общины, с соблюдением самых разнообразных ступеней государственно-правовой зависимости, — административно-правовая форма муниципия распространялась на всем протяжении империи. Город был обычной мелкой административной единицей. Городские должностные лица отвечали перед государством за уплату налогов и за поставку рекрутов. Однако в период Римской империи мы застаем существенные изменения. Большие поместья с успехом добиваются независимости от общины; с расширением завоеваний империи на европейском континенте 457
центр тяжести все более и более переносится внутрь страны, и по мере этого все больше и больше рекрутов выставляет аграрное население континента; но в то же время у крупных землевладельцев, этих «аграриев» древности, возрастает и интерес к государственной политике. Если теперь мы встречаем отпор со стороны крупных поместий Восточной Германии при попытке «инкоммунализации» их в местные общины, то государственная власть времен Римской империи оказывала весьма слабое противодействие стремлению поместий к «экскоммунализации». Очень часто наряду с городами появляются «saltus» и «territoria», т.е. такие административные округа, в которых местной властью был помещик, совершенно, как владельцы рыцарских поместий Восточной Германии в своих владельческих округах. С помещика государство получало налоги, следуемые с territorium, — он выплачивал их за своих «подданных» и потом собирал их с них; помещик же выставлял рекрутов из подвластного ему населения, благодаря чему поставка рекрутов вскоре превратилась для землевладельца в такую же повинность, как и всякая другая государственная повинность, лежавшая на его земле, которая теперь в лице колонов лишалась десятой доли своих рабочих рук. Это послужило подготовкой к формальному прикреплению колонов к земле. В Римской империи, независимо от тех или иных государственно-правовых отношений, никогда не существовало обеспеченной правовыми гарантиями всеобщей свободы передвижения. Припомним, например, сколь естественным представляется автору Евангелия от Луки то, что для переписи всякий должен отправляться на место своего рождения (origo) — мы бы сказали на место своего призрения; так, родители Христа должны были отправляться в Вифлеем27. Для колона же origo был владельческий округ его господина. Уже в более раннюю эпоху мы встречаем институт насильственного привлечения к исполнению общественных обязанностей. Сенатор, долго не являвшийся на заседания, подвергался только штрафу. С членом провинциального городского совета, декурионом, уклонявшимся от обязанностей, уже меньше церемонились: его по требованию общины водворяли на место жительства. Довольно часто приходилось прибегать к этой мере, так как в Древнем Риме должность городского советника, со связанной с ней ответственностью за налоги всей общины, представлялась малопривлекательной. И когда впоследствии, с- падением и вырождением всех юридических форм, это требование возвращения на место жительства превратилось в требование выдачи, в старинный вещный иск (vindicatio), общины стали гоняться с этим иском за своими беглыми городскими советниками, как за каким-нибудь беглым общинным быком, 458
Что взыскивалось с декуриона, то требовалось и от колона. Его крепостные повинности в отношении к помещику, который соединял в своей особе крепостного барина и административную власть, ничем не отличались от государственных повинностей, и его принудительным путем возвращали к исполнению своих обязанностей, если он уклонялся от них. Таким образом, он путем административной практики фактически превращался в навсегда привязанного к своему округу и вместе с тем подчиненного власти землевладельца, прикрепленного к земле крепостного крестьянина. Он был в известной мере «медиатизирован» в отношении к государству28. А над ним возвышалось непосредственно подчиненное государству сословие землевладельцев, «possessores», которое сохраняет свою определенную физиономию и в позднейший период Римской империи, и во времена Остготского и Меровингского королевств29. Сословное расчленение общества заняло теперь место прежнего простого деления на свободных и несвободных. К этому вел еле различимый в своих отдельных стадиях процесс, к этому вели и экономические отношения. Образование феодального общества началось уже в доживавшей свой век Римской Империи. Ясно, что в этом крупном поместье конца Империи с его двумя категориями крепостных крестьян – несвободных (servi) с «неограниченными» повинностями и лично свободных (coloni, tributarii) со строго определенными денежными и натуральными платежами, впоследствии все чаще и чаще в виде определенных частей урожая, а также — не всегда, но как общее правило — с твердо определенной барщиной, ясно, что в этом поместье мы уже имеем перед собой тип средневекового помещичьего двора. Но производить для сбыта при помощи крепостного труда в условиях обмена древнего времени было немыслимо. Для производства на сбыт необходимым условием была тогда дисциплинированная казарма. С расселением обитателей казарм по крестьянским хижинам производство для- сбыта должно было исчезнуть; тонкие нити обмена, протянувшиеся поверх натурально-хозяйственной основы, должны были постепенно вытянуться и порваться. Мы это ясно видим уже у последнего значительного римского писателя Палладия30, который советует по возможности устраиваться так, чтобы труд принадлежащих к поместью людей покрывал все потребности поместья, содержал себя сам и делал бы покупку излишней. Если женщины помещичьего двора издавна пряли, ткали, а также мололи и пекли хлеб домашним способом, то теперь и все кузнечные, плотничные, штукатурные, столярные работы и, наконец, и все ремесленные поделки в поместье совершались при 459
помощи несвободных крепостных ремесленников. Но вместе с тем еще больше терял свое относительное значение и тонкий слой городских свободных наемных рабочих передовые в экономическом смысле хозяйства землевладельцев покрывали свои потребности путем натурального хозяйства. Покрытие собственных потребностей землевладельца путем разделения труда становится все более и более главной хозяйственной задачей «ойкоса». Большие имения порывают свою связь с городским рынком. В соответствии с этим масса средних и маленьких городов все более и более теряют почву, питавшую их хозяйственную жизнь, лишаясь обмена труда и продуктов с окрестными поместьями. Поэтому и приходят в упадок города, как видно даже из тех темных и отрывочных юридических документов, какие дошли до нас из последней эпохи империи. Императоры принимают все новые и новые меры, чтобы люди не бежали из города и в особенности, чтобы землевладельцы не бросали на произвол судьбы своих городские дома и не переносили свои резиденции из города в свои деревни. Этому падению городов способствует также финансовая политика государства. Эта политика также принимает все более и более натурально-хозяйственный характер фиск обращается в «ойкос», покрывающий свои потребности по возможности не на рынке, а собственными средствами, но тем самым препятствует образованию денежных капиталов. Было большим благодеянием, что исчез главный источник спекуляций — сдача налогов на откуп, заменившаяся теперь непосредственным взиманием налогов государством. Пожалуй, рациональнее был и подвоз хлеба на кораблях, поставку которых государство обеспечило себе путем земельных выдач, вместо того, чтобы прибегать для этого к услугам предпринимателей. Выгодна в финансовом отношении была и все развивавшаяся монополизация многочисленных прибыльных отраслей торговли и взятие в казну горной промышленности. Но все это, разумеется, препятствовало образованию частных капиталов и устраняло всякую возможность развития того слоя общества, который бы соответствовал современной буржуазии. Развитие этой натурально-хозяйственной организации финансов совершалось по мере того, как империя изменяла свою физиономию и из эксплуатировавшей страну кучки городов, хозяйственный центр тяжести которых был в их береговом положении и в их взаимном обмене, превращалась в государство, стремившееся объединить в одно политическое целое и организовать находившиеся на стадии натурального хозяйства континентальные области. Покрывать денежно- хозяйственным путем непомерно возраставшие государственные потребности было невозможно при таком ничтожном обмене.
460
По необходимости в государственных финансах приобретал все большее значение натурально-хозяйственный фактор. Провинции с давних времен платили подати государству по большей части натурой, иногда даже хлебом, которым пополнялись государственные магазины. В эпоху империи правительство и за ремесленными продуктами начинает все меньше и меньше обращаться на рынок и к подрядчикам, а вместо этого поставку продуктов в качестве натуральной повинности возлагает на городских ремесленников, которые для этого нередко соединялись принудительным образом в цехи. Таким путем и без того забитый судьбою свободный ремесленник превращался в фактически наследственного цехового крепостного. Все эти натуральные поборы фиск употреблял на соответствующие выдачи натурой. Так, он старался покрывать две главные графы своего бюджета по способу натурального хозяйства именно вознаграждение должностных лиц и армии. Но здесь натуральное хозяйство оказалось несостоятельным. Большим континентальным государством можно управлять только при помощи получающего жалование чиновничества, без которого древние государства-города могли обходиться Чиновники диоклетиановской монархии получали свои оклады в значительной степени натурой, эти оклады приблизительно соответствуют, конечно, в сильно увеличенном размере, тому, что получает теперь в Мекленбурге помещичий поденщик они получали из императорских магазинов несколько тысяч шеффелей хлеба, определенное число голов скота, соответствующее количество соли, оливкового масли и т. д., — словом, все, что нужно в смысле питания, одежды и вообще существования, и рядом с этим в сравнительно весьма умеренном количестве наличные карманные деньги. Однако, несмотря на такое очевидное стремление к расплате натурой, содержание обширной чиновничьей иерархии требовало больших чисто денежных затрат. Еще более этого требовало покрытие военных издержек империи. Континентальное государство, границам которого всегда грозила опасность, нуждалось в постоянном войске. Древнее гражданское ополчение, опиравшееся на воинскую повинность и собственную экипировку землевладельцев, уже к концу республики превратилось в войско, вооружаемое государством и набираемое из пролетариев, — в войско, служившее опорой цезарям. Эпоха империи создала не только фактически, но и юридически существовавшее постоянно профессиональное войско. Для содержания такого войска нужны две вещи рекруты и деньги Потребность в рекрутах была причиной почему государи-меркантилисты века «просвещенного» деспотизма, как, например, Фридрих ll и Мария Терезия31, задерживали развитие крупного сельскохозяйственного 461
производства, запрещая снос крестьянских дворов. Не из соображений гуманности и не из любви к крестьянам они делали это. Не каждого крестьянина в отдельности защищали они, — каждого из них помещик мог спокойно выгнать, лишь бы на его место он мог посадить другого. Причина была скорее такая если по выражению Фридриха Вильгельма I32 излишек мужиков должен служить материалом для рекрутского набора, то такой излишек должен был быть налицо. Уменьшение наличного числа крестьян посредством сноса крестьянских дворов было воспрещено потому, что это могло нанести ущерб рекрутскому набору и обезлюдить деревню. По точно таким же соображениям и римские цезари вмешивались в отношения с колонами и запрещали, например, увеличивать их повинности. С другой стороны, государи-меркантилисты весьма поощряли крупные мануфактуры, потому что эти последние способствовали притоку населения на территорию государства и, во-вторых, притоку денег в страну Фридрих Великий преследовал своими lettres de cachet33 не только своих дезертировавших солдат, но и своих дезертировавших рабочих и – фабрикантов. Эта возможность была закрыта для цезарей, так как крупная промышленность, производящая для сбыта при помощи свободного труда, не существовала тогда и не могла возникнуть. С упадком городов и обмена и с возвращением к натуральному хозяйству для страны все более и более утрачивалась возможность добиться повышения денежных налогов. А
