людей, является следствием событий столь же отдалённых от сознания, как движение планет».
Доктор Скотфилд говорит: «Совершенно верно, что область бессознательного ума должна по необходимости оставаться неопределённой; никто не может сказать, как высоко она может подняться и как низко опуститься… Мы не определяем здесь, в пределах или за чертой низших граней бессознательного ума находятся те бессознательные жизненные силы, что превращают злаки в яйца и перья, и траву в молоко, мясо и баранину. Достаточно установить факт существования бессознательного ума, отметить главные его черты и показать, что во всех отношениях он столь же достоин называться умом, как и тот ум, что работает в сознании. Поэтому мы возвращаемся к первоначальному нашему определению ума, как »суммы психических действий в нас, сознательных или бессознательных«».
Хартман обращает наше внимание на весьма важный пункт: «Бессознательный ум не болеет, не утомляется; между тем всякая сознательная умственная деятельность подвержена усталости».
Кант говорит: «Иметь идеи и вместе с тем не сознавать их — в этом, как будто, есть противоречие. Тем не менее, мы можем непосредственно знать о существовании в нас мысли, хотя бы мы прямо и не сознавали её».
Модсли говорит: «Может казаться парадоксальным утверждение, что мысли не только могут существовать в уме помимо сознания, но и что мысль или ряд последовательных мыслей могут
