исключительности. Обсуждать с ней что-либо невозможно. Она только слушает — ни да, ни нет. Потом идет к С. и рисует картину в выгодном ей свете.
И, конечно же, буря разыгралась. С. — лев. Все возражения против своих распоряжений воспринимает очень личностно. Теряет голову. Говорит, не терпя возражений. В этот день они пришли к нам вдвоем — С. и Т. к нам в комнату, и С. долго «возил нас всех лицом об стол». (Дело в том, что я эту ситуацию предвидела и ждала со дня на день. Поэтому у меня было заготовлено несколько ключевых фраз. Все остальные я доверила Богу.) Пока начальник нас учил уму разуму, я настроилась на луч Учителя, открыла сердце Высшей Силе. Первая фраза была готова — я ее сказала. И С. будто споткнулся. Ему пришлось объяснять. Я апеллировала к интересам дела, к выгоде фирмы — «или же он хочет ублажить чьи-то амбиции?». Когда С. понял, что его позиция проигрышна, натиска не получилось, он сказал: «Разбирайтесь сами», и ушел, оставив Т. с нами. Она быстренько удалилась.
В этот день был мой день рождения. У нас принято устраивать небольшой фуршет. И на всех наших застольях я всегда говорю тост. Я обязательно выбираю притчу или понятие из Учения и создаю маленькую сказку, доступную для их понимания. (Мой муж, он работает со мной, называет это операцией без наркоза.) Я считаю, что мне кое-что удается, потому что однажды мне сказали, что после моих «тостов» не хочется пить, а хочется думать. И в этот раз я рассказала им одну легенду. В конце я сказала, что сердце другого человека — зеркало, в котором мы видим свое отражение, и если мы уважаем внутренний закон этого человека, то наше отражение красиво, а если нет — то отражение соответствующее.
И вроде бы все закончилось мирно. Но на следующий день мы встретились, и я поняла, что эта Т. ничего не прощает. Она хочет власти и победы. Три долгих дня я искала выход. Я плохо к ней относилась, я ее осуждала, я хотела ей помешать — но я ее не любила. Я открыла «Невидимую броню» (главу 3: «Нравственность, защищенность и защита»). Я читала о справедливости защиты и справедливости защиты как нападения. Я читала пункты этического кодекса истиной защищенности. Я каждый день часами (больше обычного) медитировала на эту тему. Я искала выход.
А тем временем Т., увидев, что я не скрываю своего возмущения ее поступком, стала крепить дружбу с каждым членом нашего коллектива, исключая, естественно, меня. Она приглашала их по одному в свой кабинет и подолгу разговаривала с ними за жизнь. Поддакивала, сочувствовала, улыбалась, слушала. Они выходили, плевались. А потом говорили: «Но вроде она не такая уж мымра».
Да, я хочу добавить, что в нашем коллективе я ни с кем не поддерживаю «дружбы как обсуждения кого-то с кем-то». У меня со всеми ровные отношения, скорее приятельские, включая С. и И. Ни с кем не обсуждаю распоряжения руководства, никто не знает точно, а что же такое «Беловодье», и чем я увлекаюсь. На работе я работаю. Хотя вне работы я иногда разговариваю об их проблемах, говорю о том, что могло бы помочь в лечении какой-то болезни или решении трудной ситуации. Все воспринимают это как мою начитанность, никак не предполагая что-то другое.
Через три дня, в утренней медитации, я после всех усилий вдруг получаю озарение. Такая простая форма: «Т. — мой враг, и я ее люблю» — вдруг стала настолько объемной, глубокой. Я прожила и осознала ее, как некое озарение. И я помню, что, выйдя из медитации, я была иной. Во мне была твердость и сострадание одновременно. И я знала, что победила. Что — да, будут разные события, и мы не перестанем быть врагами, но все это будет только отрыжкой физического плана. Потому что, там, в Тонком Мире, я победила себя! Своих «драконов»!
Когда я увидела лицо Т. на работе — оно было потерянным, глаза — без жизни. Хотя был праздник, и мужчины готовили нам сюрприз. Мы все были нарядными и праздничными. А в ее глазах была тоска.
После этого случилось много всяких событий, и эта история далеко не закончена. Но у меня все время такое ощущение, что некий гроссмейстер играет в шахматы с новичком. Новичок увлечен игрой и ему интересен процесс, а не результат. Но финал предрешен. А мы всего лишь пешки. Останемся ли мы на доске или нас «съедят», зависит от нашей безупречности. Сейчас каждый из нас проходит свою школу. А я благодарна своему учителю — своему врагу, что каждый день она учит меня милосердию.
Когда после всего я разбирала свое поведение и сверяла его с описанием различных методов в «Невидимой броне», я поняла, что во всех этих ситуациях интуитивно пользовалась многими методами: я всегда оценивала силу удара и свой ответ соизмеряла с ним. Была всегда в состоянии готовности ответить на удар, хотя не зацикливалась на этом. Анализировала после, где я допустила ошибки и что полезного было в этих ситуациях. В интервалах между событиями я делала вид, что не замечаю нового отношения к себе, игнорировала мелкие уколы и не принимала попыток навязать мне стиль отношений. В некоторых ситуациях использовала холодотерапию. Например Т. , единственную в нашем коллективе, называют по имени-отчеству. На следующий день после столкновения, когда она подошла ко мне с очередной мелкой просьбой (отксерить нужную ей бумажку), я выполнила ее просьбу, а затем сказала: «Да, Т. Н., Вы можете называть меня теперь Ириной Петровной». При ее чувстве собственной важности это был очень болезненный удар. И она приняла игру. Она стала пытаться уколоть меня в это место — в точку собственной важности. Но для меня это была игра. А для нее серьезно. Ей пришлось выучить мое новое имя. Еще я использовала демонстрацию ярости, апеллирования к интересам дела, поддержку союзников (хоть и молчаливых и затюканных всеми этими событиями, но это было ощутимо). Я использовала «позицию места» — выбирала наиболее выгодное место и позу, применяла «контролируемую глупость».
Наверное, легче сказать, чего я не использовала. Но когда я стала читать об этом в книге и пыталась повторить это сознательно, я, как та сороконожка, у которой спросили, с какой ноги она начинает идти, тут же запуталась и поняла, что если буду об этом думать, уже никогда больше этого не сделаю.
Первые три главы книги мне помогли увидеть систему во многих видах, которые я делала интуитивно. И это очень полезно, т. к. иногда помогает в нужный момент воспользоваться знанием. Например, я точно знаю, что я применяла раньше метод расширения и поджигания ауры, но всегда бессознательно, в случае крайней опасности. Когда я об этом читала, то решила попробовать сделать это сознательно. Я читала лежа, и на моей груди лежала кошка. Когда я подожгла ауру кошка вскочила как ошпаренная и шарахнулась в дальний угол комнаты. Пришлось ее успокаивать. Расширение ауры я попробовала на своей собаке. Ее поведение было однозначным и для нее совсем несвойственным. Она испугалась и долго не могла мне этого простить. Моя угроза превосходила необходимую меру наказания. Собака обиделась.
Однако эта часть книги пробудила во мне излишнюю агрессию и даже некоторую браваду и нарочитость в демонстрации в чем я тут же убедилась, получив «щелчок по лбу». Мне, как я поняла, не хватает настроя любви, милосердия, жалости. Я не хочу, чтобы меня боялись. Вернее, я не хочу этого знать. Может, лучше пусть не понимают».
ТЕМА ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ МЕДИТАЦИИ
Настройтесь на то, что духовный искатель и тем более кандидат в ученики должен сознательно учиться искусству защищать свою индивидуальность, накопленную энергию, духовный путь от агрессии, хаоса, темных энергий и низших влияний. Один способ учения — это все более глубокое погружение в духовную реальность, личная молитвенная практика обращения к внутреннему учителю. Другой способ: просить Высшие Силы, чтобы они привели вас в серьезную школу, где даются истинные эзотерические знания о пути, достижении Бога и в том числе и о защите от негативных влияний. Попросите Высшие Силы, чтобы они привели вас к таким людям и в такую школу, где вы сможете научиться этой науке. Вполне возможно, что такие люди и школы могут находиться в вашем городе, неподалеку от места, где вы живете.
ЧАСТЬ V
ПУТЬ К СЕБЕ: ОБРЕТЕНИЕ ДУХОВНОЙ СИЛЫ
Глава 1 ПРОТИВОСТОЯНИЕ СИЛАМ ТЬМЫ
РАСПОЗНАВАНИЕ ДОБРА И ЗЛА
Добро и зло… Я уже касался этой сложнейшей темы в «Невидимой броне». Однако считаю необходимым вернуться к ней снова, именно в наше время, по сути дела выбросившее этику из круга приоритетов.
Вопрос «Что есть зло?» напоминает скептический вопрос Понтия Пилата Иисусу Христу: «Что есть истина?». Так сказал мне один бизнесмен, усомнившийся в правомерности его постановки и настаивавший на полной субъективности и относительности данного понятия. «Зла нет, есть только наше представление о нем, — вальяжно разглагольствовал он. То, что ты считаешь злом, на самом деле может в любой момент обернуться добром, и наоборот». В этот момент зазвонил его телефон, и бизнесмен начал темнеть лицом. «Я вышвырну его с фирмы завтра же, нет сегодня!» — почти кричал он в трубку. «Такую сделку сорвал!» — стукнул кулаком по столу. Оказалось, что он только что потерял гигантский контракт, который готовил почти год. Я не удержался и спросил, относится ли потеря к разряду абсолютного зла и может ли она обернуться добром? Но он уже забыл, о чем мы только что говорили и, убегая, бросил на ходу: «Какое добро? Пол-лимона потерял!» А я задумался о том, насколько он прав, говоря о субъективной природе зла.
Действительно, на первый взгляд, добро и зло — понятия, целиком зависящие от точки отсчета. Не бывает такого добра, от которого всем хорошо. Если мы делаем кому-то нечто доброе, то для кого-то, противоположного по сути, это доброе действие может стать злом. Например, один мой знакомый физик занят разработкой альтернативных источников энергии. Если они будут введены в массовое производство, это вызовет целую промышленную революцию. Казалось бы, добро стопроцентное, однако и здесь есть место страданиям. Разорятся нефтяные компании.
Но если все так зыбко и приблизительно, то как можно говорить о серьезных способах защиты? Они ведь тоже будут субъективными и ненадежными.
Не буду подробно касаться этих высоких философских проблем, на которых сломано столько копий. Для меня важно выделить точные практические критерии, по которым каждый человек может отнести людей, дела и обстоятельства либо
