её скрытого смысла; к реальной женщине этот образ отношения не имеет.
В Евангелии от Марка ничего не сказано о рождении Иисуса, оно начинается с описания крещения, как и иудео-христианские евангелия. Поскольку для Марка деятельность Иисуса как мессии начинается с его крещения и сошествия на него Святого Духа, земная мать его упоминается им вскользь.
В Евангелиях от Матфея и Луки приводятся несколько отличные друг от друга родословные Иосифа: его род возводится к Давиду; поскольку, согласно иудейским верованиям, мессия должен происходить из рода Давидидов (потомков царя Давида). Когда складывались легенды о происхождении Иосифа из этого рода и конструировались генеалогии, Иосиф, по всей вероятности, ещё считался отцом Иисуса (хотя в арамейском варианте Евангелия от Матфея, согласно Епифанию, эта сконструированная генеалогия отсутствовала). Однако в тех же евангелиях излагается и начавшийся складываться в период их создания миф о непорочном зачатии Марией Иисуса от Духа Святого. В связи с этим мифом, призванным подчеркнуть единую сущность Бога и Христа, в христианской традиции начинает выделяться образ Марии.
Наиболее подробен рассказ о непорочном зачатии в Евангелии от Луки. Автор его ввел описание благовещения — явления Марии ангела, возвестившего ей о чуде зачатия от Святого Духа. Благовещение представляет собой как бы дублирование эпизода, изложенного у Луки ранее, — возвещения ангелом престарелому Захарии о рождении у него Иоанна (будущего Иоанна Крестителя). Оба действующих лица удивлены вестью, и оба спрашивают, как это может быть. Правда, затем рассказы расходятся: Захарию наказывают за сомнение, а Мария, поверив, начинает славить Бога. Возможно, эпизод с благовещением введен автором Евангелия от Луки под влиянием рассказов об Иоанне Крестителе, с которыми он был хорошо знаком. Он вводит в повествование встречу Марии с Елизаветой, женой Захарии, у которой Мария прожила три месяца перед родами. В дальнейшем изложении у Луки мать Иисуса упоминается в эпизоде в Иерусалимском храме (об этом эпизоде будет сказано подробнее при разборе Евангелия детства), но дальше практически она из евангельских рассказов исчезает (в трех канонических евангелиях Иисус отрекается от матери, своих учеников называя матерью и братьями. — Мк. 3:33–34; Мф. 12:48–50; Лк. 8:19–21). Мать Иисуса у «синоптиков» даже не названа среди присутствовавших при распятии, хотя Марк поименно перечисляет женщин, которые издали смотрели на казнь: Мария, мать Иакова меньшого и Иосии, Мария Магдалина и Саломея (15:40); то же пишет и Матфей, только вместо Саломеи он упоминает мать сыновей Зеведеевых (27:56); у Луки просто сказано: «женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи» (23:55). Только согласно Евангелию от Иоанна, Мария, мать Иисуса, стоит около креста, и Иисус поручает её своему любимому ученику (имеется в виду Иоанн), от имени которого написано евангелие. В Деяниях Апостолов упоминается о том, что она пребывала в молитве после казни Иисуса вместе с апостолами и братьями его (1:14). Вот практически и все сведения о ней, содержащиеся в каноне.
Отсутствие в новозаветной традиции сколько-нибудь достоверных сведений о матери Иисуса дало возможность противникам христиан, прежде всего ортодоксальным иудеям, выдвинуть свою версию её жизни. Эту версию изложил Цельс в «Правдивом слове». С ним полемизировал Ориген, приводивший из сочинения Цельса обширные цитаты. Цельс, ссылаясь на рассказы иудеев, писал, что Мария была пряхой (одна из наименее уважаемых женских профессий в античное время) и родила незаконного сына от римского солдата Пантеры. Аналогичная версия содержится и в Талмуде, где солдат назван Пандирой. В противовес этой легенде — у нас нет оснований видеть в ней какое-то историческое ядро — христиане II в. распространяли свои рассказы о богоматери, в которых происходило нарастание сверхъестественных элементов в соответствии с общим тяготением к чудесному и традицией почитания женских божеств, уходившей своими корнями в глубокую древность, особенно на Востоке.
Подробный рассказ о детстве и замужестве Марии содержится в так называемой «Истории Иакова о рождении Марии», или «Книге Иакова», как называл это сочинение Ориген (Com. In Matth. X. 17). В научной литературе это произведение принято называть Протоевангелием Иакова. Популярность этого произведения была такова, что, невзирая на апокрифичность его, в раннем средневековье оно было переведено на многие языки (сирийский, коптский, армянский); дошли несколько средневековых рукописей (с пространной и краткой редакцией); наиболее ранний текст Протоевангелия Иакова был обнаружен на папирусе в Египте, изданном в 1958 г. (папирус Бодмера). Там дано название: «Рождение Марии. Откровение Иакова». Папирус относится к III в., но рукопись, по-видимому, также подверглась переработке и некоторым сокращениям, по сравнению с предполагаемым оригиналом. Протоевангелие Иакова, поскольку его знал Ориген, было написано примерно около 200 г., может быть — 150 г… В любом случае Протоевангелие было создано во второй половине-конце II века, вероятно, в Египте.
<…> Протоевангелие написано от имени Иакова, брата Иисуса и сына Иосифа от первого брака. Создание евангелия, повествующего о чудесном рождении Марии и ещё более чудесном рождении Иисуса от имени очевидца Иакова, освящало легенду о непорочном зачатии и было своего рода скрытой полемикой с теми, кто не признавал рождения Иисуса от Святого Духа; их учение как бы опровергал один из самых почитаемых ими христианских деятелей, руководитель иерусалимской общины.
<…> Протоевангелие начинается с описания того, как будущие родители Марии Иоаким и Анна скорбят о своей бездетности. Начало это перекликается с историей Самуила в Ветхом Завете (1 Царств., в еврейском тексте — 1 Самуила), согласно которой у жены Елкана Анны (даже имена обеих женщин совпадают) не было детей, и она скорбела об этом и молилась (молитва Анны появляется и в Протоевангелии). Анна, жена Елкана, дает обет — как и мать Марии — посвятить своего ребенка Богу: Итак, общее развитие сюжета заимствовано автором истории о рождении Марии из Ветхого Завета. <…> Иоаким и Анна порознь получают знамение о том, что у них родится ребенок. В истории Самуила его будущей матери возвещает первосвященник. В Протоевангелии знамение непосредственно дает Бог через ангела, здесь использован упомянутый выше мотив из Евангелия от Луки, связанный с рождением Иоанна Крестителя; с точки зрения верующего христианина II в., иудейский первосвященник не мог передавать знамение, исходившее от Бога. После рождения Марии Анна произносит благодарственную молитву; которая также имеет параллели с «Книгой Самуила». Наконец, когда Марии исполнилось три года, её отводят в храм в соответствии с данным обетом. Этот обет заимствован из истории Самуила, но посвящение в храм девочки, которая при этом живет в святая святых храма, — история совершенно невозможная. Значит ли это, что автор настолько не представлял себе иудейских обычаев? Ведь он достаточно хорошо знал Ветхий Завет. Скорее всего мы имеем здесь сознательное пренебрежение этими обычаями, стремление подчеркнуть, что в истории Марии все было исключительно — и её пребывание в храме тоже.
В храме Мария оставалась до двенадцати лет. Интересно отметить, что Мария питалась особой пищей, которую ей приносил ангел. Это упоминание — не просто ещё одна фантастически-чудесная деталь, за ней стоит представление об «особом» теле и «особой» телесной жизни матери Христа. Автор Протоевангелия перенес на Марию те идеи, которые разрабатывались в христианстве II в. применительно к образу Христа. Уже в Евангелии от Иоанна Иисус говорит своим ученикам, отказываясь от еды: «…у Меня есть пища, которой вы не знаете… Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его» (4:32–34). Правда, здесь отказ от земной пищи носит иносказательный характер, но у гностиков существовало учение об особом способе питания Иисуса, связанном с иной, нечеловеческой телесностью. Так, один из наиболее крупных теологов-гностиков, Валентин, по данным Климента Александрийского, утверждал, что Иисус ел и пил особенным образом, не отдавая пищи (т. е. не перерабатывая её); сила воздержания была в нем такова, что пища в нем не разлагалась, так как он сам не подлежал разложению. Отголоски этого учения переплелись в истории о рождении Марии с древними языческими верованиями: боги греков пили особый напиток — нектар и питались амброзией. Такое переплетение традиционных мифологических мотивов, мистики, вульгаризованных философских доктрин было характерно для «низовой словесности» и отражало определенные тенденции в развитии христианства.
Когда Марии исполняется двенадцать лет, рассказывается в Протоевангелии, жрецы по повелению ангела созывают старцев, чтобы вручить одному из них Марию для своего рода опеки. Так в истории Марии появляется плотник Иосиф — старец, вдовец. Образ Иосифа-старца — создание апокрифической литературы, стремившейся заполнить лакуны первоначальных евангельских повествований, в которых Иосиф после рождения Иисуса и возвращения из Египта (по Евангелию от Матфея) не фигурирует вовсе («родители» Иисуса упомянуты только ещё один раз у Луки в рассказе о посещении ими вместе с мальчиком Иисусом Иерусалимского храма. — 2:42–43). Старость Иосифа позволяла объяснить отсутствие упоминаний о нем в период деятельности Иисуса; в Евангелии от Марка жители Назарета называют Иисуса только «сыном Марии», не упоминая имя отца (6:3). По-видимому, предполагалось, что Иосиф умер к началу проповеди Иисуса. Старость Иосифа также давала возможность ввести взрослых сыновей от первого брака, и тем самым утвердить девственность Марии.
Иосиф был избран супругом-хранителем Марии, так как из его посоха вылетела голубка — образ, который должен был ассоциироваться в умах верующих со Святым Духом, сошедшим на Иисуса в виде голубя.
Даже в деталях дальнейшей жизни Марии, по концепции автора Протоевангелия, обнаруживается её исключительность. Так, по жребию ей достается ткать самую дорогую ткань, настоящую багряницу, пурпур. Как отличен этот символ от символики первых христиан, для которых в пурпур и багряницу одевались блудницы — и главная блудница — Рим, как он изображен в Апокалипсисе Иоанна. Но пурпур имел и скрытый, мистический смысл (во всяком случае так он толковался византийскими богословами): прядение пурпура как бы возвещает «прядение» тела младенца из крови матери.
Эпизод благовещения и прихода Марии к Елизавете представляет собой детализированный и драматизированный (в соответствии с жанром) пересказ Евангелия от Луки с дословным повторением отдельных фраз. Благовещение происходит в отсутствие Иосифа, который уходит на плотницкие работы. Это должно было объяснить, почему Мария отправилась к Елизавете. У Луки в соответствующем рассказе отразилось стремление объединить легенды об Иоанне Крестителе и Иисусе, существовавшие раздельно, подчеркнуть связь между обоими проповедниками с самого их рождения; бытовая достоверность не интересовала автора третьего евангелия. В Протоевангелии подробно описана реакция вернувшегося мужа и обнаружившего беременность своей подопечной (намек на реакцию Иосифа есть в Евангелии от Матфея, но там Мария выходит за него замуж, уже будучи беременной, и Иосиф хочет тайно отпустить её. — 1:18–19).
По доносу книжника Анны (автор опять вводит мотив иудея-недруга, как и в начале повествования) Иосифа и Марию вызывают в храм и заставляют пройти испытание «водою ревности». Это был древний обычай, согласно которому женщине, подозревавшейся в прелюбодеянии,
