рациональному знанию эволюционирует от анафемы рационализму в знаменитом «Силлабусе» («Перечне человеческих заблуждений нашего времени», 1864) до тезиса «церковь — друг науки» в энциклике папы Пия XIII и конституции II Ватиканского Собора «Радость и надежда. О церкви в современном мире», констатирующей необходимость позитивной оценки научно-технического прогресса и адаптации к его последствиям, в том числе и ментальным. Однако, если говорить не о внешней, рефлексивно выраженной позиции, а о глубинных парадигмальных основаниях, то можно утверждать, что аксиологическое и содержательное влияние рационалистического культурного контекста европейской традиции как мировоззренческого фона эволюции христианства всегда задавало глубинную интенцию христианского вероучения к рациональности (при безусловной констатации доминанты В.). Так, базовая отрасль христианской теологии — апологетика, именуемая также «фундаментальной теологией» или «основной теологией», целевым образом центрируется вокруг проблемы защиты (оправдания) вероучения с помощью доводов, обращенных к разуму (опять же, разумеется, при оговорке, что понятые разумом догматы должно принять «на В.»). Протестантизм, логически последовательно реализуя установку на спасение «В. единой», не культивирует апологетическую теологию, заменяя ее «учением о принципах» и аргументируя это тем, что укорененная в живом чувстве В. не нуждается в рационально-логическом обосновании. Феномен В. центрирует вокруг себя значительную проблематику и в рамках философской традиции: как в сугубо гносеологическом, так и в более широком — общеантропологическом — планах. Во 2-й половине 18 в. в германской философии оформляется течение «философии чувства и В.», задавшее исходный импульс разворачивания в истории философии традиций интуитивизма, философии жизни, экзистенциализма. «Философия чувства и В.» отвергает «рассудочное знание», оцениваемое как неспособное открыть человеку в нем самом «безусловный источник свободы воли» (Ф.Г. Якоби). На передний план выдвигается «непосредственная данность» человеческому сознанию мира вещей (содержательное влияние философии Юма). Эта «непосредственная данность» синонимически обозначается Якоби как «В.», «чувство», «откровение», «разум» в противоположность рассудку (предвосхищение кантовской их дифференциации). В силу понимания В. в качестве универсального пути познания, Якоби не делает разницы между реальностью чувственного (естественного) и сверхчувственного (абсолютного) бытия — и то, и другое равно выступают содержанием В., подобная «непосредственная данность» абсолютного бытия задает особый тип бытия индивидуального. Тонко уловив ностальгическую тоску человека нетрадиционного общества по вписанности в общину, растворенности патерналистского сознания в общности, т.е. по утраченным вере и уверенности, Якоби формулирует модель гармоничного индивидуального существования, основанного на В. Пребывание человека в мире (предвосхищение экзистенциалистской «заброшенности») «спасено и оправдано» именно «непосредственной данностью» ему абсолютного бытия. Человек переживает (верит, чувствует и знает одновременно) «данность» абсолюта, который, в свою очередь, открывает ему «непосредственную данность» истока его личной индивидуальности и свободы воли как основы его причастности к абсолюту — апофеоз индивидуальности через поглощенность всеобщим. Аналогично, философская концепция И.Г. Гамана фундируется радикальной критикой рационалистической культуры Просвещения: единство личности понимается им как комплексное, и его тотальность гарантируется «непосредственным знанием», синонимичным В., которое противостоит дискурсивному рационализму. Идеи «философии чувства и В.» были восприняты современной западной философией как в рамках человеко-центристской проблематики (философия жизни, экзистенциализм), так и в рамках проблематики гносео-центристской (интуитивизм, иррациональные версии концепции непосредственного знания после Бергсона). Категория В. занимает значительное место в философии экзистенциализма, осмысливаясь как «философская В.» (Ясперс), синтезирующая в себе «В. в Бога» и «В. в науку». Феномен В. занимает центральную позицию в неотомизме, придерживающемся модернизированной формулировки концепции «двойственной истины»: «законная автономия религии и науки» и «законная автономия науки в рамках законной автономии земных ценностей» (Иоанн Павел II) Синтетизм современной культуры и тенденция науки к междисциплинарному синтезу понимается как основа для очерчивания ареала «пограничных вопросов» между теологией, философией и естествознанием; осознание естествознанием ограниченности своих сугубо рационалистических методов, не позволяющих ему воспринять сферу В. в качестве своего предмета, по оценке неотомизма, создает «новое лицо» естествознания (О. Шпюль-бек, Р. Кариш, Д. Бонифаци, И. Ратцингер). В контексте заданного приоритета В. конституируется «интегрирующая функция междисциплинарного диалога» теологии, философии и естествознания, включающая в себя конвергенцию теологической, философской и конкретно-научной аргументации, формирование «конвергирующей» синтетической истины (К. Ра-нер, Х.Фриз, Ф.Рау).
