защиту «бедных» путем обеспечения им правосудия и путем охраны заработка и владения крестьянина и мелкого горожанина от противозаконных посягательств; в каком именно смысле надо понимать это последнее, остается неясным (см. ниже). Как об особенно тяжком требовании «магнатов» (т. е. чиновников и крупных землевладельцев, светских, а иногда и жреческих родов) упоминается о том, что задолжавший (здесь это значит: «закрепощенный») государству или светской, или духовной знати мелкий владелец должен выплачивать им свой долг чистыми деньгами. Следовательно, экономическая ситуация очень сильно напоминает то, что было в Элладе в эпоху до «законодательств»[75]. Основное различие составляет безмерно могущественное положение жрецов и бюрократическая организация государства. Царь старается — как греческий «тиран» (по крайней мере в древней Элладе) — обеспечить себе симпатии крестьян и мелких горожан. Но, несмотря на борьбу с чиновниками, царь нуждается в бюрократическом аппарате, и, несмотря на борьбу с жрецами, ему необходима легитимация[76], которую можно было получить или путем апофеоза[77] (как в Египте), или путем утверждения со стороны божества. Цари, опиравшиеся исключительно на военную силу в завоеванном крае (в Ассирии), старались, и успешно, освободиться от контроля жрецов. Древним «культурным государствам» (Kulturstaaten) это было труднее. В Вавилоне, где теократия приняла гораздо более законченные формы, чем в ассирийском военном государстве, царь считался данником божьим (и это выражалось в ежегодном новом вкладе в храмы).
Подати, вносимые подданными, изначально, насколько нам известно, представляли собой разного рода едва ли поддающиеся точному разграничению платежи зерновым хлебом, впоследствии сообразованные с правовым положением плательщика и с качеством его земли, а также платежи всякими другими продуктами непременно натурой, в весьма, по-видимому, значительном количестве; арендные договоры обыкновенно содержали параграфы, касающиеся уплаты этих платежей (сохранились обломки кадастровых карт[78]). Затем следует взимавшийся, по-видимому и со свободных, во всяком случае с женщин (быть может, первоначально со всех неспособных носить оружие), поголовный налог. Наряду с этим позднее встречаются отдельные пошлины со всякого рода сделок, как например, с продажи рабов и земельных участков. Там, где за нарушение контракта устанавливался штраф в пользу государства, там в древнейшие времена это, по-видимому, была еще просто барщинная работа на царя, работа в виде наказания, как наследие эпохи, когда царскак власть опиралась всецело на барщину подданных (являлась как Fronkönigtum).
К повинностям, которыми облагалась земля, принадлежала и поставка воинов (во времена персидского владычества эта повинность выполнялась посредством заместителя). Но каким в экономическом смысле способом, особенно в таком специфически военном государстве, как Ассирия, создавалась и содержалась весьма значительная (если даже отбросить все возможные, впрочем, не обязательно предполагаемые, преувеличения источников), дисциплинированная, способная к «пионерским» работам по освоению новых территорий и к совершению больших походов военная сила, это еще не совсем выяснено. Существование военной повинности, в принципе обязательной для всех подданных — за исключением персонала храмов, придворного штата царя, пастухов и, по-видимому, царских колонов — явствует из писем Хаммурапи. Но такой набор, наверное, мог производиться только в крайних случаях в качестве поголовного ополчения для защиты родины. Техника сражения на колесницах, которой обязаны своим военным расширением государства, лежащие по берегам Евфрата, требовала, конечно, профессионального воина; точно так же, как требовали профессиональных воинов конница и пехота, во время более значительных войн насчитывавшие все же многие десятки тысяч. Салманасар II[79], по его собственному уверению, имел в Сирии против себя войско в 70 тыс. человек (с 4 тыс. колесниц), составные части которого он перечисляет. Если принять во внимание, что в течение ряда поколений воинам ежегодно приходилось участвовать в походах, они, конечно, больше уже не могли пополняться с помощью набора из среды самостоятельно хозяйствовавших крестьян наподобие (очень скоро превратившегося в фикцию) германского народного ополчения (Heerbann). Обученное военному делу и притом национальное войско было бы опасно для царской власти, а огородная культура (die gartenartige Kultur), т. е. привязанность воинов к своим крестьянским хозяйствам, делала его образование и экономически невозможным: снаряжающееся на собственные средства тяжеловооруженное войско отсутствует в этом искони теократически-бюрократическом городе-государстве. Становящаяся в позднейшее время обычной вербовка едва ли существовала в раннюю эпоху. Колесницы, копья и вооружение выдает из своих цейхгаузов[80] царь. Сообразно с этим он давал и лошадей, быть может, из своих табунов или добывал их для этого путем реквизиции. Что касается людей, то во времена Хаммурапи «солдаты» царя, оказывается, были владельцами служилых ленов (Dienstlehen), с которыми была связана в качестве литургии профессиональная военная служба. При этом владельцы ленов, очевидно, не составляют привилегированного сословия (сравнительно с остальными подданными). Сведения, будто им выжигали клеймо (Daiches), основаны, может быть, на тождестве их названия с названием закабаленных должников (Schuldknechten) частных лиц. Но и само тождество названий во всяком случае поразительно. Если относящийся сюда документ действительно следует отнести к человеку, обязанному нести военную службу (который был отдан в распоряжение какому-то магнату), то он служил бы в то же время доказательством того, что люди, находящиеся — по франкскому выражению — «intruste» или «inhoste»[81] царя, тем самым лишались своих семейных прав (права наследства), как какой-нибудь чужестранец или человек, попавший в рабство (когда он, отбыв свою военную службу, возвращается домой, то семья предоставляет ему право жить при себе, но не участвовать в наследстве). Хаммурапи говорит о ленах воинов в одном параграфе с царскими рыбаками, которые были также наделены землей на правах ленного владения. «Лен», как и везде на Востоке — кончая клерухами Лагидов[82] — плебейски мал, так как экипировка была, несомненно, очень простой, да и, кроме того, обеспечивалась, по-видимому, всецело за счет царя.
Под страхом смертной казни воины обязаны были нести службу самолично, и за притеснение их и незаконное лишение владения наместники строго карались. Их собирали также на земляные работы — например, при постройке города (при присоединении новых областей «пересаживаемое» туда на места туземцев население состояло, вероятно, из таких ленников). Вместе с двором царь передавал им в пользование скот. Все это, конечно, без права отчуждения, но обычно с правом наследования (если сын годен для военной службы) и с обеспечением вдов и сирот. В случае неисполнения ленником служебных обязанностей в течение трех лет все это переходило к тому, кто возьмется исполнять его обязанности. Хотя ленник, судя по всему этому, служит царю лично за специальное вознаграждение, но он все-таки считается и исполняющим определенную общественную обязанность (als Funktionär der Gesamtheit): кто выкупит солдата из плена, может, если имущество последнего не достигает суммы выкупа, возместить затраченные на выкуп деньги из храмовой казны своего города; вдобавок к этому поручителем является и царская казна.
Рядом с наделенными землей солдатами стоят «не вполне свободные» (nicht «vollfreie»), поэтому не приравненные к свободным в отношении платы за службу, но, судя по тому, что они владели рабами — очевидно, ввиду того, что они сами не занимались хозяйством (im Interesse ihrer «Abkömmlichkeit») — поставленные в особенно благоприятные условия «служители» (как переводит Пейзер) царя, которые, очевидно, живут при дворе и всегда находятся в распоряжении царя. В Ассирии мы встречаем «всадников и евнухов» царя в качестве гарнизона завоеванных городов, — следовательно, царских дружинников наряду с крепостными — а пленных царь просто тысячами присоединяет к своему войску. С другой стороны, при заселении новых городов в них «набиралось» определенное количество войска — что может означать только или возложение поставки солдат на новых поселенцев, или же выделение соответственного количества солдатских ленов.
Организация войска быстро эволюционирует в направлении к армии, состоящей из получающих жалование солдат. Войско ленников было всего только запасным войском (Reservetruppe); ведь ассирийские солдаты были еще во времена Саргона[83] женатыми людьми, содержание которых в мирное время составляло заботу царя, который во время войны усиливал свое войско, потому что солдаты (см. выше) призывом на военную службы были вырваны из своих семейных отношений, и теперь их надо было содержать. Еще во времена Артаксеркса[84] при сборе налогов отличалась, например, «земля стрелков из лука» («Bogenland») от «десятинной земли» («Zehntland»). Ход развития был, очевидно, таков: поставка людей, обязанных нести военную службу, — бывшая первоначально (см. выше) чисто личной ленной повинностью — позднее была связана как литургия с владением определенными участками земли, в конце же концов владельцы их откупались от этой повинности податями, из которых царь отныне платил жалование чужеземным наемникам. Как рано и в какой мере окончательно это произошло, узнать это ближе мы не имеем возможности. Во всяком случае войско последних ассирийских царей — это совершенно не национальное войско, а вавилонский корпус стрелков из лука времен персидского владычества также получал одежду и пищу из царских складов, следовательно, тоже не был «национальным» войском в экономическом смысле.
Свобода движения частного оборота была в раннюю эпоху стеснена царским, по существу натурально-хозяйственным, ойкосом так же, как это было в Египте (см. ниже). Но это относится к довольно отдаленному периоду, от которого сохранились клинописные частные документы. Уже перед эпохой Хаммурапи и непосредственно после нее развитие оборота отличается сравнительно необычайной свободой (явно все увеличивающейся). Теократическая монархия, правда, регулирует внутренний оборот, в частности также и заработную плату, при помощи тарифов, как это мы видим в законе Хаммурапи. Но на практике товарооборот в принципе свободен. В Вавилонии, которая в гораздо большей мере выросла на почве посреднической торговли, он развился, разумеется, гораздо богаче, чем в военной державе — Ассирии. Пытаться разграничить эти два государства со стороны их развития, а также разграничить отдельные периоды этого развития, которое, начиная от «первой» вавилонской династии и кончая переходом в ислам, представляет в большинстве основных черт в сущности все одну и ту же картину, фон которой меняется лишь по мере проникновения (а временами и отлива) менового хозяйства (Verkehrswirtschaft) (ибо выражение «денежное хозяйство» применимо здесь только условно), здесь невозможно из-за недостатком места, и прежде всего из-за скудости источников.
Довольно узок и не подлежит здесь рассмотрению вопрос о расчленении населения на группы в древнейшую эпоху: в какой мере оно делилось по родам, как в эллинско-римском мире, и в какой мере по профессиям, как в Египте? Оба эти способа деления нередко встречаются и на Западе одновременно в известных сочетаниях (см. ниже), и соответственно и здесь встречаются «трибы» обоих видов. О «кастах» в собственном смысле в Вавилонии речь можно вести, конечно, в еще меньшей степени, чем о кастах в Египте. Скорее же, весьма вероятно, здесь, как и в древнейшем Египте, основой расчленения общества на группы первоначально служили существовавшие литургии, связанные с занятием ремеслами, причем, быть может, товарищи по профессии (может быть, связанные между собой круговой
