как сообщает Аппиан, — благоприятствовать развитию рабского труда в целом в ущерб свободному труду и всех форм рабской эксплуатации. Военное же расширение территории государства и большие победы обыкновенно способствовали расширению рабовладения, удешевлению рабов и вместе с тем усиливали побуждение к капиталистической эксплуатации рабов в собственном производстве (плантации, мореходство, горное дело, эргастерии и т. д.). Для капиталистической эксплуатации рабов, в частности, в сельском хозяйстве, решающее значение должно было иметь, далее, прежде всего, наличие дешевой и притом плодородной земли, что иногда случалось в результате военных или революционных конфискаций, а постоянно там и до тех пор, где и пока редкое заселение больших пространств плодородной земли шло рука об руку с быстрым развитием обладавших покупательной силой городских потребительных центров, — как это было в размерах, не повторявшихся ни до того, ни после, в Риме после объединения древней Италии и после первых победоносных заморских войн.
Уже эти последние замечания и многие замечания, сделанные выше «указывали на то, как сильно» в) политические судьбы и особенности отдельных стран должны были влиять на степень развития свободного и несвободного труда в их отношении друг к другу, на размеры капиталистической эксплуатации этого последнего и на ее направление. Резко подчеркнутое Л. М. Гартманом во всем его значении обременение военными повинностями свободного населения являлось дополнением к рабскому труду больше всего там, где включавшему в свой состав вооруженных за свой счет крестьян и мелких горожан ополчению из свободных граждан приходилось вести хронические войны в больших объемах как это было во времена расцвета эллинской демократии и в республиканском Риме. Условия складывались как раз наоборот, когда войско, по крайней мере часть его — было ли это войско феодальное, или войско неограниченного властителя — являлось войском профессиональным, состояло ли оно из людей, несущих военную повинность, или из наемников, как это было в Египте, во многих эллинистических государствах, в позднейшем греческом полисе, в мировой державе последних римских императоров. Но различие в организации труда в этих последних группах государств показывает, что, во всяком случае, одно военное устройство, как таковое, само по себе не имело решающего значения для степени развития рабства и, следовательно, не определяло окончательно степени и направления развития античного «капитализма». Напротив, громадное влияние имели тут общие политические основы античной жизни и в особенности обусловливаемый, в конце концов, политическим строем характер государственного управления, в частности управления финансового.
Государственные «финансы» в их постепенном развитии из «ойкоса» городского князя с его наполненной драгоценным металлом «сокровищницей» были древнейшим и остаются крупнейшим из всех «хозяйственных предприятий» («Wirtschaftsbetriebe»). Они отчасти заменяют собой частное накопление капитала, отчасти они являются его ускорителем (Schrittmacher), отчасти, наконец, они его подавляют.
1) Что касается того, что они «заменяют» капитал, то полнее всего это достигалось бюрократически руководимой организацией принудительных работ (Robottapparat) фараонов, которая (первоначально) не знает «предпринимателя». Но финансирование больших общественных сдававшихся на руки частным предпринимателям сооружений эллинских городов, как это видно из надписей на постройках, показывает — особенно характерна здесь обычная уплата предпринимателю вперед производственного капитала из государственной казны, — что частного накопления капитала, достаточного для того, чтобы такие большие суммы могли быть взяты для этого из собственного кармана капиталиста, не существовало, что этот пробел должен был восполняться из податей, взимавшихся силой политического или сакрального авторитета. Тут вмешательство частного предпринимателя имело по существу лишь такой смысл: город-государство, которое, в противоположность управлению фараонов, не располагало необходимыми строительными организационными силами, а также (со времен уничтожения натуральных повинностей граждан) подневольными рабочими руками (за исключением государственных рабов, слишком малочисленных для исполнения таких работ и большей частью занятых другим делом — в канцеляриях и регистратурах, в кассах, в монетном деле, иногда при постройке дорог), передавало организацию этих строительных контор и рабочих сил частным лицам за предпринимательское вознаграждение. Далее, что касается сдачи на откуп податей, то надо иметь в виду, что и она в очень многих случаях не включала в себя как раз той функции частного капитала, которую мы привыкли считать для нее характерной, — уплаты откупной суммы вперед. Откупщики часто выплачивают сумму за которую они поручились лишь после того, как соберут все подати/или, еще чаще, после того, как соберут соответствующую часть податей; мало того, там, где государство располагает исполнительными органами, — как мы это видим, например, в птолемеевских Revenue Laws[40] — откупщик даже не сам собирает подати; их собирает государство, а откупщики, уже после того, как подати, собираемые натурой, обращены в деньги, только отвечают как поручители за дефицит, а излишек берут в свою пользу. Тут цель сдачи на «откуп», очевидно, одна: приобрести в форме наличности твердую основу для государственного бюджета устанавливая минимум государственного дохода в деньгах. Если это также есть продукт развития системы откупов уже в эллинистическую эпоху и если откупщики нередко брали на себя обязательство уплатить хоть часть откупной суммы вперед, то все-таки такое положение вещей показывает, что нередко очень большие откупные суммы не дают еще права делать заключение о соответственно больших размерах частного накопления капитала. Напротив, система государственных откупов, прежде всего в области откупа податей, была, несомненно, важным средством — а в Элладе, наверное, одним из важнейших — для образования частных капиталов.
2. Но простым «ускорителем» (Schrittmacher) процесса образования частных капиталов финансовое хозяйство может сделаться лишь там, где государство-город, которое, как таковое, не располагало собственным бюрократическим механизмом и, следовательно, нуждалось в государственном откупщике, распоряжалось в качестве властелина домена и землей, и податями огромных завоеванных и подвластных ему областей. Так было в древности в Риме времен республики. Поэтому тут и образовался, несомненно, первоначально главным образом из государственных откупщиков, могущественный класс частных капиталистов, которые во время 2-й Пунической войны[41] — момент достаточно характерный — наподобие современных банков своими деньгами поддерживали государство, но зато уже во время 3-й войны могли предписывать ему свою политику, которым для удовлетворения их жадности к наживе такой реформатор, как Гракх[42], вынужден был предоставлять целые провинции и ссуды, чтобы расположить их в пользу своего дела; чья борьба с должностной аристократией, которую они, как «денежные люди» в экономическом отношении имели «в кармане» («in der Tasche»), наполняет собой последнее столетие республики. Расцвет античного капитализма явился следствием этой констелляции и своеобразной внутренней политической структуры римского государства.
3. Наконец, финансовый строй античных государств мог разными способами оказывать «угнетающее» влияние на развитие частных капиталов.
Прежде всего, общая политическая основа античных государств вообще содействовала усилению и без того, как мы уже видели, большой, вызванной способом его составления, непрочности (Labilität) наличного капитала и его нового образования. Податная система (литургии имущих), обычное для греческого полиса, в особенности в эпохи господства демократии, совершенно бесцеремонное распоряжение государства частным имуществом своих граждан (еще в позднейшую эллинистическую эпоху, например, для целей кредитования, причем таким способом, какого никогда не знали средние века: отмечаются даже случаи заклада городом всей частной земельной собственности); далее, существовавшая во всех античных общинах опасность конфискации при каждом политическом потрясении и смене партий (тем более нередкие в монархиях совершенно произвольные конфискации имущества, такие как, например, конфискация земли «половины Африки» при Нероне[43]), — все это действовало в том же направлении.
Но игравшие гораздо более решающую роль, чем эти — хотя они могли носить и более острый характер — катастрофы, которые затрагивали капиталы отдельных лиц или наличный капитал политической общины, приобретало то, в какой мере практика управления предоставляла простор свободному стремлению частного капитала к прибыли вообще и тем самым и к образованию капитала.
Мера эта часто менялась. Простор этот должен был быть по существу более узким в античных монархиях, чем в республиках. Античный монарх и его государство являются всегда крупнейшими землевладельцами (Grundherren), владевшими землей частью в формах частного права, частью в форме неограниченного господства над покоренными, обязанными платить чинш[44] чужими народами, не имевшими гарантированного права на владение землей. То же самое можно сказать и об античном полисе; в колоссальных размерах это существовало и в Римской республике. Но тогда как для полиса такое владение составляло, конечно, прежде всего объект чисто экономической эксплуатации со стороны постоянно сменяющихся компаний приспешников политических карьеристов и, конечно, прежде всего кредиторов этих последних, и поэтому в городах-государствах, в частности в Риме, именно эти государственные земли в большинстве случаев становились очагами частной капиталистической эксплуатации (спекуляция с откупом податей, спекуляция с арендой земли, производство с рабским трудом — смотря по обстоятельствам), — монарх должен был поступать иначе. С одной стороны, он смотрел на держателей (Hintersassen) своих доменов по существу больше с политической точки зрения: как на опору своего династического могущества. С другой стороны, он должен был в своих же собственных интересах гораздо выше ценить постоянные, обеспеченные ренты, чем это делало руководимое на короткий срок избираемыми должностными лицами управление республиканской общины: ведь для этих последних и для их приспешников на первом плане стояла быстрая нажива в данный момент. Прежде всего, его финансовая политика должна была быть более государственно-хозяйственной, политически ориентированной, направленной на постоянную эксплуатацию платежных сил подданных, следовательно, на осторожно-бережливое отношение к ним, в противоположность на частные капиталистические интересы ориентированную эксплуататорскую политику городов-государств. Поэтому в монархиях мелкая аренда на государственных доменах обыкновенно имеет полное преобладание, тогда как крупная аренда и крупное производство с рабским трудом являются исключением; если римские императоры в своих фамильных поместьях из денежных соображений предпочитали крупную аренду, то в отношении к государственному домену они следовали общему правилу. Но главное то, что в республиканских государствах откуп податей, этот «венец» капиталистической эксплуатации, во всякий момент был готов, как это было в средневековой Генуе, превратить государство в антрепризу[45] государственных кредиторов и государственных откупщиков. Напротив, в монархических государствах откуп податей всегда находится под контролем, часто все дело или почти всецело переходило в руки государства, но всегда было ограничено в своих шансах на барыш и, следовательно, было лишено своей творческой силы в деле образования частных капиталов, или в большинстве случаев было прямо превращено в комбинацию бюрократического управления с организацией монополии, финансируемой как сравнительно мелкое предприятие.
Этот процесс контроля, монополизации и бюрократизации, нередко полнейшего вытеснения частного капитала, неудержимо шел вперед во всех крупных античных монархиях. Он захватывал постепенно, кроме податей и доменов, также и горную промышленность, важные для государства отрасли торговли и мореходства (в особенности снабжение населения хлебом); далее, нужные двору и армии, необходимые для строительства и общественных работ поставки, банки (в форме как государственных, так и коммунальных монопольных банков; последние существовали, например, в
