главе своих людей, а с другой стороны, спартиат — вообще эллинский тяжело вооруженный гоплит (Vollhoplit) — во время похода нуждался в илоте или в рабе для услуг, то это две резкие противоположности, между которыми der «Knappe» («отрок») средневекового рыцаря занимает как бы середину. К этому «Knappe» («отроку») клиент древнего времени на войне (если судить по довольно неопределенному впечатлению, которое при этом получается), по-видимому, стоит совсем близко, ближе, чем к находящемуся с господином в товарищеских отношениях гомеровскому «вознице» («Wagenlenker»). Не только римский, но совершенно так же этрусский и сабинский патриций (первоначально) выступает в поход во главе своих клиентов, пока старое рыцарское единоборство со своими «spolia opima»[444] как высшей целью героя господствовало на войне; но род (gens) при случае предпринимает частную войну (файду) на собственный страх, как Фабии против Вей[445], и тогда он выступает со своими клиентами. Полная несамостоятельность клиента по сравнению с вассалами имеет свое основание в том, что он вооружался господином (как Knappe рыцарем). Это отношение продолжало существовать, по крайней мере, у полководцев, до самой эпохи Гракхов: Сципион еще созывает своих клиентов, отправляясь в поход против Нуманции[446] (134 до н.э.) (в эпоху гражданской войны подобную роль играли уже колоны).
Когда с победой «classis», войска из гоплитов, военное значение клиентелы исчезло, и ее экономическая роль благодаря покупным рабам и чисто договорной мелкой аренде сильно сократилась, свободная клиентела, которая, может быть, с давних времен существовала рядом с этим «крепостничеством» («Hörigkeit»), приобрела политическое значение. Это не ленно-правовой, но заимствующий свои формы у древней клиентелы институт, который, несомненно, обязан своим происхождением процессуальному заступничеству влиятельных людей и поэтому никоим образом не был ограничен патрициями или вольноотпущенниками. Не только для того, чтобы сделаться сотрапезником состоятельного человека, но и ради веса, какой имело его заступничество в суде и вне суда, во всякое время массами отдаются семьи в это клиентское положение к служилым знатным родам (Amisgeschlechter) (будь они патрицианские или плебейские) и остаются в нем, так как это отношение переходило наследственным порядком, даже когда они достигают благосостояния, пока курульная должность, которая являлась основанием для расторжения клиентелы, устраняла это отношение, которое во II и в I вв. вовсе не накладывало пятна на «клиентов». Что этого действительно не случилось также следствие того, что с приобретением государством положения мировой державы иноземная знать, князья и дружественные общины (Gemeinwesen) вступали к римским знатным фамилиям в отношение судебного покровительства, понимаемое как «клиентела». С другой стороны, экономически преобразовавшаяся древняя клиентела продолжает существовать в положении, которое занимает в отношении к своему патрону вольноотпущенник, как это яснее всего показывает сенатусконсульт о Fecenia Hispala (разрешение: 1. одежды матрон, 2. gentis enuptio[447], 3. concubium’a со свободным без умаления чести последнего). В противоположность отношению, проистекавшему из тогдашней свободной клиентелы, экономическую эксплуатацию которого сословный обычай не допускал, это создаваемое клиентелой отношение служило этой последней, как известно, в высокой мере.
Все различные формы личной зависимости: свободная клиентела чужеземцев и своих, клиентела либертинов, наконец, рабство, образуют в позднейшую эпоху республики базис для того положения римской должностной знати (Amtsadel), которого больше никогда во всей истории не занимала никакая знать: ни эллинская, благодаря более малым размерам и большей зависимости от гражданства и от его благорасположения (Лисандр[448], Алкивиад), но и ни английская в XVIII в. (на которую она, так как через посредство курульной должности «создавались пэры», по своей структуре похожа). Ибо настолько вполне лично окрашенное патрональное отношение отдельных фамилий над целыми государствами, как хотя бы добровольная клиентела Спарты и Пергама в отношении у gens Claudia или как принудительный патронат победоносных полководцев над покоренными городами и народами, как вполне официальное учреждение не было известно английскому праву и английским сословным нравам. Римский государственный строй благодаря этому всегда оставался полуфеодальным образованием, ибо эту основу могущества крупных родов должностной знати не могли расшатать «демократические» решения комиций.
Картину политического значения клиентелы для господствующего положения должностной знати в эпоху крупных классовых столкновений II и I вв. традиция перенесла в раннюю эпоху Рима и в борьбу патрициев и плебеев и притом в двух друг друга исключающих формах: 1) так, что все плебеи являются как клиенты древней городской знати («клиент и «плебей» первоначально одно и то же); 2) так, что, наоборот, власть патрициев в отношении к плебеям покоится на голосах их клиентов в комициях. Из этих традиций, вероятно, ни одна не соответствует действительности; но в то время, как во второй могло быть хоть некоторое зерно истины — никто только не знает, к какой эпохе оно относится, так как неизвестно, как и когда клиенты могли войти в голосующие группы гражданства — первая ни в каком случае не может оказаться согласной с действительностью. Не говоря уже о всех других, уже раньше затронутых трудностях, те же клиенты, которые в 495 г. до P. X. будто бы следуют за Аппием Клавдием из чужой области в Рим (и сажаются им на своем fundus, получив по 2 югера земли каждый), почти непосредственно после этого совместно с другими в подобном же положении находящимися клиентами, оказывается, вынудили создание революционной должностной власти трибунов. Ведь, клиенты, наследство которых подлежало Heimfallsrecht’y (выморочному праву патрона), должны же были владеть имуществом, чтобы быть в состоянии вооружить себя для «classisw> войска гоплитов? Обо всем этом не может быть речи. Вероятно, часть плебейских родов позднейшей поры ведет свои параллельные с патрицианскими родами имена от существовавших в древности клиентских отношений с ними. Но решительно ничто не говорит за то, чтобы для всех многочисленных плебейских родов римского происхождения существовали патрицианские параллельные роды с теми же именами. Так как свободный от клиентелы plebs уже в V столетии до P. X. постулируется событиями (как их передает традиция), то были сделаны отчаяннейшие усилия объяснить исчезновение клиентелы над частью plebs’а. Рядом с «вымиранием» родов патронов специально царская клиентела должна была служить тому, чтобы заполнить пробел, — как будто находили возможным допустить существование в городе действительной «клиентелы» (военной свиты) изгнанного царя. Тем не менее в «царской клиентеле» древнего плебса может быть зерно истины: плебс состоит частью несомненно из δημιουργοί, и их в раннюю эпоху города царь, как таковой, мог ведь поселить в городе и, обложив повинностями, имевшими характер литургий, поставить под свою защиту. И точно так же очень возможно, что царь в борьбе со знатью мог при случае возбудить крестьян против нее, как это делал греческий «тиран», а также, что учреждение трибуната — род отрицательной тирании — было уступкой, которой городская знать, не слишком долго спустя после низвержения царской власти, путем компромисса купила у крестьян и мелкой буржуазии продолжение своего политического владычества и невозвращение «тирана». Не раз отмечали, что защита трибуна для политически бесправного гражданина представляет собой роль официального патроната, который имел значение суррогата защиты, которую род (gens) давал своим членам и клиентам: в этом трибуны могли быть преемниками царей; но их «патронат» был бы тогда чем-то абсолютно другим, чем феодальное или вотчинное господство (eine feudale oder grundherrliche Beherrschung) над царскими «крепостными» (Hörigen).
Но все это остается по необходимости гипотетическим. Крепко держаться нужно лишь за следующее: что плебс и клиентела, плебеитет и прикрепление к земле (Grundhörigkeit), феодальное городское государство (Stadsttaat) и вотчинная власть (Grundherrlichkeit) совершенно не совпадают. В сословной борьбе патриции — поскольку верна истине традиция — в общем имели в клиентах опору против плебса. Закрепленным на земле (grundhörig) городской плебей (как раз его существование особенно бесспорно благодаря существованию древнейших 4 триб, городских) вообще не может быть. В деревне прикрепление к земле (Grundhörigkeit) клиентов возможно (но не доказана). Прикрепление к земле pagani, судя по всем позднейшим источникам, совершенно невероятно и в древнем войске гоплитов (которое древнее, чем трибуны) невозможно (илотам соответствовали в войске клиенты, plebs — периэкам). «Феодальным» было социальное расчленение старинного городского государства благодаря как существованию клиентов, так и исключению plebs’a из управления. Но «феодализм» — не то же, что «вотчинная власть» («Grundherrlichkeit»). Для патрицианского землевладения, как это было и в других местах, рабочими руками были, рядом с нанятыми и в качестве заклада полученными крестьянскими сыновьями («personae in mancipio»), попавшие в рабство должники, затем (все больше и больше) взятые в плен на войне и купленные рабы, в раннюю эпоху, может быть, выходившие на помочи прекаристы-клиенты.
Притягательная сила, которой обладал Рим для синойкизирующих владетелей бургов (Burgherren), каким был Аппий Клавдий, в раннюю эпоху едва ли заключалась в желании получить долю в его тогда обнимавшей сравнительно небольшую область полевой земле, и позднейший блеск рода Клавдиев (gens Claudia) покоился не на этом земельном наделении. Но то и другое имело свою общую основу в том, что Рим был местом посреднической торговли (ein Zwischenhandelsplatz), где можно было стать состоятельным человеком с помощью своих рабов, с помощью ростовщических ссуд, посредством участия в торговле и т. д. Впервые изменило это территориальное расширение Рима путем присоединения континентальных областей (die kontinentale Expanzion), которое идет рука об руку с победой плебса (см. ниже). Приведенные выше данные об Atta Clausus могут служить лишь тому, чтобы сделать ясным, насколько малыми представляли себе в древности «поместья» («Grundherrschaften») старинного римского патрициата. И в этом древняя традиция могла быть верна истине. Если 16 носивших родовые имена tribus rusticae действительно возникли в середине V в. до P. X. (см. ниже), в таком случае каждая из них, если судить по передаваемому традицией тогдашнему объему ager Romanus (50 000 — 60 000 гектаров), обнимала около 3200–3500 гектаров земли, — что было бы вполне приемлемым числом. Из всей исчисляемой, самое большое (см. ниже), в 30 000 гектаров наличности способной давать урожая земли, приходившейся на ager Romanus, каждому из 300 сенаторских родов древней традиции досталось бы владение в несколько более 100 гектаров с правами на пастбище, если бы они владели всей римской почвой. Нам представляется это для востока Германии как стоящий лишь на границе крупного владения. Но следует вспомнить земельные домены и земельные участки аттических аристократов (пентаксиомедимн — около 50 гектаров, наследственная земля Алкивиада — 30 гектаров).
Из этих цифр, если для пробы их положить в основу, вовсе, таким образом, не следует, что городская знать должна была владеть всей землей. Ибо ее доходы — как и доходы знати каждого античного полиса — были частью специфически городского происхождения (торговля), часть, же покоились на владении скотом, для которого внутри старинных pagi можно было
