глас умолкшему и праху жизнь дает. Пусть на омытые луга росой денницы Красивая весна бросает из кошницы
Душистую лазурь и свежий блеск цветов; Пусть, растворяя лес очарованьем нежным, Влечет любовника под кровом безмятежным Предаться тихому волшебству сладких снов!
Не изменю тебе воспоминаньем тайным, Весны роскошная смиренная сестра, О сердца моего любимая пора! С тоскою прежнею, с волненьем обычайным,
Клянусь платить тебе признательную дань; Всегда приветствовать тебя сердечной думой, О первенец зимы, блестящей и угрюмой! Снег первый, наших нив о девственная ткань!
1819
СЕМЬ ПЯТНИЦ НА НЕДЕЛЕ
«День черный — пятница», — кричит Нам суевер, покорный страху, И поверяет жизни быт По Брюсовскому альманаху.
Счастливцу каждый день хорош! Но кто у счастья в черном теле, По неудачам тот и сплошь Сочтет семь пятниц на неделе.
«Уж был я в пятницу дурак!» Как, будто в пятницу? — «Как в ящик, Меня упрятали впросак Жена, приятель и приказчик!»
Мой друг, нейдет попытка в счетг Бар многих вижу я отселе, У коих дома круглый год Твоих семь пятниц на неделе.
«Женюсь! Нет, путь женатых скользк. Подам в отставку! Нет, ни слова! В Париж поеду! Нет, в Тобольск! Прочту Сенеку! Нет, Графова!»
Так завсегда по колесу Вертятся мысли в пустомеле, Вот что зовется — на часу Иметь семь пятниц на неделе.
Устроив флюгер из пера, Иной так пишет, как подует; У тех, на коих врал вчера, Сегодня ножки он целует.
Флюгарин иль Фиглярин, тог Набил уж руку в этом деле; Он и семь совестен сочтет, Да и семь пятниц на неделе.
У должников и знатных бар Дню ныне — завтра не наместник: День завтра часто очень стар, И не упомнишь, чей ровесник;
Он день отменный, и сравню Его я с первым днем в апреле: Кто верит завтрашнему дню, Тот знай семь пятниц на неделе.
«Эрнест в бреду: вдруг слезы льет, Вдруг пляшет, то клянет, то молит, То волоса с себя дерет, То он их в кудри вьет и холит!»
Сей бред по имени зови, Когда слыхал о хитром Леле; Эрнест влюблен, а у любви Всегда семь пятниц на неделе.
Семь пирамид, семь мудрецов И семь чудес нам древность славит, Владыке снилось семь коров, Рим семь холмов подошвой давит,
Семь городов входили в спор О славной грекам колыбеле, Да и везде, как на подбор, Семь пятниц на одной неделе.
Пригнали в пятницу меня К брегам попутные желанья; Друзья, из буднишнего дня Будь праздник светлого свиданья!
Играй вино на чистом дне, Как кровь играет в юном теле! О небо, ввек даруй ты мне Таких семь пятппц на неделе.
«1825»
РУССКИЙ БОГ
Нужно ль вам истолковенье, Что такое русский бог? Вот его вам начертанье, Сколько я заметить мог.
Бог метелей, бог ухабов, Бог мучительных дорог, Станций — тараканьих штабов, Вот он, вот он русский бог.
Бог голодных, бог холодных, Нищих вдоль и поперек, Бог пмений недоходных, Вот он, вот он русский бог.
Бог грудей и «…» отвислых, Бог лаптей и пухлых ног, Горьких лиц и сливок кислых, Вот он, вот он русский бог.
Бог наливок, бог рассолов, Душ, представленных в залог, Бригадирш обоих полов, Вот он, вот он русский бог.
Бог всех с анненской на шеях, Бог дворовых без сапог, Бар в санях при двух лакеях, Вот он, вот он русский бог.
К глупым полн он благодати, К умным беспощадно строг, Бог всего, что есть некстати, Вот он, вот он русский бог.
Бог всего, что из границы, Не к лицу, не под итог, Бог по ужине горчицы, Вот он, вот он русский бог.
Бог бродяжных иноземцев, К нам зашедших за порог, Бог в особенности немцев, Вот он, вот он русский бог.
«1828»
К СТАРОМУ ГУСАРУ (при выходе из печати его стихотворений)
Эй да служба! эй да дядя! Распотешил, старина! На тебя, гусар мой, глядя, Сердце вспыхнуло до дна.
Молодые ночи наши Разгорелись в ярких снах; Будто пиршеские чапга Снова сохнут на губах.
Будто мы не устарели,Вьется локон вновь в кольцо; Будто дружеской артели Все ребята налицо.
Про вино ли, про свой ус ли, Или прочие грехи Речь заводишь — словно гусли, Разыграются стихи.
Так и скачут, так и льются, Крупно, звонко, горячо, Кровь кипит, ушки смеются, И задергало плечо.
Подмывает, как волною. Душу грешника, прости! Подпоясавшись, с тобою Гаркнуть, топнуть и пройти.
Черт ли в тайнах идеала, В романтизме и в луне, Как усатый запевала Запоет о старине!
Буйно рвется стих твой пылкий, Словно пробка в потолок, Иль Моэта из бутылки Брызжет хладный кипяток!
С одного хмельного духа Закружится голова, И мерещится старуха, Наша сверстница Москва.
Не Москва, что ныне чинно, В шапке, в теплых сапогах, И проводит дни невинно На воде и на водах,
Но Двенадцатого года Веселая голова, Как сбиралась непогода, А ей было трын-трава!
Но пятнадцатого года, В шумных кликах торжества Свой пожар и блеск похода Запивавшая Москва!
Весь тот мир, вся эта шайка Беззаботных молодцов Ожили, мой ворожейка! От твоих волшебных слов!
Силой чар и зелий тайных Ты из старого кремня Высек несколько случайных Искр остывшего огня.
Бью челом, спасибо, дядя! Спой еще когда-нибудь, Чтобы мне, тебе подладя, Стариной опять тряхнуть.
1832
ЕЩЕ ТРОЙКА
Тройка мчится, трийка икачит, Вьется пыль из-под копыт, Колокольчик звонко плачет, И хохочет, и визжит.
По дороге голосисто Раздается яркий звон; То вдали отбрякнет чисто, То застонет глухо он.
Словно леший ведьме вторит И аукается с ней, Иль русалка тараторит В роще звучных камышей.
Русской степи, ночи темной Поэтическая весть! Много в ней и думы томной И раздолья много есть.
Прянул месяц из-за тучи, Обогнул свое кольцо И посыпал блеск зыбучий Прямо путнику в лицо.
Кто сей путник? и отколе, И далек ли путь ему? По неволе иль по воле Мчится он в ночную тьму?
На веселье иль кручину, К ближним ли под кров родной, Или в грустную чужбину Он спешит, голубчик мой?
Сердце в нем ретиво рвется В путь обратный или вдаль? Встречи ль ждет он не дождется, Иль покинутого жаль?
Ждет ли перстень обручальный? Ждут ли путника пиры Или факел погребальный Над могилою сестры?
Как узнать? уж он далеко! Месяц в облако пырнул, И в пустой дали глубоко Колокольчик уж заснул.
«1834»
Дельвиг, Пушкин, Баратынский, Русской музы близнецы, С бородою бородинской Завербованный в певцы,
Ты, наездник, ты, гуляка, А подчас и Жомини, Сочетавший песнь бнвака С песнью нежною Парни!
Ты, Языков простодушный, Наш заволжский соловей, Безыскусственно послушный Тайной прихоти своей!
Ваши дружеские тени Часто вьются надо мной, Ваших звучных песнопений Слышен мне напев родной;
Наши споры и беседы, Словно шли они вчера, И веселые обеды Вплоть до самого утра
Всё мне памятно и живо. Прикоснетесь вы меня, Словно вызовет огниво Искр потоки из кремня.
Дни минувшие и речи, Уж замолкшие давно, В столкновеньи милой встречи Всё воспрянет заодно,
Дело пополам с бездельем, Труд степенный, неги лень, Смех и грусти за весельем Набегающая тень,
Всё, чем жизни блеск наружный Соблазняет легкий ум, Всё, что в тишине досужной Пища тайных чувств и дум,
Сходит всё благим наитьем В поздний сумрак на меня, И событьем за событьем Льется памяти струя.
В их живой поток невольно Окунусь я глубоко, Сладко мне, свежо и больно, Сердцу тяжко и легко,
«1864»
