то можно ли ожидать от них, что они поймут утонченные второстепенные пункты доктрины?
Как мы говорили, Гаутама отказался от исследования Абсолюта, Того, Брахмана, или нумена. Вместо того чтобы отрицать его существование, он просто принимал его за существующее Непознаваемое, – тезис, весьма близкий к учению Герберта Спенсера, великого английского философа, которого ошибочно называют «материалистом», хотя он ясно и положительно постулирует «Непознаваемое», от которого вся феноменальная вселенная, или «Познаваемое», зависит и которым держится. Гаутама признает это Непознаваемое. Он принимает его за нечто невещественное, но вовсе не считает его за ничто; – оно представляется ему чем-то предшествующим и совершенно отличным от вещества. Мысли и анализ Гаутамы так утонченны, что неудивительно, если смысл их ускользает от западных исследователей его учения. Он не только рассматривает Абсолют-в-действии, или То, проявляющееся как Непознаваемое, но также отмечает существование Парабрахмы – то есть То в его аспекте покоя и недеятельности, – Брахмана, лишившегося даже майи и иллюзорной вселенной. По западной терминологии, высочайшая и конечная идея Гаутамы представляла «вещь в самой себе» со всеми исчезнувшими своими проявлениями, т. е. Абсолют, как Не-Бытие, отличающееся от Абсолюта, как Бытие. Но, как известно всем передовым западным философам, «Не-Бытие» не значит «Ничто»; это термин для обозначения Реальности в чистой Сущности, в отличие от Реальности, проявляющей Относительность.
И мы утверждаем положительно, что внимательное изучение подлинного учения Гаутамы обнаружит факт, что Гаутама не проповедовал доктрины Первичного Ничто, или нигилизм; что его «Ни-Что» было тожественно с западным понятием о Не-Бытии, понятием, представляющим высшую идею Реальности «вне-Бытия»; и что он признавал То в его чистейшей Сущности, как основную реальность, – фундамент всего, что видимо. Без этого основного понятия вся философия Гаутамы не имела бы почвы под собой, была бы бессмысленной со своей доктриной Чего-то, происходящего из Ничего и возвращающегося в Ничто для того, чтобы получить Свободу, – очевидная нелепость, противоречащая всем принципам и инстинктам индийского мышления. Гаутама действительно проповедовал ничтожество феноменальной жизни, или самсару, превзойдя даже адвайта-ведандистов в своем понятии о природе майи, которую он определял как полное Неведение, без тени Истины или Реальности, или называл ее Ложью в уме Абсолюта. Но он основал свое учение на Том, что неразлучно с индийской мыслью, на Том, изъятие чего разбило бы индийскую мысль на части, которые нельзя было бы ни собрать, ни соединить. Гаутама был иконоборец, язычник, даже атеист в глазах правоверной индийской церкви, но он не был безумцем, требующим признания Ничего в основе Всего. Несомненно, «толкователи» Будды извратили его учение.
Между тем как Гаутама запрещал всякое умозрение в отношении природы Непознаваемого, полагая, что первичные вопросы не могут быть поняты человеческим умом, хотя «все бывает понято», когда достигается состояние нирваны, все же из косвенных мнений, которые он высказывал по временам о своих доктринах, можно вывести, что его внутренние учения (возникшие из его трансцендентального знания, приобретенного им в состоянии нирваны, или просветления) определяли, что основная Реальность, или То, в своей сущности равносильно Небытию, – по сравнению с Бытием, как понимает последний термин человеческий ум. Небытие не есть Несуществование, скорее это есть существование в состоянии лишенном атрибутов, свойств или деятельностей, поскольку таковые касаются проявления, хотя всякое возможное проявление должно существовать потенциально, – действительно, значение Небытия можно понимать как «Бытие потентальное». Это различие высоко метафизическое, но некоторые из древних греческих и современных западных философов признавали это различие и принимали его в своих метафизических системах; хотя бы, например, Гегель, который утверждает, что «Небытие и Бытие составляют Одно». Эта идея Небытия признана также некоторыми индийскими метафизиками, которые предполагали, что Парабрахма, или Верховный Брахман, или Существенный Брахман, выше Брахмана в его фазе активной Причины вселенной. Это одна из величайших тонкостей метафизического умозрения. И неудивительно, что Гаутаму обвиняли в проповедовании доктрины «Ничтожности» (Nothingness) Реальности, так как для среднего ума Небытие имеет более общего с Ничто, чем с Нечто». Но Гаутама понимал это различие и действительно на нем основывал свое различие между нирваной и паранирваной, как мы это сейчас увидим.
Из Небытия или Парабрахмы произошло Бытие или Брахман (собственно Гаутама избегал употреблять эти обычные термины, желая освободить свое учение от идей, связанных со старой терминологией). Небытие было То – Все, что Есть – и кроме него не было ничего. Из Небытия, или Того, возникло или произошло Бытие, или проявление в виде мирового сознания, или творческого разума, или мировой души. Гаутама положительно отказался объяснить или допустить обсуждения по вопросу о природе или о «причине» этого проявления Бытия, заявив, что обыкновенному уму недоступна эта Истина, но она станет понятна и ясна по достижению состояния нирваны. Затем Бытие стало проявлять «похоть к жизни», которая близко соответствует «Воле» Шопенгауэра, за исключением того, что последняя принимается как «Вещь в себе», между тем как «похоть к жизни» есть только феноменальное проявление, или внешность. Эта «похоть к жизни» возникла из Бытия согласно «цепи последствий», или «причинной эволюции», которая установилась следующим образом: сначала из авидьи или неведения возникли иллюзорные идеи, или Сознание Отдельности; затем проявилась «похоть к жизни», или желание объективного опыта; затем – психическая основа для чувствующего организма; затем, при посредстве чувствующих органов, произошло соприкосновение с внешними предметами; далее – смутное познавание, или чувство; потом – желание разных предметов; привязанность к предметам; затем рождение человека и разные обстоятельства, сопровождающие Жизнь, а именно, сама жизнь, старость, смерть, печаль, страдание и пр.; затем возникла карма, обусловливаемая жизнью; затем происходит повторное рождение и самсара, пока не достигается эмансипация или свобода. Авидья же или неведение было началом цепи, и оно-то представляет решительного врага, которого предстоит побороть. Первоначальная же форма неведения есть иллюзия отдельности.
Похоть к жизни, судя по многим намекам со стороны Гаутамы и древних буддистских учителей и комментаторов, может быть рассматриваема как горячее, страстное желание объективного существования, действовавшее бессознательно, или инстинктивно, и проявившее потом сознание в некоторых своих формах творения. Это желание жить проявлялось во всем живущем, начиная с атома до человека, как в растительных, так и в животных формах. Некоторые определяли его как самую жизнь, как мы понимаем ее, во всех ее проявлениях и формах, некоторые называли его «творческой волей»; между тем как другие отожествляли его с «Природой». Всеми однако оно признавалось за инстинктивную постоянную, настойчивую, борющуюся, действующую, созидающую, пламенную, изменчивую жизненную силу, которая вечно проявляется под всеми феноменальными видами и формами в мире, творя, сохраняя и затем уничтожая каждую форму. Постоянная перемена и приспособление и, в результате, ничего не остается нетронутым; – созидание и разрушение: рождение, рост, старость, смерть – для того только, чтобы дать место другим формам; новая жизнь, возникающая из самой плоти мертвых форм. Это и есть «похоть к жизни».
Гаутама учил, что самая сущность похоти к жизни была кама, или желание. Желание одухотворяет похоть к жизни, является ее движущей силой и побудителем к действию. Все исходит из желания, в той или другой форме, и невозможно избавиться от него, если не убить его тотчас, учил Гаутама. Отречение от желания есть единственная надежда, говорил он своим ученикам, и все его учение направлено к отречению от жизни посредством уничтожения желания. Вот ключ к учению Гаутамы, от начала до конца.
Происходя от похоти к жизни, с ее движущей силой желания, возникает самсара, или цикл существования, составляющей мир заблуждений, преступлений, скорби, смерти, рождений, увяданий, разочарований; страданий и (если не освободиться) бесконечного, беспрерывного цикла повторных рождений и перевоплощений по закону кармы. Самсара считается ничем в действительности и является лишь результатом неведения, порожденного похотью к жизни и желанием выразиться в объективном существовании. Но пока самсара длится, она страшно реальна – это кошмар нашего «Я» – и она будет вечно длиться, пока не последует отречение от желания и не будет достигнута эмансипация. Желание держит все в объятиях самсары, начиная от бессознательных атомов, минералов, растений и животных вплоть до человека, в котором желание доходит до кульминационной степени чувственности: погоня за выгодой, эгоистические стремления, личные прихоти, антипатии и симпатии – словом, все атрибуты Личности, из которых возникают себялюбие и разъединение.
Читатель может заметить сходство идеи о похоти к жизни у Гаутамы с началом пракрити по санкхье и с идеей веданты о майе, скрывающей Реальность, из которых возникла феноменальная жизнь со своей самсарой, или циклом существований, и от которых душа стремится избавиться. Идею эту неизменно находим в индийских системах философии: душа, вдали от родного очага, стремится найти дорогу к своему родному крову. Даже Ньюман в своем гимне «Укажи дорогу, Кроткий Свет» выражает интуитивное убеждение: «Я ведь чужестранец, далеко от Дома; укажи дорогу мне!» Буддизм близко подходит к древнейшей идее санкхьи о духе, запутавшемся в пракрити и старающемся выпутаться, хотя Гаутама существенно отличается в своем толковании «души», как мы сейчас увидим. Проф. Гарбе говорит в своей «Философии древней Индии»: «Система санкхья послужила во всех главных чертах основой для джайнизма и буддизма, двух философски-украшенных религий, которые исходят из идеи, что земная жизнь представляет одно лишь страдание, и которые всегда возвращаются к этой мысли. Согласно их учению, причина страдания есть желание жизни и мирских наслаждений, а последним звеном всей цепи причин является «неведение», из которого происходит это желание; средством к прекращению неведения, а вместе с ним и страдания, является истребление желания, отречение от мира и безграничная любовь ко всякой твари».
Прежде чем приступить к рассмотрению плана Гаутамы для избавления страждущей души от самсары, мы рассмотрим сперва вторую ересь Гаутамы (по мнению его критиков), а именно, его отрицание существования души, в каковом важном преступлении его обвиняли индийские последователи враждебных буддизму систем, которые считали Гаутаму «еретиком», а также западные критики, которые не поняли основных идей его доктрины и обвиняют его в создании механической кармы для соединения различных существований по закону перевоплощения при отсутствии «души». Если нет души, возражали эти критики, то как же происходит повторное рождение? что тут может воплощаться? А между тем, вопрос этот легко выясняется, если его берут в освещении общей индийской философии. Подобно тому как Гаутама был назван «атеистом», потому что он отказался признать Ишвару, ему приписывали отрицание души, потому что он не хотел признать «индивидуального пуруша» Капилы, хотя и принял его идею пракрити.
Во-первых, Гаутама, полагая, что весь феноменальный мир есть майя, или иллюзия, в самом строгом смысле и со всеми конечными логическими заключениями, отказался признать существование индивидуальной души, заявляя, что чувством самости мы обязаны единственно авидье, или неведению, и майе, или
