летит
Все еще сей неизвестный,
Край желанного сокрыт?..
Кто ж к неведомым брегам
Ах! найдется ль, кто мне скажет,
Очарованное Там?
1816
Счастие во сне
Болезнены их лица;
Наполнен взор тоской.
Друг друга лобызают
И в очи и в уста —
И снова расцветают
Минутное веселье!
Двух колоколов звон:
Она проснулась в келье;
В тюрьме проснулся он.
1816
Явление богов
Знайте, с Олимпа
Являются боги
К нам не одни;
Только что Бахус придет говорливый,
Мчится Эрот, благодатный младенец;
Следом за ними и сам Аполлон.
Слетелись, слетелись
Все жители неба,
Небесными по́лно
Земное жилище.
Чем угощу я,
Земли уроженец,
Вечных богов?
Дайте мне вашей, бессмертные, жизни!
Боги! что, смертный, могу поднести вам?
К вашему небу возвысьте меня!
Прекрасная радость
Живет у Зевеса!
Где не́ктар? налейте,
Налейте мне чашу!
Не́ктара чашу
Певцу, молодая
Геба, подай!
Очи небесной росой окропите;
Пусть он не зрит ненавистного Стикса,
Быть да мечтает одним из богов!
Шумит, заблистала
Небесная влага,
Спокоилось сердца,
Провидели очи.
1816
Жалоба пастуха
На ту знакомую гору
Сто раз я в день прихожу;
Стою, склоняся на посох,
И в дол с вершины гляжу.
Вздохнув, медлительным шагом
Иду вослед я овцам,
И часто, часто в долину
Схожу, не чувствуя сам.
Младой цветов красоты;
Я рву их – сам же не знаю,
Кому отдать мне цветы.
Здесь часто в дождик и в грозу
Стою, к земле пригвожден;
Все жду, чтоб дверь отворилась…
Но то обманчивый сон.
Над милой хижинкой светит,
Видаю, радуга мне…
К чему? Она удалилась!
Она в чужой стороне!
Она все дале! все дале!
И скоро слух замолчит!
Бегите ж, овцы, бегите!
Конец 1817
Утешение в слезах
«Скажи, что так задумчив ты?
Все весело вокруг;
В твоих глазах печали след;
Ты, верно, плакал, друг?»
«О чем грущу, то в сердце мне
Запало глубоко;
А слезы… слезы в радость нам;
От них душе легко».
«К тебе ласкаются друзья,
Их ласки не дичись;
И что бы ни утратил ты,
Утратой поделись».
«Как вам, счастливцам, то понять,
Что понял я тоской?
О чем… но нет! оно мое,
Хотя и не со мной».
«Не унывай же, ободрись;
Еще ты в цвете лет;
Ищи – найдешь; отважным, друг,
Несбыточного нет».
«Увы! Напрасные слова!
Найдешь, – сказать легко;
Мне до него, как до звезды
Небесной, далеко».
«На что ж искать далеких звезд?
Для неба их краса;
Любуйся ими в ясну ночь,
Не мысли в небеса».
Нет сил и глаз отвесть;
Конец 1817
Я знаю край! там негой дышит лес,
Златой лимон горит во мгле древес,
И ветерок жар неба охладит,
И тихо мирт и гордо лавр стоит…
Мечта зовет! Там сердцем я всегда!
Там светлый дом! на мраморных столбах
Поставлен свод; чертог горит в лучах;
И ликов ряд недвижимых стоит;
И, мнится, их молчанье говорит…
Мечта зовет! Там сердцем я всегда!
Гора там есть с заоблачной тропой!
В туманах мул там путь находит свой;
Драконы там мутят ночную мглу;
Летит скала и воды на скалу!..
Мечта зовет!.. Но быть ли там когда?
Конец 1817
К месяцу
Снова лес и дол покрыл
Он мне душу растворил
Сладкой тишиной.
Ты блеснул… и просветлел
Тихо темный луг:
Так улыбкой наш удел
Озаряет друг.
Отозвались мне,
И минувшего привет
Слышу в тишине.
Лейся, мой ручей, стремись!
Жизнь уж отцвела;
Так надежды пронеслись;
Так любовь ушла.
Ах! то было и моим,
Чем так сладко жить,
То, чего, расставшись с ним,
Лейся, лейся, мой ручей,
И журчанье струй
С одинокою моей
Лирой согласуй.
Счастлив, кто от хлада лет
Сердце охранил,
Кто без ненависти свет,
Бросил и забыл,
Кто делит с душой родной,
Втайне от людей,
То, что презрено толпой
Или чуждо ей.
Конец 1817
Что с тобой вдруг, сердце, стало?
Что ты ноешь? Что опять
Закипело, запылало?
Как тебя растолковать?
Все изчезло, чем ты жило,
Чем так сладостно грустило!
Где беспечность? где покой?..
Ах! что сделалось с тобой?
Расцветающая ль младость,
Речи ль, полные душой,
Взора ль пламенная сладость
Овладели так тобой?
Захочу ли ободриться,
Бросить томный, томный взгляд!
Ах! я к ней лечу назад!
Я неволен, очарован!
Я к неволе золотой,
Обессиленный, прикован
Шелковинкою одной!
И бежать очарованья
Нет ни силы, ни желанья!
Рад тоске! хочу любить!..
Горная дорога
Над страшной бездной дорога бежит,
Меж жизнью и смертию мчится;
Толпа великанов ее сторожит;
Погибель над нею гнездится.
Страшись пробужденья лавины ужасной:
В молчанье пройди по дороге опасной.
Там мост через бездну отважной дугой
С скалы на скалу перегнулся;
Не смертною был он поставлен рукой —
Кто смертный к нему бы коснулся?
Поток под него разъяренный бежит;
Сразить его рвется и ввек не сразит.
Там, грозно раздавшись, стоят ворота;
Мнишь, область теней пред тобою;
Пройди их – долина, долин красота,
Там осень играет с весною.
Приют сокровенный! Желанный предел!
Туда бы от жизни ушел, улетел!
Не зрели их выхода очи.
Стремятся они на восток, на закат;
Стремятся к полудню, к полночи;
Рождаются вместе; родясь, расстаются;
Бегут без возврата и ввек не сольются.
Там в блеске небес два утеса стоят,
Превыше всего, что земное:
Кругом облака золотые кипят,
Эфира семейство младое;
Ведут хороводы в стране голубой;
Там не был, не будет свидетель земной.
Царица сидит высоко и светло
На вечно незыблемом троне;
Чудесной красой обвивает чело
И блещет в алмазной короне;
Напрасно там солнцу сиять и гореть:
Ее золотит, но не может согреть.
Минувших дней очарованье,
Кто разбудил воспоминанье
И замолчавшие мечты?
И зримо ей минуту стало
Незримое с давнишних пор.
Могу ль сказать: живи надежде?
Скажу ль тому, что было: будь?
Могу ль узреть во блеске новом
Мечты увядшей красоту?
Знакомой жизни наготу?
Зачем душа в тот край стремится,
Где были дни, каких уж нет?
Не у́зрит он минувших лет;
Там есть один жилец безгласный,
Свидетель милой старины;
Там вместе с ним все дни прекрасны
Июль – ноябрь 1818
Ах! если б мой милый был роза-цветок,
Его унесла бы я в свой уголок;
И там украшал бы мое он окно;
И с ним я душой бы жила заодно.
К нему бы в окно ветерок прилетал,
И свежий мне запах на грудь навевал;
И я б унывала, им сладко дыша,
И с милым бы, тая, сливалась душа.
Его бы и ранней и поздней порой
Я, нежа, поила струей ключевой;
Ко мне прилипая, живые листы
Шептали б: «Я милый, а милая ты».
Не села бы пчелка на милый мой цвет;
Сказала б я: «Меду для пчелки здесь нет;
Для пчелки-летуньи есть шелковый луг;
Моим без раздела останься, мой друг».
Сильфиды бы легкой слетелись толпой
К нему любоваться его красотой;
И мне бы шепнули, целуя листы:
«Мы любим, что мило, мы любим, как ты».
Тогда б встрепенулся мой милый цветок,
С цветка сорвался бы румяный листок,
К моей бы щеке распаленной пристал,
И пурпурным жаром на ней заиграл.
Родная б спросила: «Что, друг мой, с тобой?
Ты вся разгорелась, как день молодой». —
«Родная, родная, – сказала бы я, —
Мне в душу свой запах льет роза моя».
1818
<В. А. Перовскому>
Ты другу вовремя сказался;
К любви душа была близка:
Уже в ней пламень загорался,
Животворитель бытия,
И жизнь отцветшая моя
Надеждой снова зацветала!
Доро́гой странник утомленный,
Узрев с холма неотдаленный
Предел родимой стороны,
Трепещет, сердцем оживает,
И жадным взором различает
За горизонтом отчий кров,
И слышит снова шум дубов,
Которые давно шумели
Над ним, игравшим в колыбели,
В виду родительских гробов.
Он небо узнает родное,
Под коим счастье молодое
Ему сказалося впервой!
Прискорбно-радостным желаньем,
Невыразимым упованьем,
Невыразимою мечтой
Живым утраченное мнится;
Всей милой прелестью своей…
Таков был я одно мгновенье!
Прелестно-быстрое виденье,
Меня внезапно навестило,
Меня внезапно уманило
На первобытный в жизни луг!
С возобновленною душою
Я к лире бросился моей,
И под рукой нетерпеливой
И мертвое мне стало живо,
Я оглянулся как поэт!..
Но удались, мой посетитель!
Не у меня тебе гостить!
Не мне о жизни возвестить
Тебе, святой благовеститель!
Товарищ! мной ты не забыт!
Любовь – друзей не раздружит.
Сим несозревшим упованьем,
Едва отведанным душой,
Подорожу ль перед тобой?
Сравню ль его с твоим страданьем?
Я вижу, молодость твоя
В прекрасном цвете умирает
Тебя безмолвно убивает!
Давно веселости уж нет!
Где остроты приятной живость,
С которой ты являлся в свет?
Угрюмый спутник – молчаливость
Ты молча радостных дичишься
И, к жизни охладев, дружишься
С одной убийственной тоской,
Владельцем сердца одиноким.
Мой друг! с участием глубоким
Я часто на лице твоем
Ловлю души твоей движенья!
Болезнь любви без утешенья
Изображается на нем.
Сие смятение во взоре,
Склоненном робко перед ней;
Несвязность смутная речей
В желанном сердцу разговоре;
Перерывающийся глас;
К тому, что окружает нас,
Задумчивое невниманье;
Присутствия очарованье,
И неприсутствия тоска,
И трепет, признак страсти тайной,
Когда послышится случайно
И это все, что сердцу ясно,
А выраженью неподвластно,
Сии приметы знаю я!..
Мой жребий дал на то мне право!
Но то, в чем сладость бытия,
Нет, милый! ободрись! она
Души глубокой чистым жаром
Сия краса оживлена!
Сей ясный взор – он не обманчив:
Не прелестью ума одной,
Он чувства прелестью приманчив!
Под сей веселостью живой
Задумчивое что-то скрыто,
Уныло-сладостное слито
С сей оживленной красотой;
В ней что-то искреннее дышит,
И в милом голосе ея
Доверчиво душа твоя
Какой-то звук знакомый слышит,
Всему в нем лучшему родной,
В нее участие лиющий
И без усилия дающий
Ей убежденье и покой.
О, верь же, друг, душе прекрасной!
Ужель природою напрасно
Ей столько милого дано?
Отдайся ей, забудь сомненье
И жребий жизни соверши;
Она поймет твое мученье,
Она поймет язык души!
23 июля – 2 августа 1819
Отуманенным потоком
Жизнь унылая плыла;
Берег в сумраке глубоком;
На холодном небе мгла;
Тьмою звезды обложило;
И вдали ревет уныло
Были пышны берега.
Были рощи сладкогласны,
Были зе́лены луга.
И за ней вились толпою
Светлокрылые друзья:
Юность легкая с Мечтою
И живых Надежд семья.
К ней теснились, услаждали
И над нею расстилали
К ней Фантазия летала
В блеске радужных лучей
И с небес к ней прикликала
Очарованных гостей:
Вдохновение с звездою
Над возвышенной главой
И Хариту с молодою
Музой, Гения сестрой;
И она, их внемля пенье,
Засыпала в тишине
И ловила привиденье
Счастья милого во сне!..
Bсе пропало, изменило;
Разлетелися друзья;
В бездне брошена унылой
Одинокая ладья;
Року странница послушна,
Не желает и не ждет
И прискорбно-равнодушна
В беспредельное плывет.
Что же вдруг затрепетало
Над поверхностью зыбей?
Что же прелестью бывалой
Вдруг повеяло над ней?
Легкой птичкой встрепенулся
Пробужденный ветерок;
Смотрит… ангелом прекрасным
Улыбнулся взором ясным
Подарил и в лодку сел;
И запел он песнь надежды;
Жизнь очнулась, ожила
И с волненьем робким вежды
На красавца подняла.
Видит… мрачность разлетелась;
И приветно загорелась
В небе яркая звезда;
И в нее проникла радость,
Прежней веры тишина,
С упованьем отдана.
Пой, небесный, и ладьей
Правь ко пристани желанной
За попутною звездой.
10 августа 1819
Невыразимое
(отрывок)
Что наш язык земной пред дивною природой?
С какой небрежною и легкою свободой
Она рассыпала повсюду красоту
И разновидное с единством согласила!
Но где, какая кисть ее изобразила?
Едва, едва одну ее черту
С усилием поймать удастся вдохновенью…
Но льзя ли в мертвое живое передать?
Кто мог создание в словах пересоздать?
Невыразимое подвластно ль выраженью?..
Святые таинства, лишь сердце знает вас.
Не часто ли в величественный час
Вечернего земли преображенья —
Когда душа сметенная полна
Пророчеством великого виденья
И в беспредельное унесена, —
Спирается в груди болезненное чувство,
Хотим прекрасное в полете удержать,
Ненареченному хотим названье дать —
И обессиленно безмолствует искусство!
Что видимо очам – сей пламень облаков,
По небу тихому летящих,
Сие