и превратится в супраментальную силу знания. Уже в процессе одухотворения он начнет выходить из блестящей нищеты человеческого интеллекта; он последовательно будет подниматься в чистые широкие области высшего ума, а затем в сверкающие пояса еще более великого свободного интеллекта, просветленного Светом, идущим сверху. На этом рубеже он начнет чувствовать себя более свободно, признавать с менее смешанной реакцией лучистые начала Интуиции, не просветленной, но светящейся самой по себе и истинной в самой себе, более не являющейся исключительно ментальной, и, соответственно, подверженной обильному вмешательству ошибок. Но и здесь тоже еще не конец, ибо он должен подняться дальше, в самые владения этой неискаженной Интуиции, первого прямого света из самосознания сущностного Бытия и, ещё выше, достичь того, из чего этот свет исходит. Ибо за Умом существует Надразум 18, Сила более изначальная и динамическая, которая поддерживает Ум, рассматривает его как уменьшенную излучаемую из себя проекцию, использует его как передаточный пояс для перехода вниз или как инструмент для созданий Неведения. Последним шагом вознесения было бы превышение и самого Надразума или его возвращение к его еще более великому источнику, его превращение в супраментальной свет Божественного Гносиса. Ибо там, в супраментальном Свете, находится местонахождение божественного Сознания Истины 19, которое имеет, как никакое другое сознание ниже, от начала присущую ему силу организовывать труды Истины, которая больше не покрыта тенью космической Бессознательности и Невежества. Достичь этого и принести сюда супраментaльный динамизм, который может трансформировать Невежество — вот далекая, но обязательная верховная цель интегральной Йоги.

Когда свет каждой из этих высших сил направляется на человеческую деятельность знания, все различие между священным и мирским, человеческим и божественным начинают все более и более блекнуть, пока, наконец, не отменяются как бесполезные; ибо все, чего касается и во что глубоко проникает Божественный Гносис, преображается, и становится движением его собственных Света и Силы, свободным от мути и ограничений низшего интеллекта. Это не есть отделение некоторых видов деятельности, но трансформация их всех изменением формирующего сознания, которая является путем освобождения, вознесением жертвы знания великим и величайшим свету и силе. Все труды ума и интеллекта сначала должны быть подняты и расширены, затем просветлены, подняты во владения высшего Интеллекта, затем переведены в труды более великой вне-ментальной Интуиции, затем снова преображены в динамические потоки излияний лучистой энергии Надразума, и уже такими преображены в полный свет и верховную власть супрамантального Гносиса. Это и есть то, что несет в себе уже заранее подготовленным, но скрытым в своем семени и в напряженном замысле своего процесса эволюция сознания в мире; и не может этот процесс, эта эволюция прекратиться до тех пор, пока она не разовьет инструменты совершенного, вместо его ныне несовершенного, проявления Духа.

* * *

Если знание является широчайшей силой сознания, и функцией его является освобождать и просветлять, то любовь — является глубочайшей и наиболее сильной, и ее привилегия в том, чтобы быть ключом к наиболее глубоким и тайным аспектам Божественной Мистерии. Человек, потому что он существо ментальное, склонен к приданию наибольшей важности думающему уму и его разуму и воле, и его способу достижения и выполнения Истины и даже готов считать, что другого [способа] нет. Сердце, с его эмоциями и неподдающимися вычислению движениями, предстает взгляду его ума смутной, неточной, часто обманчивой силой, которая нуждается в контроле разумом, умственной волей и интеллектом. Но именно в сердце или за ним находится глубочайший мистический свет, который если и не является тем, что мы называем интуицией — ибо она хотя и не относится к уму, но спускается через него — всё же имеет прямое касательство к Истине и находится ближе к Божественному, чем человеческий интеллекте его гордыней знания. Согласно древнему учению престол имманентного Божества, скрытого Пуруши, находится в мистическом сердце,- тайной сердечной нише, hrdaye guhayam, как говорят об этом Упанишады, и, согласно опыту многих Йогинов, именно из его глубин исходит голос или дыхание внутреннего оракула.

Эта двусмысленность, эти противоположные видимости глубины и слепоты создаются двойным характером человеческого эмоционального бытия. Ибо на переднем плане в человеке — сердце жизненный эмоций, сходное с аналогичным у животных, хотя и более развитое; его эмоции управляются эгоистичной страстью, слепыми инстинктивными привязанностями и всей игрой жизненных импульсов с их несовершенствами, извращениями, часто отвратительными вырождениями,- сердце осажденное и отданное во власть похоти, желаний, гнева, распалённых или жестоких требований или мелкой алчности и злобной мелочности неясной и падшей жизненной силы и униженное своим рабством до всякого и каждого импульса. Эта смесь эмоционального сердца и чувственного, голодного виталического создает в человеке ложную душу желания; именно она является тем грубым и опасным элементом, которому разум справедливо не доверяет и которым чувствует необходимость управлять, хотя действительный контроль и даже принуждение, которые он устанавливает в отношении нашей незрелой и требовательной виталической природы, всегда остается очень ненадежным и обманчивым. Но истинная душа человека не там; она в истинном невидимом сердце, спрятанном в некой светлой нише природы; здесь, под некоей инфильтрацией божественного Света, находится наша душа, о молчаливом внутреннем существовании которой лишь немногие даже догадываются; ибо если все и имеют душу, то немногие знают о своей истинной душе, или чувствуют её прямой непосредственный импульс. Там пребывает малая искра Божественного, которая поддерживает эту темную массу нашей природы, и вокруг которой растет психическое существо, сформированная душа или истинный Человек внутри нас. Именно по мере того, как это психическое существо растет в нем, и движения сердца отражают его предсказания и побуждения, человек все более и более осознает существование своей души, перестает быть высшим животным и, пробуждаясь к пролескам божества внутри него, признает все больше и больше сообщения более глубокой жизни и сознания, и устремление к божественным вещам. Это является одним из решающих моментов интегральной Йоги, когда это психическое существо, освобожденное, извлеченное из-за завесы вперед, может излить полный поток своих предсказаний, видений и побуждений на ум, жизнь и тело человека, и начинает подготавливать построение божественности в земной природе.

Как и с трудами знания, так и обращаясь с деяниями сердца, мы должны сделать; предварительное разделение между двумя категориями движений, теми, которые либо движимы истинной душой, или помогают ее освобождению и правлению в природе, и теми, которые обращены к удовлетворению неочищенной виталической природы. И обычно проводимые различия в этом смысле являются малополезными для глубокой или духовной цели Йоги. Такое разделение может быть произведено между религиозными эмоциями и светскими чувствами, и оно может быть установлено как правило духовной жизни,- что должны культивироваться лишь одни религиозные эмоции, а все мирские чувства и страсти должны отвергаться и выпасть из нашего существования. На практике это означало бы религиозную жизнь святого или преданного посвященного, одного вместе с Божественным или соединенного с другими только в общей любви к Богу, или, в крайнем случае, изливающего фонтаны священной, религиозной или благочестивой любви на внешний мир. Но религиозная эмоция сама весьма постоянно подвергается смятению и затемнению виталическими движениями, и она часто либо не зрела и груба, либо узка, либо фанатична или смешана с движениями, не являющимися знаками духовного совершенства. Кроме того, очевидно, что даже в своих лучших проявлениях напряженная формула святости, заключенная в жесткие иератические рамки, совершенно отлична от широкого идеала интегральной Йоги. Большие психические и эмоциональные отношения с Богом и миром, более глубокое и пластические в своей основе, более широкие и охватывающие в своих движениях, более способные принять в себя всю жизнь целиком, являются необходимыми [в ней].

Мирским умом человека была предложена более широкая формула, базой которой является этическое чувство; ибо оно делает различие между эмоциями, санкционированными этическим чувством и теми, которые являются эгоистическими и себялюбиво обычными и мирскими. Труды альтруизма, филантропии, сострадания, благожелательности, гуманитарности, служения, работа для благополучия человека и всех созданий должны быть нашим идеалом; покинуть узкий мир эгоизма и вырасти в душу самоотречения, которая живет только, или в основном, для других или ради всего человечества — путь внутренней эволюции человека согласно этой доктрине. Или, если это слишком мирское и умственное, чтобы удовлетворить все наше существо, ибо в нём присутствует более глубокая религиозная и духовная струна, которая не принимается во внимание гуманитарной формулой, под неё может быть подведена религиозно-этическая основа — и такова в действительности была ее первоначальная база. К внутреннему поклонению Божественному или Всевышнему преданностью сердца или к стремлению к Невыразимому посредством поиска высшего знания может быть добавлено поклонение через альтруистические труды или подготовка через акты любви, щедрости, служения человечеству или тем, кто нас окружает. Именно через религиозно-этическое чувство был создан закон вселенской доброй воли, или вселенского сострадания, или любви и служения ближнему, Ведический, Буддистский и Христианский идеалы; только с помощью некоего мирского охлаждения, гасящего в нём пыл религиозного элемента, гуманитарный идеал может отделиться [от своей основы] и стать высшим уровнем в мирской системе ментальной и моральной этики. Ибо в религиозной системе этот закон трудов является средством, которое прекращает действовать, когда его объект достигнут, или отодвигается в сторону; это часть культа, с помощью которого человек обожает и ищет Божественное, или это предпоследний шаг в процессе уничтожения я при переходе в Нирвану. В мирском же идеале это становится самой целью; это становится знаком морального совершенства человеческого существа, или же условием для более счастливого состояния человека на земле, лучшего общества, более единой жизни расы. Но ничто из этого не может удовлетворить требования души, которые выявляются перед нами интегральной Йогой.

Альтруизм, филантропия, гуманитарность, служение — это цветы ментального сознания, и в лучших своих проявлениях являются умственной холодной и бледной имитацией духовного пламени всемирной Божественной Любви. Не освобождающие в действительности от чувства эго, они расширяют его и дают ему более высокое и сильное удовлетворение; бессильные на практике изменить виталическую жизнь и природу человека, они лишь изменяют и смягчают ее действие и замазывают ее неизменную эгоистическую основу. Или, если им интенсивно следуют с полной искренностью воли, это происходит из-за преувеличенного расширения одной из сторон нашей природы; в этом преувеличении не может быть никакого ключа к полной и совершенной божественной эволюции многих сторон нашего индивидуализированного существа в направлении вселенского и трансцендентного Вечного. Не может и религиозно-этический идеал быть достаточным проводником,- ибо это есть компромисс, или объединение взаимных уступок ради общей поддержки, между религиозным побуждением, которое пытается обрести более близкую связь с землёй путем восприятия наиболее высоких движений обыкновенной человеческой природы, и этическим побуждением, которое надеется поднять себя