тайной,
Когда послышится случайно
И это все, что сердцу ясно,
А выраженью неподвластно,
Сии приметы знаю я!..
Мой жребий дал на то мне право!
Но то, в чем сладость бытия,
Нет, милый! ободрись! она
Души глубокой чистым жаром
Сия краса оживлена!
Сей ясный взор —он не обманчив:
Не прелестью ума одной,
Он чувства прелестью приманчив!
Под сей веселостью живой
Задумчивое что-то скрыто,
Ун ыл о-сладостное сл ито
С сей оживленной красотой;
В ней что-то искреннее дышит,
И в милом голосе ея
Доверчиво душа твоя
Какой-то звук знакомый слышит,
Всему в нем лучшему родной,
В нее участие лиющий
И без усилия дающий
Ей убежденье и покой.
О, верь же, друг, душе прекрасной!
Ужель природою напрасно
Ей столько милого дано?
Отдайся ей, забудь сомненье
И жребий жизни соверши;
Она поймет твое мученье,
Она поймет язык души!
К * * *
Едва на миг один судьба нас породнила,
И вдруг младенец наш, залог родства исчез!
Любовь Создателя его переселила
С неверныя земли в приятный край небес!
Воспоминанием будь прошлое хранимо!
Но рок… им правит Божество!..
Для нас же всё еще осталося родство —
В утрате, дружбою делимой.
К МИМОПРОЛЕТЕВШЕМУ ЗНАКОМОМУ ГЕНИЮ
Скажи, кто ты, пленитель безымянной?
С каких небес примчался ты ко мне?
Зачем опять влечешь к обетованной,
Давно, давно покинутой стране?
Не ты ли тот, который жизнь младую
Так сладостно мечтами усыплял
И в старину про гостью неземную —
Про милую надежду ей шептал?
Не ты ли тот, кем всё во дни прекрасны
10 Так жило там, в счастливых тех краях,
Где луг душист, где воды светло-ясны,
Где весел день на чистых небесах?
Не ты ль во грудь с живым весны дыханьем
Таинственной унылостью влетал,
Ее теснил томительным желаньем
И трепетным весельем волновал?
Поэзии священным вдохновеньем
Не ты ль с душой носился в высоту,
Пред ней горел божественным виденьем,
20 Разоблачал ей жизни красоту?
В часы утрат, в часы печали тайной,
Не ты ль всегда беседой сердца был,
Его смирял утехою случайной
И тихою надеждою целил?
И не тебе ль всегда она внимала
В чистейшие минуты бытия,
Когда судьбы святыню постигала,
Когда лишь Во г свидетель был ея?
Какую ж весть принес ты, мой нленитель?
з° Или опять мечтой лишь поманишь
И, прежних дум напрасный нробудитель,
О счастии шепнешь и замолчишь?
О Гений мой, побудь еще со мною;
Бывалый Др.уг, отлетом не спеши;
Останься, будь мне жизнию земною;
Будь ангелом-хранителем души.
К ПОРТРЕТУ
ИМПЕРАТРИЦЫ ЕАИЗАВЕТЫ АЛЕКСЕЕВНЫ
I
Кто на блистательной видал ее чреде,
Тот всё величия постиг очарованье;
Тому, как тайный друг, сопутником везде
Благотворящее о ней воспоминанье.
II
В царицах скромная, любовь страны своей,
И в бурю бед она душой была спокойна;
И век ея свой суд потомству даст об ней:
„Была величия и счастия достойна».
К ПОРТРЕТУ БАТЮШКОВА
С ним дружен бог войны, с ним дружен Аполлон
По дарованию достоин славы он,
По сердцу счастия достоин.
К ПОРТРЕТУ ГЁТЕ
Свободу смелую приняв себе в закон,
Всезрящей мыслию над миром он носился.
И в мире все постигнул он—
И ничему не покорился.
Отуманенным потоком
Жизнь унылая плыла;
Берег в сумраке глубоком;
На холодном небе мгла;
Тьмою звезды обложило;
И вдали ревет уныло
Были пышны берега.
Были рощи сладкогласны,
Были зелены луга.
И за ней вились толпою
Светлокрылые друзья:
Юность легкая с Мечтою
И живых Надежд семья.
К ней теснились, услаждали
И над нею расстилали
Благодатный парус срой.
К ней Фантазия летала
В блеске радужных лучей
И с небес к ней прикликала
Очарованных гостей:
Вдохновение с звездою
Над возвышенной главой
И Хариту с молодою
Музой, Гения сестрой;
И она, их внемля пенье,
Засыпала в тишине
И ловила привиденье
Счастья милого во сне!..
Все пропало, изменило;
Разлетелися друзья;
В бездне брошена унылой
Одинокая ладья;
Року странница послушна,
Не желает и не ждет
И прискорбно-равнодушна
4° В беспредельное плывет.
Что же вдруг затрепетало
Над поверхностью зыбей?
Что же прелестью бывалой
Вдруг повеяло над ней?
Легкой птичкой встрепенулся
Пробужденный ветерок;
Смотрит… ангелом прекрасным
Улыбнулся, взором ясным
Подарил и в лодку сел;
И запел он песнь надежды;
Жизнь очнулась, ожила
И с волненьем робки вежды
На красавца подняла.
Видит… мрачность разлетелась;
И приветно загорелась
00 В небе яркая звезда;
И в нее проникла радость,
Прежней веры тишина,
С упованьем отдана.
Пой, небесный, и ладьей
Правь ко пристани желанной
За нопутною звездой.
К СТОЛЫПИНУ
Вот вам, слуга Фемиды верной,
Записка с просьбою усердной,
Состряпать маклерский патент,
По просьбе ж Зверева смиренной,
Здесь в копии вам приложенной.
Неприхотливый мой клиент
Получит всё с сим даром скромным.
Он с маклерством головоломным
Давно на опыте знаком;
Он мещанином был в Белеве
Или купцом; имел свой дом
И торговал. Но рок во гневе
Судил клиенту моему
Безжалостно проторговаться,
Чтоб только с честностью остаться.
Защитой будьте вы ему!
Слуга закона правосудный,
Я знаю, согласить не трудно
Для вас с достоинством закон.
Прекрасный будет маклер он,
Белёвскому полезный свету.
Судья, поверьте в том поэту!
При нервом ходе на Парнас,
С торжественным всех лир трезвоном
Перед блаженным Аполлоном —
Поставлю свечку я за вас!
* * *
Графиня, будьте вы спокойны!
Счастливцы-рыцари, которых жребий вас
Так нежно занимал, здоровы в добрый час,
И быть здоровыми достойны
За то, что в вас могли участье возбудить!
Приятно умереть, слыхал я, на дуэли!
Но тот, о ком бы вы с минуту пожалели,
* * *
Считаю вызов ваш я милостью судьбы!
Как отказаться от обеда,
К которому зовет соседа —
Любезность милая на дружбу и грибы]
Я только что хотел гонца к вам посылать,
Чтоб попросить у вас условного обеда
Для вашего соседа —
Как ваш гонец пришел меня к вам звать.
Ваш дар: в любезности других предупреждать,
И я, благодаря любезность вашу,
В исходе трех часов явлюсь к вам на обед,
Чтобы, отведав кашу,
Сказать, сидя близ вас: я счастливый сосед!
P. S. Прошу вас извинить рассеянность поэта!
Я так был рад тому, что буду видеть вас,
Что проглядел в записке вашей час
И ветрено, в конце ответа,
Назначил свой,
(Не справясь с стрелкою дворцовой).
Что мы, поэты, все хвораем головой,
Вы знаете; но вам и то уже не ново,
Что, если видеть вас —
Какой час ни пошел, всё будет добрый час!
ПРАМАТЕРЬ ВНУКЕ
Мое дитя, со мною от купели
Твой первый шаг житейский соверши;
Твои глаза едва еще прозрели;
Едва зажжен огонь твоей души…
Но ризой ты венчальной уж одета,
Обручена с священным бытием;
Тебя несет праматерь к прагу света:
Отведать жизнь пред вечным алтарем.
Не чувствуя, не видя и не зная,
Ты на моих покоишься руках;
И Благодать, младенчеству родная,
Тебя принять готова в сих вратах;
С надеждою, с трепещущим моленьем
Я подхожу к святыне их с тобой:
Тебя явить пред вечным Провиденьем,
Его руке поверить жребий твой.
О, час судьбы! о, тихий мой младенец!
Пришед со мной к пределу двух миров,
Ты ждешь, земли недавний уроженец,
Чтоб для тебя поднялся тот покров,
За коим всё, что верно в жизни нашей.
Приступим… дверь для нас отворена;
Не трепещи пред сею тайной чашей —
Тебе несет небесное она.
Пей жизнь, дитя, из чаши Провиденья
С младенчески-невинною душой;
Мы предстоим святилищу спасенья,
И здесь его престол перед тобой;
К сей пристани таинственно дорога
з° Проложена сквозь опыт бытия…
О, новое дитя в семействе Бога,
Прекрасная отчизна здесь твоя.
Сюда иди покорно и смиренно
Со всем, что жизнь тебе ни уделит;
Небесному будь в сердце неизменно —
Небесное тебе не изменит.
Что ни придет с незнаемым грядущим —
Все будет дар хранительной руки;
Мы на земле повсюду с Вездесущим;
4° Везде к Нему душой недалеки.
Свершилось!.. Ты ль, посол небес крылатый,
Исходишь к ней из таинственных врат?
Ты ль, Промыслом назначенный вожатый,
Земной сестре небесный, верный брат?
Прими ж ее, божественный хранитель;
Будь в радости и в скорби с сей душой;
Будь жизни ей утешный изъяснитель
ЭПИТАФИЯ МИМИ
В могиле сей покоится Мими,
Веселыя природы гость мгновенной!
Он образцом был дружбы неизменной
Меж птицами и даже меж людьми.
Пока был жив товарищ легкокрылый,
Мими играл, и жизнь любил, и пел;
Но верный друг из света улетел —
Мими за ним покинул свет постылый.
Покойся ж здесь, пленительный певец!
Нам доказал нежданный твой конец,
Что без любви — могила жизни краше,
Что наша жизнь лишь там, где сердце наше.
НА СМЕРТЬ ЧИЖИКА
Природы милое творенье,
Из мирной области земной
Он улетел, как сновиденье.
Он для любви на свете жил,
Он нежной песенкой ответной
За ласку нежную платил,
И подлетал к руке приветной.
Но в свете страшно и любить:
10 Ему был дан дружок крылатый;
Он в гробе скрылся от утраты!
Они здесь веют дружной тенью.
1Г> И здесь нередко в поздний час
Внимаешь грустному их пенью.
ГОСУДАРЫНЕ ИМПЕРАТРИЦЕ МАРИИ ФЕДОРОВНЕ
От вашего величества давно
Я высочайшее имею повеленье —
О Павловской луне представить донесенье.
Спеша исполнить то, что мне новелено,
И надлежащее окончив обозренье,
Кб
Я всеподданнейше теперь имею честь
Стихами вашему величеству донесть
О том, что прозой скудной
Описывать и совестно и трудно.
10 С послушной музою, с усердною мечтой
По берегам Славянки я скитался,
И ночью за луной
Присматривать старался;
Но с горем должен я признаться, что луна
Лишь для небес теперь сияет красотою!
Знать, исключительно желает быть она
Небесною, а не земной луною;
Иль солнце, может быть, в досаде, что для нас
Она пленительней своей красой заемной,
20 Чем пышный блеск его, столь тягостный для глаз,
Преобратило ночь в прозрачную из темной,
Дабы чрез то лишить всей яркости луну.
Изгнанница луна теперь на вышину
Восходит нехотя, одним звездам блистает,
И, величался прозрачностью ночей,
Неблагодарная земля ея лучей
Совсем не замечает;
Едва, едва при них от сосен и дубов
Ложатся на траву сомнительные тени;
3° Едва трепещет блеск на зелени лугов,
Едва сквозь зыбкие, решетчатые сени
Прозрачным сумраком наполненных лесов
Печальный полусвет неверно проникает,
Едва туманит он верхи густых древес;
Не изменили ей одни лишь только воды;
В них отражается но-нрежнему она:
То полумесяцем всходя на тихи своды;
4° То пламенным щитом катясь, окружена
Разорванными облаками;
То одинокая, то с яркими звездами;
По-прежнему она —то в зеркале реки
Недвижима сияет,
И в ней нагбенный лес, прибрежны челноки
И тихо шепчущий тростник изображает;
То вдруг, когда порхнет над спящею волной
Пролетный ветерок, с волною затрепещет,
И воды огненной подернет чешуей,
Иль ярко в них блеснет излучистой змеей,
Иль раздробленная заблещет!
Короче: на водах пленительна она,
А на земле как будто не луна,
И солнце гордое, затмив ее собою,
Тирански властвует и небом и землею.
Но как ни жаль луны, а надобно отдать
И солнцу справедливость!
Не безрассудная хвастливость
И не надменное желание блистать
Теченьем пылкого светила управляют:
Прямым достоинством оно
На небесах воцарено,—
Его лучи палят, но вместе и пленяют.
Свидетелем тому сама Славянка нам;
И если вашего величества желанье
Исполнить я не мог, представив описанье
Прекрасной Павловской луны, то смею вам
О солнце Павловском прекрасном
В изображенье беспристрастном
Стихами верными донесть!
Оно приветливо (за то ему и честь!)
К приятной Павловской природе.
Я здесь его видал и в пламенном восходе,
И на полдневной вышине,
И в светозарной тишине
Великолепного с лазури снисхожденья.
Какие пышные творит оно явленья
На очарованных Славянки берегах!
Но величавое в младых лучах рассвета
И неприступное в полуденных лучах,
В спокойном вечере оно с душой поэта
Красноречивей говорит.
Сколь милы в Павловске вечерние картины!
Люблю, когда закат безоблачный горит;
Пылая, зыблются древесные вершины,
И ярким заревом осыпанный дворец,
Глядясь с полугоры в водах, покрытых тенью,
Мрачится медленно, и купол, как венец,
Над потемневшею дерев окрестных сенью
9° Заката пламенем сияет в вышине
И вместе с пламенем заката угасает.
Люблю смотреть, когда дерновый скат в огне
И сеть багряная во мраке лип сияет;
Когда на падший храм, прорезав ткань листов,
Лучи бросаются златыми полосами,
Горят на белизне
