разрушенных столпов,
И иеной огненной с кипящими волнами
По камням прядают и гаснут на лету.
Разнообразнее становятся картины,
юо Когда идем рекой вдоль Красный долины,
Так названной за красоту.
То рощей молодой веселые осины
Столпились на брегу, и легкие листы,
Завесой редкою задернув солнце, блещут
* И неколеблемы трепещут;
То воду зеленят прибрежные кусты,
И пламень запада, сквозь чащу их прорвавшись,
В их лиственной сети сверкает из реки;
То ива, разметавшись
110 И ветви дряхлые оперши на клюки,
Поток завесила своей обширной сенью;
То одинокий вяз с холма через реку
Огромною перетянулся тенью;
То, парус свой отдав на волю ветерку,
Между зелеными брегами
Плывет сияющий челнок,
Куда несет его поток
Одушевленными волнами,
И воздух флагом шевелит,
И струйка следом за кормою
Блестящей тянется змеею;
Там светится в кустах полусокрытый храм,
И тень младых берез, решеткой по стенам
Раскинувшись, чернеет;
А там у башни мост, отважною дугой
159
Реку перескочив, на зыби вод белеет.
Но место есть — туда вечернею норой
Приходишь следом за мечтой
Влеком неволей сладкой;
Порхает там украдкой
С листочка на листок
Вечерний ветерок.
Там тихо волны плещут,
И трепетные блещут
Там что-то неземное
За тайну занавес,
Невидимой рукою
Опущенных, манит:
Над юной сей главою
Пророчески горит
Звезда огнем заката;
А жизнь сия крылата,
Молящая в слезах
Невнемлющую младость,
А тихой веры сладость
В сих пламенных очах,
И вечера молчанье,
И мирное сиянье
Сих гаснущих небес
С задумчивою тенью
Недвижимых древес>..
Как все воображенью
Здесь душу придает!
Ей слышится полет
Недвижимых прелестных —
Одних уже небесных,
Других еще земных;
И блага лет младых,
И поздних лет утраты,
Товарищи крылаты —
В бывалой красоте
Слетаются к мечте!
Но чувствую, что я забылся,
И что мой вашему величеству отчет
Из описания в поэму превратился;
Напомнить смею вам: о солнце речь идет,
170 Итак, немудрено, что мысль им разогрета,
Что пламенный предмет воспламенил поэта.
Меня еще картина ждет:
Сей павильон уединенный,
Мечте безмолвной посвященный,
Как он приманчив красотою,
Когда вечернею норою
Когда багряными водами,
180 Равна с отлогими брегами,
Сверкает тихая река,
Прибрежный бархат тростника
На солнце ярко отливает,
И, приливая, опеняет
Его веселая волна,
И в лоне вод лазурь видна,
И но лазури тихо рея,
То загораясь, то бледнея,
Как дым, вечерни облака
100 Минуту на небе играют!
Играя с неба улетают
За дуновеньем ветерка.
Здесь милы вечера картины!
В конце раздавшейся долины,
Глядится в зыбкое стекло
Реки, извившейся дугою;
Там челн, качаемый волною
У брега в чаще тростника,
200 Мелькает с тенью рыбака;
Там, на дороге, воз скрипучий,
Передвигаяся, пылит;
Там, над рекою, мост зыбучий;
А здесь, иод сводами ракит,
Каскад дымится и шумит,
6-295
1б1
Разбрызнув млечной пеной воды!
Полузаснувшия природы,
Когда шептанье ветерка,
Иль говор птиц, иль шум от стада
Перезываются порой
С унылым шумом водопада;
Приятно об руку с мечтой
Здесь, на площадке павильона,
Прохладой вечера дышать
И солнце взором провожать
В его нисходе с небосклона,
Когда безоблачно оно!
Пред ним полнеба зажжено,
Земля в лучах благоухает,
И мнится, ангел отверзает
Ему спокойствия чертог;
Оно, взглянув, как светлый Бог,
На тихое уединенье
Им покидаемых небес,
Последнее благословенье
Из-за таинственных завес
Им, исчезая, посылает,
И долго сладостно сияет
Воспоминанием святым
Его, оставленная им
В залог возврата багряница…
Не благотворная ль царица
Тогда является мечте?
Ты видишь день ее прекрасной,
Всходящий прелестию ясной
И заходящий в красоте!
Его веселие встречает,
Его надежда провожает,
И провожающая ждет,
Что он по-прежнему взойдет
Для уповающих усладой,
Для сирых верною отрадой,
Для всех приветной красотой;
И все с молитвою одной:
Не изменяйся, день прекрасный!
БУДЬ ДОЛГО радостью очес
25° И, вечно тихий, вечно ясный,
Не покидай родных небес!
Post-scriptum
Вашему величеству в отчете
Представил с точностью я то, что видел сам;
И ежели моим стихам
Не много удалось сказать о лунном свете,
То не моя вина:
В июне месяце луна,
Как я уже донес, едва-едва сияет;
260 Воображения совсем не пробуждает,
И, глядя на нее, лишь сердится поэт.
Но то, что ныне да, бывает завтра нет,
И строгая велит признаться справедливость,
Что поубавилась уже луны сонливость,
Что донесение мое десятком дней
И боле опоздало;
Пришел июль; ленивей солнце стало,
А ночи сделались темней.
Вчера, имея честь в саду быть вместе с вами,
2?° Заметил мельком я луну за облаками,
И смею утвердить, что сделалась она
И что по-старому кругом ее носились
Младые облака воздушною толпой,
То, разлетаясь, серебрились,
То вдруг, слиянные, тянулися грядой,
То волновалися, то рделись, то дымились.
Едва лишь только рождена
280 у что лИ|цЬ миг — тогда, как запад догорает —
Серпом серебряным на западе сияет!
163
Когда же полною заблещет красотой,
То будет, как была, и музе вдохновеньем,
И ночи милым украшеньем,
И павловских небес достойною луной.
Еще postscriptи пи Я, сбирая замечанья
Для составления отчета о луне,
Нашел, чего не ждал: счастливый случай мне
Открыл забытый след старинного преданья.
Однажды позднею норой
Я к павильону шел рекой.
Уж всё в окрестности дремало,
Я был один… вдруг прозвучало!
На крепости пробило час!
Иду… к развалинам дорожка
Вдоль брега привела меня.
Взглянул… и что ж увидел?.. Кошка
В дупле растреснутого пня
Между унадшими столпами,
Как привидение, сидит
И блещет яркими глазами,
И ярко на меня глядит;
Я от нее — она за мною;
И все но-нрежнему звездою
Сверкает неподвижный взгляд!
Но я к дуплу — и легкой тенью
Она пропала предо мной!
Лишь искры брызнули струей.
Чудяся страшному виденью,
Не без труда рука моя
Большой корнистый пень разрыла…
И что же, что же наконец,
Его разрыв, она открыла?
Пергаментный истлевший свиток,
320 ц что-то писано на нем
Славянским древним языком;
Но разобрать рукописанье
До сих нор я еще не мог;
Однако, знаю, в нем преданье
Какое-то заключено
О князе древния Герсики,
ззо Из летописцев нам известно);
Еще упоминают в нем
О сыне князя молодом.
О розе, о любви чудесной
Когда фантазия поможет
Мне подружиться с стариной,
Я разгадаю список мой,
Быль небылицею приправлю.
340 jj всеподданнейше представлю
Вам, государыня, в стихах,
О том, что было в древни леты
На тех счастливых берегах,
Где павильон Елизаветы.
29 июля
Я должен вашему величеству признаться;
В неудовольствии большом я на луну.
Возможно ли? Вчера ее на вышину
На ферме ждали мы и не могли дождаться!
Упрямство вижу лишь одно.
350 JJg небесам ночной норою
С своею прежней красотою
Она гуляет уж давно,
И я довольно часто в саде
Встречался с нею но ночам;
Мне кажется, она в досаде
За то, что в донесеньи вам
Не поместил я грубой лести
И ей незаслуженной чести
Не отдал, совесть позабыв;
И, солнцу лиру посвятив,
К го прославил в воздаянье
За постоянное сиянье…
Ей показаться было стыдно
В одежде скромной и невидной
Последней четверти своей;
К тому ж, и свет ее не ярок:
Вчерашний день был очень жарок,
Едва туманисто сияет
И, знойным днем распалена,
Во мгле туманной исчезает
С своей напрасной красотой.
Но если истинной луной
(Застенчивой или упорной)
Мы любоваться не могли,
Зато замену мы нашли
В луне прекрасной стихотворной.
Небесную, в небесной мгле
Оставим странствовать с звездами,
Мы стихотворную в столе,
Между летучими листками
Открывши, вызвали на свет.
Ей прелесть милыми стихами,
Неизменяемую даль
И тайны все ее сказал
Душе немногими словами;
Как верно он изобразил
Лучей пленительных сиянье!
Он с милой кротостью сравнил
Их животворное влиянье!
Как на лазурной вышине
К очаровательной луне,
Манимы светлой красотою,
Младой игривою семьею
Бегут, летят издалека
Одушевленны облака:
Так все неволею приятной
400 Летит к богине благодатной.
С веселой нежностью в очах,
С приятной лаской на устах,
Дав руку молодой свободе,
Она приветная стоит,
В непринужденном хороводе.
Как жаль, что наш Анакреон,
Парнасский баловень, счастливец,
Не в пору сделался ленивец,
410 И к верной музе на поклон
Стихов пленительных не носит,
Как то бывало встарину,
И что на Пинда вышину
Его и случай не забросит:
Ему бы петь нам про луну,
Мое же бедно дарованье.
Когда 6 меня он научил,
Я то б воспел, что он забыл:
Священное воспоминанье!
420 „Как на душу его привет
Унылой думою находит,
Когда безмолвная наводит
На лик уснувшия природы,
Как сладостно средь тишины
Из блеска трепетной луны
На нас глядят минувши годы —
Бывалых радостей земных
Умчавшееся поколенье!
430 Как узнает воображенье
Там лица милые родных,
Когда-то мир наш украшавших
И вместе с нами в нем видавших,
Что видим мы теперь без них».
3 августа
Я должен признаться, в(аше) в(еличество), что мне стоило большого
труда разобрать ту рукопись, которую нечаянный случаи открыл
мне между развалинами павильона Елизаветы.
Считаю должностью святой
Вам, государыня, признаться,
До смысла рукописи той,
Которую судьба зарыла
44° Таинственно под древний пень,
Волшебной кошки сторожила;
Но Ливии Севера помог
Понять мне непонятный слог
И выбрать золото из сора;
При свете опытного взора
Проникнуть сумрак старины,
И силою воображенья
Из сей священной глубины
450 Исторгнуть древние виденья.
И вот я сделал перевод
Старинного руконисанья…
Но слова два истолкованья
Сказать мне нужно наперед.
В сем граде Всеволод державный,
Супруг Литовския княжны,
Герой славянския породы,
Княжил пред сим за шесть веков!
4°° Союзник верный, бил врагов,
На все соседние народы
И сын у Всеволода был
Прекрасный видом, милый нравом,
Неустрашимый, как отец,—
Достойно слывший Радославом.
{13 сентября)
В Литву отец войной ходил;
В Литве он девицу пленил;
47° Она ж его пленила сына.
Свежа как молодость была
И девой-розою слыла
Между красавиц всей долины.
И душу ей свою отдав,
Уж близким видел час желанный,
Уж брачный пир готов был — вдруг
Грозою зашумело бранной,
48° И сына в бой новел отец,
Перед Гере и кою явился
С полками рыцарей меча;
Главу шеломом облача,
Он сам в рядах как ратник бился.
Разил противников мечом
И в буйном мужестве крестом,
Символом мира и спасенья,
Стремил своих в огонь сраженья.
49° Герсика в пепел сожжена.
Погибла Князева жена,
И с ней погибла вся долина,
И царству славному конец.
(Спасла судьба ему лишь сына)
Взглянув, рыдая, на Двину,
Над коей град его дымился,
Один в далекую страну
С печальным Радославом скрылся.
5оо gOT все? что верНЫй Клии сын,
Наш вдохновенный Карамзин
О разорении Герсики
И о судьбе ее владыки
Нашел в преданьях для меня!
Итак, без кошки и без пня
Мы вечно были бы в незнанье
О том, что делал князь в изгнанье,
О том, что делал Радослав.
510 Открыл я то, что утаила
От любопытных старина,
Что муза рассказать забыла
В истории Карамзина.
Клизаветин павильон,
По всем приметам жил в пустыне
Себе на том построил месте,
Где, трон и славу потеряв,
520 Жил Всеволод, где Радослав
О милой сетовал невесте.
Еще изгнанника в пустыне
И, с ним спознавшись, написал
Нам повесть об отце и сыне.
Он свиток скрыл под древний пень,
К нему приставил кошки тень,
Чтобы сберечь его от света
Для обреченного поэта.
530 я обреченный сей поэт,
Еще нам в повести чудесной
За правду говорит о том,
Что скажут с правдой несовместно
И что давно уже умом
Передано воображенью.
Хвала всезрящему уму,
Пускай властно бросать ему
На истребление сомненью
54° Созданья светлыя мечты
И быть убийцей красоты —
Я верю верою поэта
Сказаниям анахорета!
Но что ж сказал анахорет?
Он в повести своей правдивой,
Изобразив красноречиво
Двух витязей минувших лет,
Рукою сильной отверзает
Нам область тайную духов
55° И для земных очей снимает
С непостижимого покров.
И все то ложно, что чудесно?
Не то одно, что нам известно,
Что внемлет ухо, видит глаз,
Уму доступное, земное,
Имеет бытие прямое,
Есть и незримое для нас.
Ужель земля все истощила,
И вне ее созданий нет,
560 j| темного стремленья сила
О нет! он есть, сей свет чудесный,
С душой не тщетно говорит.
Душа невидимое зрит!
Ее великая порода
В родстве с невидимым видна,
И жизнью для нее полна
Неистощимою природа!
570 цет мертвого! все населил
Бессмертным бытием Создатель,
Есть бытия знаменователь.
Взгляните на
