не конец, не результат, а всего лишь тренировка.
Суфии говорят, что повторение имени Бога — повторение имени Аллаха — блаженство само по себе. Они продолжают повторять, и они получают наслаждение от того. Повторение имени становится смыслом их жизни.
Нанак говорит: Nam smaram — достаточно повторять имя. Ваше сердце переполняют воспоминания, когда вы едите, когда отправляете спать, когда принимаете свою ванну, всегда. Достаточно только повторять «Рам», или «Аллах», или что угодно, но не как слово, а как посвящение, как любовь.
Все ваше существо переполнено, и оно трепещет от избытка чувств, обретая глубину дыхания. Вы не можете жить без воспоминаний. Они порождают внутреннюю гармонию, музыку. Ваша душа наполняется гармонией. Рождается восторженное, трепетное чувство, гармоничная мелодия. И когда эта мелодия, постепенно проникая в вашу душу, наполняет ее своей сладостной гармонией, тогда всякое слово, сказанное вами, становится именем Аллаха; любое слово, сказанное вами, становится воспоминанием божественного.
Исполненная благоговейной набожности длительная тренировка, не прекращаемая ничем…
Это недоступно и сложно для человека с западным мышлением. Он может овладеть техникой тренировки; но ему недоступна благоговейная набожность. Ему недоступен язык религиозного экстаза, а без этого языка тренировка мертва.
Западные пилигримы приходят ко мне и говорят: «Все, что ты сказал, сбудется», и они в точности следуют тому, что было сказано мной. Но в то же время, пытаясь осмыслить мою духовную науку, они продолжают работать над ней, и в этом смысле их работа ничем не отличается от разработки нового, любого технического новшества. В их работе нет любви, нет безумной одержимости, нет духовных утрат. Но они продолжают свои разработки.
Они мастера, и они продолжают манипулировать техникой точно в таком же смысле, как они манипулируют любым техническим устройством. Вы можете нажать на кнопку, приводящую в действие вентилятор — не испытывая благоговейной набожности ни перед кнопкой, ни перед вентилятором. В жизни вы делаете аналогичным образом все, но абхьяша требует иного отношения. Если ваша связь с абхьяшей, тренировкой души, достаточно крепка, вы становитесь вторичными, а тренировка становится первичной, вы становитесь тенью, а тренировка становится душой, и вам начинает казаться, что вы не тот, кто занимается тренировкой. Но тренировка продолжается сама по себе, а вы, оставаясь ее составной частью, продолжаете совершать свои движения вместе с ней. Возможно, впоследствии она не потребует от вас затрат времени.
Глубокая набожность влечет за собой незамедлительные последствия, одно-единственное мгновение набожности может уничтожить многие жизни прошлого. В мгновение глубокой набожности вы можете стать совершенно свободным от прошлого.
Трудно объяснить, что такое благочестивая набожность. Это дружба, это любовь, это совершенно новое сочетание дружбы и любви, которое называют благоговейной набожностью. Дружба и любовь существуют между равными. Любовь возникает между людьми противоположного пола, дружба — между людьми одного пола, но на одном и том же уровне вы равны.
Сострадание — полная противоположность благоговейной набожности. Оно рождается в верховье и умирает в устье, словно быстрая горная речка, устремившаяся с вершин Гималаев в океан. Будда — символ сострадания, которое изливается на всякого, приближающегося к нему. Благоговение же — полная противоположность состраданию. Подобно Гангу, повернувшему вспять свои воды, оно устремилось из низовий к истокам, из океанских глубин к далеким вершинам Гималаев. Любовь рождается между равными. Сострадание нисходит от высшего к низшему; благоговение восходит от низшего к высшему. Сострадание и благоговение рано или поздно исчезают; остается только дружба. Дружба без сострадания и благоговения, в пустом пространстве между не существующими полюсами, погибает.
Если вы набожны, рано или поздно сострадание снизойдет на вас. Если вы набожны, к вам снизойдет одна из самых далеких горных вершин. Если вы не набожны, сострадание никогда не снизойдет на вас, ибо вы закрыты для него.
Благодаря абхьяше, непрерывной тренировке души, которая принадлежит низшей ступени, на вас нисходит высшее начало, которое переходит в низшую сущность. «Стоящие последними станут первыми в моем Божьем царстве».
Станьте низшей сущностью, и вы станете последними. Став последними, вы сможете принять высшую сущность. Глубинный, нижний слой притягивает к себе высший слой, глубинное начало пытается привлечь высшее начало. Оно притягивает как магнит. Ваше благоговение превращает вас в низшую сущность. Вот почему буддисты предпочитают быть нищим, суфии предпочитают быть нищими — людьми, стоящими у низшей черты. Но мы видели, что в душах этих нищих живо все самое высокое.
Они сделали свой выбор. Они живут в прошлом. Они остались позади всех — удалившись от жизни, от борьбы, они спустились в низину, в глубокую, самую глубокую низину.
Вот почему в старых присловьях суфиев говорится: «Стань рабом Божьим» — всего лишь рабом, неустанно повторяющим его имя, возносящим ему бесконечную хвалу, исполненный безграничной благодарности и блаженства, которыми он осенил душу твою.
И с этой набожностью, с этим благоговением, посвяти себя абхьяше, непрерывной тренировке души.
Патанджали говорит, что у тех, кто посвятил себя вайрагье и абхьяше, иссякает разум. Они впервые обретают свое предназначение, становясь тем, кем всегда стремились стать.
Глава в
Патанджали подчеркнул необходимость отречения от желаний и, тем самым, отказа от чувств и привязанности для того, кто ищет способы самопознания. Придет ли это отречение в начале или в самом конце пути?
Начало и конец не разные вещи. Начало всегда означает конец, и поэтому не следует разделять их, не следует применять к ним категории дуализма. Если вы хотите обрести молчание в самом конце, вы должны молчать с самого начала. В начале ваше молчание будет безмолвием семени, в конце оно уподобится безмолвию дерева. Но в самом начале дерево скрыто в семени, и поэтому начало есть само семя.
Какой бы ни была конечная цель, она должна быть скрыта здесь и сегодня, в вашей душе, в самом начале. Не имея цели в самом начале, вы не достигните ее в конце. Различие, естественно, сохраняется: если в начале эта цель бесконечно мала, как семя, в конце она бесконечно велика, как цветущее дерево. Возможно, вы не сможете осознать ее, пока она заключена в семени, но она внутри него, осознали вы это или нет. Таким образом, когда Патанджали говорит о необходимости отречься от чувств и привязанности в самом начале пути, он не упоминает о том, что эта необходимости отпадет в самом конце.
Но если отказ от чувств потребует немалых усилий в начале пути, в конце он будет естественным и непроизвольным. Если осознать то в самом начале пути, то в конце необходимость такого осознания отпадает. Отречение от желаний и чувств станет вашей естественной потребностью.
В начале следует заняться тренировкой, которая поможет вас вступить в борьбу с вашим прошлым, с моделью ваших прошлых привязанности, объявить бой прошлому. В конце, когда сражение затихнет, все противоречия сгладятся и выбор потеряет смысл. Когда улягутся страсти и улетучатся мечты, ваша внутренняя сущность узнает новое рождение.
Но помните, какой бы ни была цель, необходима серьезная тренировка для ее достижения. Первый шаг всегда последний. Если первый шаг сделан в верном направлении, можно делать второй шаг. Если вы не сделали первого шага, вы потеряли все.
Помните об этом, попытайтесь глубоко осознать, что многие высказывания Патанджали заключают в себе пессимистическую мысль о возможности конца. В его понимании ненасилие есть конец, когда человек, исполненный сострадания и любви, отрекается от жестокости, перестает творить насилие. Любовь и ненасилие — это конец. И Патанджали рекомендует культивировать в душе эти ценные качества с самого начала.
Цель должна находиться в поле вашего зрения с самого начала. Первый шаг вашего путешествия должен быть посвящен единственной цели, направлен на цель, сделан в направлении цели. Она не может быть в начале абсолютной целью, и Патанджали не утверждает этого. Вы не можете не испытывать абсолютно никакой привязанности, но можете попытаться достичь этого. И вам поможет сама попытка.
Вы будете пытаться много раз, и вы будете снова и снова привязываться. Ваш разум обладает свойством привязываться, не испытывая чувства привязанности. Модель ваших чувств бессознательна, но, совершая усилие, сознательное усилие, вы постепенно обретаете сознательность. Но если вы начинаете испытывать страдание, вызванное вашими чувствами, ваши усилия будут лишними, ибо никто не хочет быть настолько несчастным, никто не хочет быть таким несчастным.
Мы несчастны оттого, что не знаем, что делаем, но каждый человек страстно стремится к счастью. Никто из нас не стремится к несчастью; но каждый ощущает его, ибо мы не знаем, что делаем. В наших желаниях мы можем двигаться по направлению к счастью, но модель нашего мышления такова, что мы в действительности движемся к несчастью. С первых дней жизни ребенку внушают неправильный способ мышления, неверный подход к жизни. Это делают люди, окружающие его. Это плохие люди, которые никогда не станут другими, которые не способны стать другими. Когда ребенок появляется на свет, в его сознании нет определенной модели восприятия. В нем живо страстное стремление к счастью, но он не знает, как его достичь, как обрести счастье. Он знает определенно только то, что должен обрести счастье. Он будет бороться всю свою жизнь. Но ему не известны средства и способы, с помощью которых он мог бы его достичь. Ему известно, где он мог бы его найти, куда он мог бы отправиться, чтобы найти его. Общество хочет научить его, как найти счастье, но оно учит его неправильно.
Ребенок хочет счастья, но мы не знаем, как научить его быть счастливым, ибо все то, чему мы учим его, приводит его на путь несчастья.
Например, мы учим доброте. Мы учим: не делать некоторые вещи и делать определенные вещи, не задумываясь о том, естественно это или то неестественно. Мы говорим: «Сделай это; не делай того». Наше «добро» может быть неестественным — и если то, чему мы учим, неестественно, мы создаем модель несчастья.
Например, ребенок плачет, он чем-то раздражен, и мы говорим ему: «Капризничать нехорошо».
Но гнев ребенка — естественное состояние, и когда мы говорим ему: «Нехорошо сердиться и впадать в гнев», мы не уничтожаем гнев, мы просто учим ребенка подавлению. Это делает его несчастным, так как любые подавляемые чувства действуют на психику ребенка как яд. Он проникает в химическую структуру тела; он токсичен, и если мы будем непрерывно поучать ребенка: «Не сердись, не впадай в гнев», мы научим его отравлять свой собственный организм.
Единственное, чему мы не учим его: не гневаться. Мы просто учим его, подавлять гнев. И мы можем заставить его это сделать, поскольку он находится в зависимости от нас. Он беззащитен и поэтому слушается нас. Если мы скажем ему: «Не плачь», он начнет улыбаться. Но это будет фальшивая улыбка. Даже если в его душе все будет кипеть от
