с коллективным разумом и собственной жизнью, которому подчинены его собственный воплощённый ум и жизнь в качестве преходящей единицы. И в то же время в нём есть что-то бессмертное и свободное, не привязанное к этому групповому телу, которое переживёт его собственное воплощённое существование, но не сможет пережить или сковать своим законом его вечный дух.
Сам по себе этот кажущийся большим и превышающим закон является не более чем продолжением виталического и животного принципа, которым руководствуется индивидуальный элементарный человек; это закон стаи или стада. Индивидуум отождествляет свою жизнь с жизнью определенного числа других индивидуумов, с которыми он связан и общается от рождения, по выбору или обстоятельствам. И поскольку существование группы необходимо для его собственного существования и удовлетворения, то со временем, если не сразу же, забота о ее сохранении, удовлетворении ее нужд и ее коллективных понятий, желаний, жизненных привычек, без чего она не могла бы целиком сохраняться, встаёт на первое место. Удовлетворение личных идей и чувств, нужд и желаний, склонностей и привычек должно быть постоянно подчинено, в соответствии с обстановкой, а не по каким-либо моральным или альтруистическим мотивам, удовлетворению идей и чувств, нужд и желаний, склонностей и привычек не того или иного индивидуума или числа индивидуумов, но общества в целом. Эта общественная необходимость является скрытым связующим веществом морали и человеческого этического импульса. Нет фактических данных о том, что в какие-то доисторические времена человек жил один или только со своей самкой, как некоторые животные. Все, что известно о нем, показывает, что он был общественным животным, а не изолированным телом и духом. Закон стаи всегда стоял выше его индивидуального закона саморазвития; кажется, что он всегда рождался, жил, формировался как единица в массе. Но логично и естественно, с психологической точки зрения, что закон личной необходимости и желаний является главенствующим, а общественный закон выступает как вторичная и узурпирующая сила. В человеке имеются два отчетливых господствующих импульса, индивидуалистический и общественный, личная жизнь и общественная жизнь, личный мотив поведения и общественный мотив поведения. Возможности их противостояния и попытки их согласования заложены в самых корнях человеческой цивилизации и продолжают проявляться в другом виде, когда он минует стадию виталического животного и приходит к высоко индивидуализированному ментальному и духовному прогрессу.
Существование общественного закона вне индивидуума в разные времена бывает или значительным преимуществом, или недостатком в развитии божественного в человеке. В начале это преимущество, когда человек груб и неспособен к самоконтролю и самовыявлению, так как он создает силу, отличную о его личного эгоизма, при помощи которой этот эгоизм можно убедить или заставить умерить его необузданные требования, дисциплинировать его иррациональные и часто неистовые движения, и даже добиться того, что этот эгоизм теряется иногда в большем и менее личном эгоизме. Но для зрелого духа, готового к превосхождению человеческой формулы, это недостаток, ибо это является внешней нормой, навязываемой извне, а условием ее совершенствования является его рост изнутри при все большей свободе, не в результате подавления, а путем превосхождения его усовершенствованной индивидуальности, не при помощи налагаемого на него принуждающего закона, который тренирует и дисциплинирует его члены, но при помощи души, изнутри прорывающейся через все ранее существовавшие формы, чтобы владеть в своём свете и преобразовать его члены.
В конфликте между требованиями общества и запросами индивидуума два идеальных и абсолютных решения противостоят друг другу. Существует требование группы, чтобы индивидуум подчинился более или менее полно, или потерял свое самостоятельное существование в обществе, меньшая [единица] должна быть принесена в жертву или сама предложить себя большей единице. Он должен признать нужды общества как свои собственные нужды, желания общества как свои желания; он должен жить не для себя, но для племени, клана, коммуны или нации, членом которой он является. С точки зрения индивидуума идеальным и абсолютным решением явилось бы общество, которое существовало бы не для себя, не для своих превалирующих коллективных целей, а для пользы индивидуума и его свершения, для более великой и совершенной жизни всех его членов. Представляя насколько возможно его лучшее я и помогая ему реализовать его, оно бы уважало свободу каждого их своих членов и существовало бы опираясь не на закон и силу, а на основе свободного и спонтанного согласия составляющих его личностей. Идеальное общество любого рода не существует нигде, и его было бы очень трудно создать, и еще труднее поддерживать его существование, до тех пор пока отдельный человек видит в своем эгоизме главный мотив существования. Общее, но не полное, подавление обществом индивидуума является более легким путем и той системой, которая инстинктивно принимается Природой с самого начала и поддерживается в равновесии жестким законом, принудительным обычаем и заботливым внушением всё ещё подчинённому и малоразвитому интеллекту человеческого создания.
В первобытных обществах жизнь индивидуума подчинена строгим и неизменным коллективным обычаям и правилам; это древний и, казалось бы, вечный закон человеческой стаи, который всегда старается выдать себя за вечное веление Непреходящего, esa dharmah sanatanah. И [этот] идеал еще жив в человеческом уме; самые последние тенденции в человеческом прогрессе направлены на создание расширенного и пышного варианта этого древнего обращения коллективной жизни к порабощению человеческого духа. В этом серьезная опасность для интегрального развития более великой истины на земле и более великой жизни. Ибо стремления и свободные искания индивидуума, как бы они ни были эгоистичны, фальшивы, искажены в своей непосредственной форме, содержат в своих скрытых ячейках семя развития, необходимого для всего целого; за его поисками и неудачами стоит сила, которую необходимо сохранить и воплотить в образ божественной идеи. Эту силу необходимо просветить и воспитать, но не подавлять или впрягать в тележку общества. Индивидуализм также необходим для окончательного совершенствования, как и та сила, что стоит за духом группы; удушение индивидуума может обернуться удушением бога в человеке. И в современном балансе человечества редко присутствует реальная опасность преувеличенного индивидуализма, разрушающего общественную целостность. Имеется постоянная опасность того, что преувеличенное давление социальной массы может своим непросвещенным механическим весом подавить или лишить веры свободное развитие индивидуального духа. Ибо человек в своей индивидуальности легче может быть просвещён, сознателен и открыт для ясных благотворных влияний; человек в массе все еще тёмен, полусознателен, управляется силами вселенной, ему неподвластными и непознанными.
На эту опасность подавления и сковывания реагирует Природа индивидуума. Ее реакция может выразиться в изолированном сопротивлении, начиная с инстинктивного и зверского сопротивления преступника и кончая полным отрицанием [характерным для] одиночества и аскетизма. Реакция может выразиться в утверждении индивидуалистического течения в социальной идее, может навязать ее массовому сознанию и установить компромисс между индивидуальными и общественными требованиями. Но компромисс не является решением; он только отодвигает трудности и в конце концов увеличивает сложность проблемы и усложняет исход. Нужен новый принцип, отличный и более возвышенный, чем оба конфликтующих инстинкта, и достаточно сильный, чтобы одновременно превзойти и примирить их. Выше естественного индивидуального закона, который устанавливает в качестве единственной нормы нашего поведения удовлетворение наших индивидуальных запросов, предпочтений и желаний, и естественного общественного закона, устанавливающего в качестве высших нормы, выражающиеся в удовлетворении потребностей, предпочтений и желаний общества в целом, должно было возникнуть понятие идеального морального закона, который не сводится к удовлетворению запросов и желаний, а контролирует и даже приостанавливает или аннулирует их в интересах идеального порядка, не животного, не виталического и физического, а ментального, сотворенного в результате поисков умом света, и знания, и верного правила и движения и истинного порядка. Как только это понятие овладевает человеком, он начинает освобождаться от всепоглощающего виталического и материального ради ментальной жизни; он поднимается с первой на вторую ступень трехступенчатого восхождения Природы. Даже его запросы и желания освещаются более возвышенным светом цели и ментальных запросов, эстетические, интеллектуальные и эмоциональные стремления начинают доминировать над запросами физической и виталической природы.
* * *
Естественный закон поведения переходит из конфликта к равновесию сил, импульсов и желаний; высший этический закон движется путем развития ментальной и моральной природы, в направлении фиксированной внутренней нормы или, иначе, самоформирующегося идеала абсолютных качеств,- справедливости, добродетельности, любви, здравого рассудка, справедливой власти, красоты, света. Поэтому это по существу индивидуальная норма; это не есть творение массового ума. Думающий — это индивидуум; это он вызывает и облекает в форму то, что иначе оставалось бы подсознательным в аморфном человеческом целом. Ищущий морального тоже индивидуален; самодисциплина, не под гнетом внешнего закона, но послушание внутреннему свету, по сути своей является индивидуальным усилием. Но постулируя свою личную норму как толкование абсолютного морального идеала, мыслитель распространяет ее не только на себя, но на всех индивидуумов, до которых его мысль может дойти и проникнуть в них. И по мере того, как масса индивидуумов все больше проникается этой идеей, даже если она плохо или совсем не претворена на практике, общество также вынуждено признать новую ориентацию. Оно впитывает в себя влияние идей и пытается, без большого успеха, преобразовать свои институты в новые формы, затронутые этими новыми идеалами. Но всегда сохраняется инстинктивное желание перевести их в обязательные законы, в шаблонные формы, в механические обычаи, во внешнее социальное принуждение живых единиц [общества].
Ибо долгое время после того, как индивидуум стал частично свободным, моральным организмом, способным к сознательному росту, чувствующим внутреннюю жизнь, жаждущим духовного прогресса, общество продолжает оставаться внешним по своим методам, материальным и экономическим организмом, механическим, более заинтересованным в сохранении статуса и в самоконсервации, чем в росте и самосовершенствовании. В настоящее время самой большой победой мыслящего и прогрессивного индивидуума над инстинктивным и статичным обществом является, достигнутая им сила, приобретенная благодаря мыслительной воле 30, которая позволяет ему заставить общество думать, стать открытым к идее социальной справедливости, общего сочувствия и взаимного сострадания, оценивать свои институты по способности руководствоваться разумом, а не слепым обычаем, и расценивать ментальный и моральный рост своих индивидуумов как один из важных элементов, подтверждающих обоснованность его законов. В идеале, по крайней мере, общественный разум начинает становиться способным санкционировать просвещение вместо насилия, моральное развитие вместо мести или лишения свободы даже в целях наказания. Самая большая победа в будущем настанет для мыслителя, когда ему удастся убедить индивидуальную единицу и коллективное целое основывать свои жизненные отношения, союз и стабильность на свободном и гармоничном согласии и самоадаптации, формировать и управлять внешним при помощи внутренней истины, вместо того, чтобы подавлять внутренний дух тиранией внешней формы и структуры.
Но даже эта победа, уже одержанная им, относится скорее к будущим возможностям, чем к фактическим достижениям. Всегда существует дисгармония и разлад между моральным законом индивидуума и законом его
