например: Do w den. Ор. cit), что Кромвель спас от уничтожения рисунки Рафаэля’и «Триумф Цезаря» Мантеньи, тогда как Карл II пытался их про­дать. Как известно, общество Реставрации и к национальной анг­лийской литературе относилось либо с полным равнодушием, либо вообще не признавало ее. При дворе господствовало влияние Вер­саля. В рамках данного очерка мы лишены возможности исследо­вать то влияние, которое отказ от непосредственных радостей пов­седневной жизни оказал на духовный склад выдающихся пред­ставителей пуританизма и на людей, испытавших его воздействие. Вашингтон Ирвинг формулирует это воздействие в характерной для англичан манере следующим образом: «Это (он имеет в виду политическую свободу, мы сказали бы — пуританизм) предполага­ет меньшую игру фантазии и большую силу воображения». Доста­точно вспомнить о роли шотландцев в науке, литературе, техничес­ких открытиях, а также в деловой жизни Англии, чтобы почувст­вовать, насколько близко к истине это, быть может, слишком прямо­линейное в своей формулировке замечание. Мы не будем в данной связи касаться роли пуритан в развитии техники и’ эмпирических наук. Эта взаимосвязь отчетливо проступает и в повседневной жиз­ни. Так, например, по Барклею, дозволенные для квакеров «recreations» следующие: посещение друзей, чтение исторической литературы, математические и физические опыты, садоводство, беседы о событиях в жизни общества и во всем мире и т. п. Критерий этого отбора тот же, что указанный выше.

268. Прекрасный анализ дан в книге К. Нейманна «Рембрандт»; эту работу вообще полезно сопоставлять с приведенными выше заме­чаниями.

269. См. например, цитированный выше отрывок Бакстера: Baxter. Ор. cit., 1, р. 108.

270. См., например, известную характеристику полковника Хачинсона (часто цитируется у Санфорда: Sanford. Ор. cit., р. 57), приведен­ную в биографии, написанной его вдовой. После перечисления всех его рыцарских добродетелей и упоминания о его склонной к веселью и открытой для радостей жизни натуры говорится: «Он был чрезвы­чайно чистоплотен, аккуратен и элегантен и обладал превосходным вкусом. Однако с юных лет он отказался от всякой роскоши». Очень близок к этому идеал пуританки, обрисованный Бакстером в речи у гроба Мэри Хаммер: «Эта открытая всем радостям жизни образован­ная женщина, получившая тонкое воспитание, проявляла скупость, когда речь шла, во-первых, о времени, во-вторых, о затратах на «pomp» (предметы роскоши) и развлечения» (Writ of Pur div., p. 533).

[264]

271. Наряду со многими другими примерами я вспоминаю прежде всего об одном необычайно преуспевающем фабриканте, который достиг весьма солидного для своего возраста благосостояния. Когда врач, лечивший его от длительного желудочного заболевания, пореко­мендовал ему ежедневно проглатывать несколько устриц, то уго­ворить больного последовать этому совету удалось лишь с большим трудом. Поскольку, однако, он в течение всей своей жизни жертво­вал весьма крупные суммы на благотворительные цели и вообще был известен своей щедростью, то, очевидно, в основе его поведения следует искать не проявление «скупости», а исключительно пере­житки того аскетического воспитания, в силу которого считается морально предосудительным всякое использование своего иму­щества для личного наслаждения.

272. Отделение мастерской, конторы, вообще «дела» от дома. разделе­ние фирмы и имени (капитала, вложенного в дело, и личного имущества), тенденция превратить «дело», прежде всего имущест­во фирмы, в «corpus rnysticum» — все это стороны одного процесса. По этому вопросу см. мою работу «Handelsgesellschaften im Mitte-lalter» (1889).

273. На этот характерный феномен верно указал уже Зомбарт в первом издании своего «Капитализма». Следует только иметь в виду, что на­копление имущества может обусловливаться двумя совершенно раз­личными психологическими стимулами. Один из них уходит своими корнями в самые отдаленные времена и находит в жертвованиях на благотворительные цели, родовом имуществе, фидеикомиссах такое же или даже значительно более четкое и определенное выражение, чем в стремлении достигнуть к концу жизни высокого материально­го благосостояния и общего признания, и прежде всего обеспечить продолжение «дела», пусть даже за счет личных интересов большин­ства детей, наследующих состояние. В этих случаях речь идет (наря­ду с желанием увековечить свое создание и продолжать жить в нем и после смерти) о том, чтобы сохранить в неприкосновенности «splendor familiae» (величие семьи), то есть о тщеславии, объектом которого является как бы расширенная личность основателя, во вся­ком случае, об интересах эгоцентрических. Иначе обстоит дело с тем буржуазным мотивом, который мы исследуем. Здесь лозунг аскезы «Отречься должен ты, отречься», преобразованный в позитивно-капиталистическое мироощущение: «Приобретать должен ты, при­обретать», встает перед нами во всей своей иррациональности и пер­возданной чистоте как некий категорический императив. Лишь бо­жественная слава и собственный долг, а не тщеславие человеческое служат мотивом для пуритан, а в наши дни — лишь долг по отно­шению к своему «призванию». Пусть читатель, склонный к тому, чтобы доводить мысль до ее крайних выводов, вспомнит о теории ряда американских миллиардеров, которые не считают нужным за­вещать своим детям нажитые ими миллионы, дабы не лишать их такого нравственного блага, как необходимость работать и приобре­тать самим. Правда, в наши дни это не более чем «теоретическая» фикция.

274. Именно это, как мы все время подчеркиваем, решающий религиоз­ный мотив (существующий наряду с чисто аскетическими представ­лениями об умерщвлении плоти), что особенно отчетливо проступает у квакеров.

275. Его отвергает Бакстер (см.: Baxter. Saints’ everlasting rest,12), опираясь на чисто иезуитскую аргументацию этого вопроса: плоти

[265]

должно быть предоставлено то, что ей необходимо. Иначе человек становится ее рабом.

276. Как показал на ряде важных моментов Вейнгартен (см.: W е in-gar ten. Englische Revolutionskirchen, 1868), этот идеал был отчет­ливо сформулирован квакерами уже в первый период их развития. Он выступает и в полемике (см.: Burclay. Ор. cit., р.519 f., 533). Так, избегать следует: 1) тварного тщеславия, то есть всякой брава­ды, мишуры и привязанности к вещам, которые не имеют практи­ческого применения и ценятся лишь из-за того, что они редко встре­чаются (то есть из тщеславия); 2) недобросовестного использования имущества, то есть несоразмерно больших трат на удовлетворение менее важных потребностей по сравнению с необходимыми расхода­ми на существование и заботу о будущем. Квакер как бы олицетво­ряет собой, таким образом, «закон маргинального пользования». «Moderate use of the creature» (умеренное пользование), безусловно, дозволено, при этом рекомендуется обращать особое внимание на качество и добротность материала и т. д. при условии, что это не приведет к vanity (тщеславию). Обо всем этом см.: «Morgenblatt fur gebildete Leser», 1846, № 216 f. (Специально о комфорте и добротности материалов у квакеров см.: Schneckenburger. Vorlesungen, S. 96 f.)

277. Выше мы уже указывали на то, что здесь мы не будем заниматься вопросами классовой обусловленности религиозных движений (об этом см. мои статьи, посвященные «хозяйственной этике мировых религий»). Однако для понимания того, что, например, Бакстер (на которого мы здесь постоянно ссылаемся) отнюдь не воспринимает действительность глазами «буржуазии» того времени, достаточно вспомнить, как в его иерархии угодных Богу профессий за профес­сиями ученых следует сначала husbandman (земледелец) и потом в причудливом беспорядке перечисляются mariners, clothiers, booksel­lers, tailors (моряки, сукноделы, книготорговцы, портные) и т. п. Под упомянутыми здесь mariners (что также чрезвычайно харак­терно) Бакстер мог иметь в виду как рыбаков, так и моряков. Иной характер носят высказывания Талмуда. См., например, опублико­ванные в книге Вюнше (Wunsche. Babyl. Talmud. II, I, S. 20, 21) указания рабби Елеазара, правда не оставшиеся без возраже­ний. Смысл этих указаний сводится к тому, что коммерцию следует предпочитать сельскому хозяйству (рекомендация капиталовло­жения: ‘/з в земледелие, ‘/з в товары, ‘/з держать наличными день­гами.—Ор. cit., II, 2, S. 68).

Для тех, чья склонность к каузальности не находит успокоения без экономической («материалистической», как, к сожалению, все еще принято говорить) интерпретации каузальной связи, мы при­совокупим следующее: я придаю большое значение влиянию хозяй­ственного развития на судьбы религиозных идей и в дальнейшем попытаюсь показать, как в рамках нашей темы складывается про­цесс взаимного приспособления этих двух факторов и их взаимо­отношения. Дело, однако, заключается в том, что религиозные идеи не могут быть просто дедуцированы из экономики. Они в свою очередь, и это совершенно бесспорно, являются важными пластичес­кими элементами «национального характера», полностью сохраняю­щими автономность своей внутренней закономерности и свою зна­чимость в качестве движущей силы. Что же касается важнейших различий — различий между лютеранством и кальвинизмом, то они сверх того обусловлены преимущественно политическими при-

[266]

чинами, поскольку, вообще здесь играют роль не религиозные моменты.

278. Это имеет в виду Э. Беришейн, когда он в названной выше статье (р. 681) говорит: «Аскетизм—буржуазная добродетель». В его за­мечаниях впервые указывается на эту важную взаимосвязь. Однако эта взаимосвязь охватывает значительно более обширную сферу, чем он предполагает. Ибо решающим здесь является не только накопление капитала, но и аскетическая рационализация всей про­фессиональной деятельности. Применительно к американским коло­ниям противоположность между пуританским Севером, где вследст­вие «аскетического принуждения к бережливости» всегда был в наличии капитал, который можно было вложить в какое-нибудь дело, с одной стороны, и Югом — с другой, отчетливо показана уже у Джона Доила (см. след. прим.).

279. cm.: Doyle J. The English in America, vol. 2, 1887, ch. 1. Существование в Новой Англии при жизни первого после основания колонии поколения обществ по добыванию и обработке железа (1643), производства сукна для рынка (1659) (впрочем, и расцвет ремесла) с чисто экономической точки зрения — анахронизм; все это находится в резком противоречии с положением на Юге и в некаль­винистском Род-Айленде, где была установлена полная свобода со­вести. Несмотря на то что в Род-Айленде имеется превосходная гавань, в отчете губернатора и городского совета еще в 1686 г. сказано следующее: «Затруднения, испытываемые торговлей, объясняются тем, что нам не хватает торговцев и людей, обладающих достаточ­ным состоянием» (Arnold. History of (he state Rhode Island, 1859, p. 490). Вряд ли можно сомневаться в том, что одной из причин про­цветания Севера было требование вкладывать весь приобретенный капитал в дело; в основе этого требования лежало пуританское ограничение потребления. К этому еще присовокуплялась до сих пор не рассмотренная нами роль церковной дисциплины.

280. О быстром упадке этих кругов в Нидерландах см.: Busken-Нuet. Ор. cit., Bd. II, Кар. 3, 4. Тем не менее Грун ван Принстерер (Handbook der geschiedenis van het vaderland, § 303, p. 254) гово­рит о периоде после Вестфальского мира: «Голландцы продают мно­го, но потребляют мало».

281. Что касается Англии, то нам известна петиция некоего знатного роялиста, поданная Карлу II после его вступления в Лондон (она цитируется в книге Ранке: R а п k е. Englische Geschichte, IV, S. 197), в которой выдвигается требование законодательным путем запретить буржуазии приобретать земли, дабы принудить ее вклады­вать капитал в торговлю. Голландские «регенты» как сословие выш­ли из кругов городского патрициата посредством приобретения ста­рых рыцарских поместий (см. об этом приведенную в книге: Fruin. Tien jaren uit den tachtigjarigen oorlog — жалобу 1652