Джнана-йога. Свами Вивекананда.
Песнь Санниясина.
Раздайся песнь! Та песнь, чья родина далеко, куда не может никогда достичь мирской порок, — в пещерах гор, среди лесов глубоких, покой которых никогда не смел нарушить ни один вздох сладострастья, ни жажда славы и богатства; где катится поток истины, знания и следующего за обоими — блаженства… Пой громко эту песнь, отважный Санниясин: «Аум тат cam, Аум»!
Разбей свои оковы, привязывающие тебя к низменному миру, из блестящего ли от золота, или из темного неблагородного металла… Из любви или ненависти, добра или же зла, или чего бы то ни было другого, но двойственного тоже… Знай, раб есть раб, — ласкают ли его, или же бьют, он не свободен, так как цепи, хотя бы и из золота, не менее крепки, чем всякие другие. Так сбрось же их, отважный Санниясин, и говори: «Аум тат cam, Аум»!
Пускай исчезнет тьма и те блуждающие огоньки, которые своим мерцаньем только усиливают мрак! Пускай в тебе угаснет жажда жизни! Она влечет душу от рожденья к смерти и от смерти к новому рожденью. Тот побеждает все, кто самого себя сумеет победить. Знай это и никогда не отступай, отважный Санниясин, и говори: «Аум тат cam, Аум»!
Говорят: «кто сеет — должен жать, и каждая причина принести следствие должна: хорошая — хорошее, дурная — злое. И никто не уклонится от закона, но тот, кто носит форму, какой бы ни была она, тот вынужден носить и цепи. Таков закон… Неизмеримо выше всех форм и всех имен Атман, свободный вечно. Знай, смелый Санниясин, — ты — Тот! и говори: «Аум тат cam, Аум»!
Не знают истины все, кому грезятся бессмысленные сны, — отец, мать, дети, жена и верный друг… О, неимущий пола Сущий! Чей Он Отец и чье дитя? Чей друг, чей враг Тот, кто был всегда Один и навсегда Один пребудет? Он — все во всем, и вне Его ничто не существует. И ты, отважный Санниясин, ты — Тот! И зная это, пой: «Аум тат cam, Аум»!
Есть лишь Один — Свободный, Всеведущий и Сущий! Без имени, без формы и без цвета… В нем — Майя, которой снятся эти сны, а Он свидетель их, проявленный в виде природы и души. Ты — Тот! Знай это, смелый Санниясин, и пой: «Аум тат cam, Аум»!
Там, где ты думаешь найти свободу, ни этот мир, ни тот тебе ее не может дать. Бесплодны твои искания в святилищах и книгах. В твоей руке спасительная нить, влекущая тебя к познанью и свободе… Не жалуйся напрасно! Брось все, что тебя держит, отважный Санниясин! И пой: «Аум тат cam, Аум»!
Говори всему: «Мир вам! Я ничему живущему не угрожаю. Я все во всем, как в том, что пребывает наверху, так и во всем, что ползает в низинах. Я отвергаю жизнь и здесь, и там, — все небеса и земли, и самый ад, все страхи и надежды…» Так рви же, рви свои оковы, отважный Санниясин! И пой: «Аум тат cam, Аум»!
Не обращай внимания на то, живет ли плоть твоя, или же умирает. Ее задача кончена, и Карма пусть ее уносит. Пускай один венцы на эту форму возлагает, другой ударами ее осыпает, но ты молчи и знай, что там не может быть ни похвалы, ни порицанья, где и хвалящий, и хвалимый, и порицаемый, и порицающий его — Одно… Итак, спокоен будь, отважный Санниясин! И пой: «Аум тат cam, Аум»!
Истина не приходит в ту обитель, где алчность, слава и сладострастие живут… Совершенным быть не может, кто смотрит на женщину, как на
жену; ни тот, кто обладает хотя бы самым малым, ни тот, кто поддается гневу… Никто из них ворота Майи не пройдет. Брось это все, отважный Санниясин! Брось все и пой: «Аум тат cam, Аум»!
Тебе не нужен дом… Пусть ни одно жилище тебя не сможет удержать! Небесный свод — твоя незыблемая кровля, трава — постель; а пища то, что случай тебе даст. Хорошо ли она приготовлена, или же дурно, пусть это для тебя будет все равно! Нет такой пищи, ни питья, которые могли бы осквернить стремящееся к самопознанью твое «Я»… Уподобляйся вечно бегущему потоку… Уподобляйся, отважный Санниясин! И пой: «Аум тат cam, Аум»!
Немногим истина известна… Невежды будут ненавидеть и насмехаться над тобой, великий! Но не обращай внимания на них. Иди, свободный, с одного места на другое и помогай им выходить из мрака покрывала Майи, без трепета перед страданьем, без жажды мимолетных радостей земных. Будь выше их, отважный Санниясин! И пой: «Аум тат cam, Аум»!
Так непрестанно, изо дня в день, укрепляй душу, покамест силы Кармы истощатся… Нет более рождения, ни «я», ни «ты», ни смертного, ни Бога! Я стану всем; все станет «Я» и неомрачаемым блаженством! Знай, смелый Санниясин, — ты — Тот! И пой: «Аум тат cam, Аум»!
Книга эта, как показывает ее оглавление, состоит из четырнадцати лекций, прочитанных Свами Вивеканандой в Лондоне в 1896 году. Первоначальной записью этих лекций читатели обязаны X. X. Годвину, умершему в июне 1898 года в Уткамонде, и г-же М. Е. Иолдо, из Бруклина, в Нью-Йорке. Двенадцать из них были напечатаны г-м Стерди месячными выпусками в 1897 году.
В настоящем виде все лекции были составлены при жизни Свами и им одобрены. Труд же нынешнего издателя состоял теперь только в исправлении опечаток и устранении немногих неточностей в выражениях, что, надеюсь, не сделало менее яркими «своеобразную особенность и энергию» речи Свами, как о ней удачно выразился г. Стерди.
Наиболее важным в своих Лондонских лекциях Свами Вивекананда считал изложение на новом языке идеи «Майи». В этом он, вероятно, встретил и наиболее затруднений.
Специальное обсуждение этой идеи начинается с лекции о «Действительном и кажущемся человеке» и продолжается в лекции об «Абсолюте и Проявлении». Но эта идея составляет, в сущности, главный предмет всей серии лекций; лекции же о «Реализации», «Свободе» и «Практической Веданте» почти настолько же посвящены ее обсуждению, как и те три (2-я, 5-я и 6-я), которые носят ее название.
Сарадананда Богур Мот Сентябрь, 1911.
1 Издатель, Свами Сарадананда, не упомянул о трех лекциях, прочитанных в том же году в Нью-Йорке и также помещенных в этой книге.
Почти все вы слышали слово Майя. Обыкновенно его употребляют для обозначения обмана чувств, иллюзии, очарования. Я нахожу такое его употребление неправильным: а так как выражаемое им понятие составляет один из устоев, на которых покоится Веданта, то, чтобы при дальнейших моих лекциях не быть непонятым, я остановлюсь на нем несколько дольше и попрошу у вас немного терпения. В литературе Вед слово майя сначала встречается, действительно, в смысле очарования: мы находим там такую, например, фразу: «Индра через свою майю принимал различные формы». Здесь слово майя очевидно выражает нечто как бы магическое. Но в то время, когда это написано, теория майи еще не была разработана, а
потом это слово в течение долгого времени и совсем не встречается, хотя идея им выражаемая продолжает развиваться. Позже встречаем вопрос: «Почему мы не можем знать тайн Вселенной? » — и ответ на него: «Потому что занимаемся пустыми разговорами и удовлетворяемся чувственными предметами, а также потому, что увлекаемся желаниями и закрываем действительность как бы туманом». Здесь слова майя нет, но проскальзывает идея о ней: причиной нашего незнания выставляется род тумана, заслоняющего от нас истину. Значительно позже, в одном из Упанишадов, слово майя опять появляется; но к этому времени значение его подверглось уже значительным изменениям. Предлагались и отвергались разные его толкования, пока, наконец, выражаемая этим словом идея не установилась окончательно. В Светасвара Упанишаде мы читаем: «Знай, что природа это майя, а разум, управляющий майей — Сам Господь».
До великого Шанкарачарья наши философы употребляли это слово в разных значениях. Теорией его занимались отчасти и буддисты, и у них оно получило значение очень близкое к тому, что теперь называется идеализмом. Среди буддийских философских школ была одна, совершенно непризнававшая существования внешнего мира. Она считала его иллюзией и называла майей. Отсюда и получило начало употребление этого слова в смысле, указанном в первых строках настоящей главы. Но майя Веданты в последней форме ее развития — не идеализм и не реализм, и даже не теория. Она просто обозначение того, что представляем собой мы и нас окружающее. Как я уже говорил вам, умы, создавшие Веды, упорно стремились к открытию и исследованию принципов. Их задача состояла в том, чтобы проникнуть в самую сущность вещей, и у них не было времени заниматься подробностями, или ожидать, пока они будут выработаны; их как бы влекла какая-то высшая сила все вперед и вперед, и не давала им остановиться. Поэтому во всех Упанишадах мы на каждом шагу встречаем главные положения, вполне согласные с положениями, устанавливаемыми впоследствии, так называемой современной наукой, тогда как второстепенные подробности в них часто ошибочны. Там мы находим, например, идею об эфире, составляющую основание одной из позднейших научных теорий, и идея эта является в форме гораздо более развитой, чем какую она получила до сих пор у новейших ученых. Но это только пока дело ограничивается принципом; когда же авторы Упанишадов хотят показать применение этого принципа, они делают массу ошибок. Затем, в Ведах, именно в Браманасе, находим теорию всюду проникающего жизненного принципа, различные проявление которого составляет вся жизнь вселенной. В Самхитах есть длинный гимн пране, проявлящейся в форме жизни. Некоторым из вас, может быть, будет интересно узнать, что в философии Вед есть также теории возникновения жизни на земле, очень похожие на предлагаемые некоторыми новейшими учеными. Так, вы, конечно, знаете, что существует теория, по которой жизнь на земле предполагается принесенной с других планет; в Ведах же некоторые философы говорят, что она принесена с Луны.
Эти ранние мыслители очень решительны в обращении с принципами и удивительно смелы в предложении широких обобщений. В разрешении вопросов о тайнах вселенной, которое они старались получить исследованием внешнего мира, они достигли всего, что только было возможно.
Где их принципы оказываются недостаточными, там и специальные исследования новейшей науки не могли подвинуть вопрос ни на один шаг к разрешению. Если теория эфира не могла в древнее время разрешить вопроса о тайнах вселенной, то и разработка в подробностях этой теории не приблизила нас к истине; если теория всепроникающего жизненного принципа оказалась неудовлетворительной, как теория вселенной, то она не стала лучше и теперь, по разработке ее подробностей, так как
