помощью огня и меча — в прямом смысле или в переносном, не имеет значения — своих взглядов как единственно правомерных есть не более чем способ системной борьбы за выживание и власть, которая, впрочем, тоже есть способ борьбы за выживание… Потому, чем в большей степени мы полагаемся на просветленных учителей, кажущихся нам безупречными, тем ощутимее бывает тяжесть утраты идолов в то мгновение, когда мы, наконец, понимаем, что, сколь бы ни были они могущественны и непостижимо мудры, сила их не безгранична и знание не всеобъемлюще, и они, точно так же, как и мы, и точно так же, как всякое осознающее существо в бескрайности этой Вселенной, находятся в вечно meqjnmw`elnl поиске путей к постижению самих себя… Ведь сказано же: «Не сотвори себе кумира…» — Ты говоришь: «Мы…» Но какое отношение к этому имеешь Ты? Ведь Ты же… — А что — Я? Я — как все… Я и есть все… «И создал человека по образу и подобию своему…» Вся Вселенная и все, что в Ней происходит — это Мой вечный нескончаемый поиск пути к постижению Самого Себя… — А бессмертие? — Что — бессмертие? — Ну, все, что он говорил о непрерывном самоосознании и об истинном бессмертии… — Истинное бессмертие есть сохранение универсальной непрерывности индивидуального самоосознания. А что он о нем говорил? — Что истинное бессмертие — это когда человек, уходя, забирает с собою свое тело, переведя всю сконцентрированную в нем энергию в высшее вибрационное состояние… — Можно, конечно… Однако для чего? Когда твое индивидуальное самоосознание становится тождественным самоосознанию Универсума, и вся энергия всех Сил Вселенной оказывается в твоем распоряжении зачем тогда тебе этот хлам? Ведь ты можешь контролировать ВСЮ ЭНЕРГИЮ Вселенной, включая также и ту крохотную ее часть, которая образовалась из твоей рассеявшейся в процессе смерти энергетической структуры… — А если я захочу собрать себя в теле где-нибудь? Он говорил, что истинное бессмертие дает нам свободу собирать тело в любом из миров… — Ну, разве что захочешь… Это может случиться, если тебе не удастся вполне освободиться от человеческих привязанностей… Или вдоволь навоеваться… Но, в любом случае, зачем ограничивать себя, навязывая той бесконечности, которой ты являешься, какие-то внутренние структурные связи и зависимости? Свобода собирать и разбирать тело лишает тебя свободы от привязанности к телу, а следовательно, и свободы вообще… — А как же те, кого я люблю?.. Если я уйду насовсем… — Для тебя это — больной вопрос… Почему тебе все время кажется, будто ты что-то должен тем, кого любишь? Уж не потому ли, что в глубине души ты полагаешь, будто те, кого ты любишь, чем-то обязаны тебе? Это настолько типично для подавляющего большинства человеческих существ… Всеми правдами и неправдами человек старается убедить себя и других в том, что связан по рукам и ногам обязательствами перед близкими, а в действительности сам упорно не отпускает их от себя, фиксируя в своей жизни и порабощая своим подспудным убеждением в том, что все они перед ним в неоплатном долгу. — А дети? Ведь они действительно многим обязаны нам… — Дети не обязаны вам абсолютно ничем. — Но мы же даем им жизнь! — А разве вас об этом кто-то просит? Вы получаете наслаждение и заодно в процессе создаете ситуацию, которой может воспользоваться какое-нибудь из подлежащих воплощению человеческих существ… Но вас ведь никто не заставляет… Вы сами этого хотите, и сами за уши вытаскиваете из небытия собственных детей. И вовсе не для того, чтобы они потом с вами за это расплачивались. На вас лежит ответственность за то, чтобы дать им все необходимое для возможно более полноценной жизни в реальности этого мира. Если кто-то перед кем-то и в долгу, то не они перед вами, а вы — перед ними. И то khx| до тех пор, пока они не станут самостоятельными существами. — А потом? — А потом — все свободны… Большинство людей этого не понимает… Вернее, делает вид, что не понимает. И намертво фиксирует не только детей, но также всех остальных своих близких, да и вообще всех окружающих, в поле своего восприятия в качестве объектов, которые что-то якобы им должны. И этим превращают их и свою собственную жизнь в ад, поскольку все внимание и тех, и других узлом завязывается вокруг выяснения того, кто кому что должен, с каких пор и за что… И перспектива бесконечности утрачивается ими, причем, как правило, — необратимо. У людей просто-напросто не остается энергии ни на что, кроме постоянного выяснения отношений… Более того, когда процесс выяснения отношений окончательно сжирает всю их свободную энергию, люди начинают отдавать ему на съедение свои энергетические структуры. Это очень страшная вещь — желание во что бы то ни стало кому-то что-то доказать. Абсолютно бесперспективная и ультимативно разрушительная. Именно поэтому возникло расхожее мнение, будто бы семейная жизнь и жизнь в миру вообще препятствуют духовному продвижению. Ибо доказать никому ничего невозможно. Сейчас я говорю уже не только об отношениях меду родственниками, а вообще… И, что самое главное — не нужно никому ничего доказывать. Ибо никто никому ничего не должен… — И я могу уйти в любой момент? Бросить все и уйти? — Ты можешь уйти тотчас же, как только решишь, что вправе это сделать. Однако вряд ли стоит торопиться. Ведь ты пока еще здесь, а это означает, что именно здесь сейчас — наиболее подходящее место для концентрации твоего самоосознания. Когда этот мир исчерпает себя для тебя, ты уйдешь, и не сможешь остаться, даже если захочешь. Да ты и не захочешь. И когда ты думаешь, что необходимо непременно присутствовать в форме воплощенного существа рядом с теми, кого любишь, ты идешь на поводу у чисто человеческой привязанности к формальным вещам… Любовь помогает тебе растянуть самоосознание на всю бесконечность Вселенной, поэтому каким-то краем себя ты навсегда остаешься с теми, кого любишь. И они постоянно ощущают твое присутствие в их мире. А в остальном… Смерть освобождает тебя от всех придуманных тобою обязанностей перед живыми… — Скажи, Мастер Чу был прав, когда говорил, что для него возможность воспользоваться любовью с целью достижения полноты истинного бессмертия окончательно утеряна в этой жизни, и что у него нет никаких шансов туда добраться?.. — Говорить можно все, что угодно… Например, что якорь безнадежно утерян… И в то же время где-то иметь запасной… Капитан отнюдь не всегда знает обо всем, что валяется у него в трюмах. А боцман часто в самый неподходящий момент оказывается пьян… Но ведь рано или поздно он проспится… Самовлюбленность то, что опьяняет внутреннего боцмана. — Самовлюбленность? Я был уверен, что Мастер Чу окончательно разделался с чувством собственной значительности… По крайней мере, когда он говорил… — Говорил, говорил… Мало ли, что он говорил… Ведь это же он напомнил тебе о подлой бескостности языка… Мастер Чу окончательно разделался с чувством собственной значительности во всем, кроме одного… Он не сумел избежать ловушки серьезного отношения к Пути. Серьезное отношение к Пути сродни мужской сентиментальности. Очень часто выходит так, что большие и сильные мужчины, старательно уничтожающие в своей жизни всякие ростки qemrhlemr`k|mnqrh, попадают в западню самой жесткой и дурацкой ее формы — сентиментальности настоящего мужчинства. Крепкая мужская дружба, «ты меня уважаешь?», кровавый спорт, боевое братство, честь флага, культ оружия, фундаментальная наука, большой бизнес ну, и все такое прочее… — Что, это все — плохо? — Нет, не плохо. Иногда совсем даже наоборот — просто замечательно. Только вот смешно. А это — гораздо хуже, чем просто плохо. Это — безнадежно. Точно так же, как и культ Пути и возвышенных духовных исканий. Степень жесткости силовых фиксаций в таких случаях огромна. Именно ею обусловлена катастрофическая ограниченность, а ограниченность всегда смешна. Нет ничего страшнее, нелепее и разрушительнее мужской сентиментальности, и нет явления более жалкого, убогого и потешного, чем гордый собою настоящий мужчина — великий воин на тропе войны или на пути духовных исканий, ибо именно его Дух влачит на себе тяжкие оковы эмоциональной рассудочности и шаблонного рабства… Однако как раз из многих тысяч самых безнадежных случаев, как правило, возникают единичные наиболее перспективные варианты. — То есть из этого рабства можно вырваться? — Да. Есть одна-единственная вещь, которая способна спасти человека, угодившего в западню подобного рода. — И что это за вещь? — Абсолютное чувство юмора, готовность смеяться над всем и вся, и в первую очередь — над самим собой. В одиночку и, что самое главное, — вместе с любым, кто к этому склонен. Вместо того, чтобы оскорбляться, затаивать злобу или вызывать обидчика на смертельный поединок. Иногда, впрочем, бывают случаи, в которых необходимо принять навязанную игру, сделать оскорбленный вид, вызвать на поединок и уничтожить. Но делать это следует спокойно и непременно с юмором. Если дать эмоциям и серьезному отношению возобладать над собой, даже выигранный поединок окажется безнадежным поражением. — Но это — очень сложно… — Конечно. И в то же время — очень просто. Жестокое сострадание — вот ключ… Разве он не говорил тебе об этом? Умение понять, принять и простить… — Что-то такое говорил… Понять, принять и простить что? — Все… Абсолютно все. — И предательство? — И в особенности — предательство. — Но почему? — Предательство — это либо ход в агентурной войне, либо слабость. Но и в том, и в другом случае виноват в нем не тот, кто предал, а тот, кого предали, ибо предательство всегда обусловлено ошибкой или халатностью того или тех, кто предан. — Как это? — Никогда нельзя надеяться на кого-то другого. Ни в чем. Никто никому ничего не должен, и никто не имеет права что бы то ни было от кого бы то ни было требовать. Ты можешь предъявлять требования только лишь к самому себе и рассчитывать исключительно на свои силы. Таковы целесообразные правила жизни в этом мире, где, если отбросить иллюзии, каждый — сам за себя. Никто не имеет права навязывать кому бы то ни было свои правила игры. И полагаться здесь можно только на себя. Поэтому, если тебя предал прикинувшийся своим враг, твоя ошибка заключается в том, что ты вовремя не распознал его, а если тебя предал тот, кто оказался слаб, ты виноват в том, что пытался взвалить
