Статьи из ‘Философского словаря’
Первоначально назывался «Карманный философский словарь» и был анонимно опубликован в 1764 г. в Женеве (из конспиративных соображений в качестве места издания на титульном листе был указан Лондон) в составе 73 статей. В 1765 г. этот словарь издавался дважды. В издании 1767 г. в словарь были включены еще 34 статьи, и в последующих прижизненных изданиях он постоянно расширялся. В первом Полном собрании произведений Вольтера, изданном после его смерти (г. Кель, 1784-1787) в 70 томах, «Философский словарь» занял 8 томов, в которые были включены статьи, предназначавшиеся для «Энциклопедии» и печатавшиеся в ряде сборников 60-70-х годов.
«Философский словарь» — одно из самых значительных и действенных выражений воинствующего просветительства — имел огромный успех, широко распространяясь не только во Франции, но и во многих других европейских странах до России включительно. Аббат Шодон, стремившийся своим «Антифилософским словарем» (1767) создать противоядие вольтеровскому произведению, с ненавистью писал о последнем: «Из всех сочинений, которые извергла на свет ярость безбожия, нет ни одного, отмеченного более мрачными чертами, чем «Философский словарь»… Его все читают, все его цитируют военные, магистраты, женщины, аббаты; это чаша, из которой все состояния и все возрасты отравляются ядом безбожия…» (Chaudon. Dictionnaire Anti-Philosophique. P., 1767. P. V). Вызвав массу озлобленных опровержений со стороны теологов, «Философский словарь» вместе с тем подвергся юридическому осуждению со стороны властей. Его приговорили к сожжению суды Женевы и Парижа, папской курией он был включен в «Индекс запрещенных книг». Обвинительное заключение французского королевского прокурора Жоли де Флери указывало на связь антирелигиозного содержания «Философского словаря» с подрывом доверия ко всем властям, освящаемым религией: «Таинства, догматы, мораль, дисциплина, культ, истины религии, авторитет божественной и человеческой власти — все это становится мишенью богохульствующего пера этого автора…» (Цит. по: Hervier M. Les ecrivains franpais juges par leurs contemporains. P. 1831. T. II. P. 122). Хотя все сведущие люди не сомневались в том, что «Философский словарь» написан Вольтером, формальных улик против него не было, и он упорно отрицал свое авторство, прося своих друзей помогать ему в этом.
В России отдельные статьи из «Философского словаря» переводились и издавались с конца XVIII в.
Большая подборка статей из «Философского словаря», содержащих критику религий и церквей, имеется в книге: Вольтер. Бог и люди. Статьи, памфлеты, письма в двух томах. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1961. Во втором томе этой книги помещены со значительными сокращениями, в частности (в переводе Л.Ю. Виндт), статьи «Атеист», «Бог, боги», «Теизм, теист», «Философ», «Философия». В настоящем издании названные статьи публикуются полностью и в переводе С.Я. Шейнман-Топштейн.
Среди христиан было множество атеистов; ныне их гораздо меньше. На первый взгляд может показаться парадоксальным — хотя по внимательном рассмотрении это оборачивается истиной — то, что теология часто ввергала умы в атеизм, а философия в конечном итоге их извлекала из этой бездны. В самом деле, некогда следовало извинять людям сомнение в божестве, коль скоро единственные лица, возвещавшие им это божество, спорили о его природе. Первые отцы церкви почти все делали своего Бога телесным; следующие поколения отцов церкви, отказывая божеству в протяженности, помещали его тем не менее в некой части неба; согласно одним из них, он сотворил мир во времени, согласно другим — сам создал время; эти приписывали ему сына, имеющего образ его и подобие, те вообще отрицали за сыном какое-либо сходство с отцом. Споры шли также о способе, каким третья ипостась проистекала из первых двух.
Волновались по поводу того, составляют ли земной облик сына две ипостаси. Таким образом, вопрос незаметно разросся до диспута относительно пяти ипостасей божества — двух земных ипостасей Иисуса Христа и трех небесных — или же о четырех, если считать земную ипостась Иисуса единой, а также о трех, если рассматривать Иисуса только как Бога. Спорили и о его матери, о нисхождении в ад и в преддверие рая, о способе поедания тела человекобога, о том, как пить кровь человекобога, а также о благодати, святых и многих других подобных предметах. Когда люди видели, что доверенные лица Бога столь мало между собой согласны и из века в век провозглашают друг другу анафему, однако все они согласны между собой в смысле непомерной жажды богатства и власти, и когда, с другой стороны, взгляд задерживался на необъятном числе преступлений и бед, поражавших чумой землю, причем многие из этих бед были вызваны самими диспутами наших духовных пастырей, тогда -надо это признать — разумным людям, по-видимому, показалось дозволенным усомниться в существовании столь причудливо возвещенного Бога, а человеку восприимчивому — решить, что Бога, который мог добровольно породить стольких несчастных, не существует.
Представим себе, например, какого-нибудь физика XV века, читающего в «Сумме» святого Фомы такие слова: «Virtus coeli, loco spermatis, sufficit cum elementis et putrefactione ad generationem animalium imperfectorum» (лат.-«Силы неба без всякой спермы довольно для порождения несовершенных животных с помощью элементов и процесса гниения»). Вот как бы этот физик мог рассуждать: «Если гнили и элементов довольно для образования бесформенных животных, ясно, что немножко большего количества продуктов гниения и немного более сильного жара будет достаточно для образования более совершенных животных. Сила неба здесь -сила природы. Итак, я должен думать вместе с Эпикуром и святым Фомой, что люди могли родиться из жидкой грязи и солнечных лучей; и это еще будет довольно благородное происхождение для столь злополучных и злых существ. Зачем же мне допускать Бога-Творца, если мне его представляют в столь противоречивых и возмущающих разум образах?» Однако в конце концов физика народилась и вместе с ней философия. Тогда все ясно узнали, что нильская тина не образует ни единого насекомого. Ученые были вынуждены признать повсеместно зародыши, связи, посредствующие звенья и поразительное соответствие между всеми созданиями. Они проследили лучи света, исходящие от Солнца с целью освещения планет и кольца Сатурна на расстоянии в триста миллионов лье, а также для того, чтобы образовать на Земле, в глазу маленького клеща, два угла, противолежащих вершине треугольника, и запечатлеть образ природы на его сетчатке. Миру был дан философ, открывший, с помощью каких простых и величественных законов движутся небесные тела в бездне пространства. Итак, творение мира, ставшее более понятным, указывает на мастера, а большое число всегда постоянных законов доказало существование законодателя. Здравая философия разрушила, таким образом, атеизм, которому темная теология давала в руки оружие.
Для небольшого числа неспокойных умов оставалось прибегнуть к единственному — последнему — средству: более шокированные пресловутыми несправедливостями верховного бытия, нежели пораженные его мудростью, они упрямо отвергали этот первичный двигатель. Они говорили: природа существует извечно; в природе все находится в движении, а значит, все претерпевает постоянные перемены. Но, если все вечно меняется, следовательно, могут возникнуть всевозможные комбинации; таким образом, современное состояние всех вещей может быть следствием одного лишь этого движения и вечного изменения. Возьмем шесть игральных костей: в действительности приходится держать пари за 46 655 шансов против одного, что вы не выбросите шесть раз по шесть очков; но даже с этими 46 655 шансами подобное пари равноправно. Таким образом, в бесконечной чреде времен нет ничего невозможного для возникновения одной из бесчисленных комбинаций, такой, как современное устройство вселенной.
Мы видели, что умы, в остальном рассудительные, были обольщены этим аргументом; однако они не подумали о том, что против них — бесконечное число аргументов, но зато, разумеется, далеко не бесконечно число аргументов против существования Бога. Еще они должны принять во внимание: если все изменяется, даже мельчайшие виды вещей не должны оставаться неизменными, какими они пребывали долгое время. По крайней мере, у этих людей нет никаких оснований считать, будто новые виды не образуются каждодневно. На самом же деле весьма вероятно, что могущественная рука, господствующая над всеми этими вечными переменами, останавливает различные виды в ею предписанных им границах. Итак, философ, признающий Бога, располагает множеством возможностей, равных уверенности, у атеиста же остаются одни сомнения. Можно развить целый ряд доказательств, разрушающих атеизм в философии.
Ясно, что в морали гораздо больший смысл имеет признавать Бога, нежели не допускать его существование. В интересах всего человечества, чтобы существовал Бог, который карал бы то, что не в состоянии подавить человеческое правосудие; но ясно также, что лучше было бы не признавать Бога, чем поклоняться в его лице варвару, коему надлежит приносить человеческие жертвы, как это происходило у многих народов.
Истина эта окажется вне подозрений, если привести следующий разительный пример: при Моисее1 иудеи не имели ни малейшего представления о бессмертии души и об иной жизни. Законодатель их не объявляет им от лица Бога ничего, кроме чисто временных кар и воздаяний; вопрос для них, таким образом, заключается только в том, чтобы жить. Но Моисей отдает левитам распоряжение убить двадцать три тысячи их собратьев за то, что они поклонялись золотому или позлаченному тельцу; в другой раз убиты двадцать четыре тысячи за сношения с дочерьми страны, в которой они пребывали, а двенадцать тысяч поражены смертью за то, что некоторые из них пожелали укрепить арку, готовую рухнуть: уважая веления Провидения, можно все же по-человечески утверждать, что для этих пятидесяти девяти тысяч человек, не веривших в загробную жизнь, было бы значительно лучше пребывать абсолютными атеистами и жить, чем быть убитыми во имя чтимого ими Бога.
Несомненно, в китайских школах для эрудитов не преподают атеизм; тем не менее образованных атеистов там много, ибо они — посредственные философы. Однако несомненно и то, что лучше жить с ними в Пекине, пользуясь благодетельным воздействием их законов и нравов, чем быть выдворенным в Гоа и стонать там под тяжестью кандалов в тюрьмах инквизиции, дабы затем выйти из тюрьмы облепленным чертями, в рясе, окуренной серой, и испустить дух на костре.
Те, кто утверждал, что общество, состоящее из атеистов, возможно, были по-своему правы, ибо общество формируют законы; атеисты, будучи притом и философами, могут вести очень мудрую и счастливую жизнь под сенью законов; во всяком случае, они жили бы в обществе с большей легкостью, чем суеверные фанатики. Населите один город Эпикурами, Симонидами, Протагорами, Дебарро и Спинозами, а другой — янсенистами и молинистами — и в каком из них, полагаете вы, будет больше волнений и ссор? Если рассматривать атеизм лишь в отношении к этой жизни, то он был бы весьма опасен в среде дикого непримиримого народа; однако ложные представления о божестве были бы не менее губительны. Большинство
