гессе (Hesse) Герман (1877-1962) — швейцарско-германский (отказался от немецкого подданства в 1923) писатель, лауреат Нобелевской премии (1946). Основные произведения: «Романтические песни» (сборник стихов, 1899), «Посмертно изданные записи и стихотворения Германа Лаушера» (1901), «Петер Каменцинд» (1904), «Под колесом» (1906), «Гертруда» (1910), «Из Индии» (сборник, 1913), «Росхальде» (1914), «Кнульп» (1915), «Душа ребенка» (1918), «Сказки» (1919), «Взгляд в хаос» (сборник, 1919), «Демиан» (1919), «Клейн и Вагнер» (1920), «Последнее лето Клингзора» (1920), «Сидд-хартха» (1922), «Курортник» (1925), «Степной волк» (1927), «Нарцисс и Гольмунд» (1930), «Паломничество в страну Востока» (1932), «Игра в бисер» (1943), «Путь сновидений» (сборник, 1945) и др. Произведения Г., насыщенные символикой немецкого фольклора, христианства и гностицизма, психоанализа и восточной философии, раскрывают одну и ту же вечную тему — поиск Человеком самого себя (см. Борхес). Г. начинал творчество как романтик: пафос личной свободы, избранности и одиночества, презрение к толпе, жажда совершенствования и жесткое противопоставление социальной действительности (мира обывателей) миру чудаковатого мечтателя, который не может вписаться в «стадную жизнь», хотя и может мыслиться подлинно существующим только на ее основе. Действительность понимается Г. как враждебное начало, — она есть «то, чем ни при каких обстоятельствах не следует удовлетворяться, чего ни при каких обстоятельствах не следует обожествлять и почитать, ибо она являет собой случайное, т.е. отброс жизни. Ее, эту скудную, неизменно разочаровывающую и безрадостную действительность, нельзя изменить никаким иным способом, кроме как отрицая ее и показывая ей, что мы сильнее, чем она». Протест против реальности, проповедь оправданности последующего ухода в себя, преломленные в свете идей Ницше и Юнга, сделали Г. культовой фигурой для поколения бунтующей молодежи 1960-х. Повесть «Демиан» (вышла под псевдонимом Эмиль Синклер) обозначила отказ Г. от мировоззренческого бинаризма, переориентацию его внимания на проблему культуры: «два мира» (Бог и Дьявол, Аполлон и Дионис, инь и ян, сознательное и бессознательное) воссоединяются в образе гностического бога Абраксаса, которому поклонялся еще Василид (2 в.). Главной темой становится деконструкция субъекта и, как следствие, деконструкция тотальности «мертвой культуры» («доксы»), состоящей из застывших образов, схем и являющейся продуктом молчаливого мещанского сговора. «Всякие объяснения», всякая психология, всякие попытки понимания нуждаются… во вспомогательных средствах, теориях, мифологиях, лжи» (Г.). Основания этой «лжи» Г. находит в «простой метафоре»: «тело каждого человека цельно, душа — нет». По Г., личность, субъект — всего лишь идеологический конструкт, «очень грубое упрощение.., насилие над действительностью»: только «человек на стыке двух культур, эпох, религий», маргинал, «изведавший распад своего «Я» и овладевший «искусством построения», может заново, в любом порядке составить «куски» своей личности и «добиться тем самым бесконечного разнообразия в игре своей жизни». Т.обр., по Г., истинно свободным человеком, творцом является только шизофреник, а смысл игры — вместить в себя весь мир. (См. Шизоанализ). Деконструкция субъекта осуществляется в условном игровом пространстве («Степной волк») — в «Магическом Театре», куда допускаются только «сумасшедшие», а «плата за вход — разум». «Игра жизни» требует ироничного отношения к «бессмертным», к признанным авторитетам и ценностям. Проводя параллель между»Магическим Театром» (как архивом культуры) и вечностью, Г. заключает, что «серьезность — это атрибут времени», а «вечность — это мгновение, которого как раз и хватает только на шутку». «Магический Театр», прообраз «игры в бисер» — представляет собой модель культуры постмодерна, игру «со всем содержанием и всеми ценностями нашей культуры». «Игра в бисер», как и постмодерн, характеризуется отсутствием первоначала, истока, причины. Согласно Г., «именно как идея — игра существовала всегда», и только от предпочтений исследователя зависит ее предыстория (см. также Игра). По Г., она является результатом рефлексии, т. наз. «фельетоном эпохи», которая «не была бездуховной, ни даже духовно бедной… она не знала, что ей делать со своей духовностью», «фельетоны» (или — в терминологии Лиотара — «малые повествования») отличаются занимательностью, про-фанированием идеалов, ценностей, авторитетов «высокой» культуры, а также «массой иронии и самоиронии, для понимания которой надо сперва найти ключ». (См. Нарратив). «Игре в бисер», таким образом, придается статус новой духовности, она вбирает в себя все культурное наследие. «Игра в бисер» функционирует как метатеория — искусственно создаваемая система культуры, имеющая целью построение специфических средств по оценке и описанию другой (объектной) культуры. Набор таких средств ограничен («все уже сказано» — топос постмодернистской чувствительности), но число их комбинаций огромно, и практически невозможно, «чтобы из тысячи строго определенных партий хотя бы две походили друг на друга больше чем поверхностно». Игра состоит «из сложных ассоциаций и играет сплошными аналогиями». Она самоценна, ибо цель игры — сохранение самой игры, а значит и культуры. Однако сохранение культуры, по Г., влечет за собой утрату субъекта. Субъект исчезает из истории, в «ней нет крови, нет действительности», а есть лишь одни идеи; у субъекта подавлена телесность; он целиком принадлежит культуре и выполняет необходимые ей функции; в конечном итоге — субъект умирает, поглощенный культурой. Имя и пафос творчества Г. принадлежат сразу к двум культурным эпохам: соединяя модерн («произведения») и постмодерн («тексты»).