общественный деятель, деритский знакомый Жуковского. Сохрани¬лось письмо Жуковского к Боку от 18 февраля 1818 г., где он говорит: «Душа вез¬де и во всякое время тебе откликнется» (С 7. Т. 1. С. 472). Залогом этих отноше¬ний стали три стихотворных послания, приводимые в наст. томе.

Драматическая история Тимофея Эбергарда фон Бока, написавшего в 1818 г. откровенное и беспощадное письмо имп. Александру I с осуждением его внутрен¬ней политики и заключенного в мае этого же года в Шлиссельбургскую крепость, стала основой исторического романа Я. Кросса «Императорский безумец» (1977). Об этом подробнее см.: Салу пере М. Г. К биографии «Императорского безумца»: Т. Э. фон Бок в романе Я. Кросса и новонайденных архивных материалах // ПМиЖ. Вып. 19. Томск, 1997. С. 61—83.

1815—1817 гг.— апогей тесных дружеских связей Жуковского и Бока. В февра¬ле-мае 1817 г. (весенний семестр) они вместе слушали в Дерпте лекции Г. Эверса по истории Средних веков. Их отношения развиваются в 1817—начале 1818 г., о чем свидетельствуют письма от 12 ноября 1817 г. (Бока) и ответное Жуковского от 18 февраля 1818 г. (см.: Лыжин Н. Указ. соч. С. 71—72). В архиве Жуковского со-хранились три выпуска его сборника «Fur Wenige. Для немногих» (СПб., 1818), с дарственной надписью на обложке первого: «Другу Боку. 1818. Генваря 29» (РНБ, он. 2, №420).

Послание «Мой друг, в тот час, когда луна…» было подарено Жуковским на торжественном вечере в его честь, который устроил Т. Бок 7 апреля 1815 г. На полях с. 170 книги «Les Jardins. Роете par Jacques Delille. A Paris, 1801», находя¬щейся в библиотеке Жуковского (см.: Описание. №892), А. Ф. Воейков, который по этому экземпляру переводил поэму Делиля «Сады» на русский язык, записал: «7.IV. 1815. У Бока ужин: Жуковский, Фурман, Рамбах, Паррот, Эверс, Морген-штерн, Мойер, Гут, Штруве, Зенф». Оно было написано на обороте последнего листа экземпляра отдельного издания стихотворения Жуковского «Певец во ста¬не русских воинов» (СПб., 1813). См.: В. А. Жуковский. Чествование его памяти в С.-Петербурге. 29 и 30 января 1883. Издание Н. И. Стояновского. СПб., 1883. С. 53—54. Ср. также: Сборник снимков с автографов русских деятелей 1801—1825 гг. СПб.,.1873. С. 51.

А. Янушкевич

Фурману от Жуковского

(«В корыстолюбии себя ты упрекаешь…») (С. 12)

Автограф: (РНБ, он. 1, № 15, л. 5)—беловой, с заглавием: «Фурману от Жу-ковского» и датой: «Дерпт. 1815. Апреля 11». При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 42.

Печатается но тексту первой публикации, со сверкой по автографу. Датируется: 11 апреля 1815 г.

Традиционно фамилия адресата этого послания сопровождалась эпитетом «не¬кий». Так, автор статьи «В. А. Жуковский в Дерпте (1815—1817)» Е. В. Петухов писал: «Наконец, свидетельством о деритских сношениях Жуковского является стихотворение 1815 года „В корыстолюбии себя ты упрекаешь…», обращенное к некоему Фурману…» (Сборник в память Н. В. Гоголя и В. А. Жуковского, изд. Ими. Юрьевским университетом. Юрьев, 1902. С. 178). А. С.Архангельский в примеча¬нии к тексту стихотворения сообщает: «Фурман—лицо очень малоизвестное. С ним познакомился Жуковский, очевидно, в период своей деритской жизни; к это¬му времени, как видим, относится и посвященное ему стихотворение. С каким-то Фурманом Жуковский позднее, в 1820 г., видится за границей, в Берлине» (ПСС. Т. 2. С. 142). В специальном исследовании о деритских друзьях Жуковского ниче¬го не говорит о Фурмане и М. Г. Салуиере (Ж. и русская культура. С. 431—455).

Между тем в архиве К. Н. Батюшкова (РНБ, ф. 50, он. 1, №48) сохранился ав¬тограф стихотворения «Василию Андреевичу Жуковскому», вызвавшего ответное послание «Фурману от Жуковского». Стихотворение подписано: «Александр Фур¬ман» и имеет дату: «6-го апреля 1815 года. Дерпт». По всей вероятности, оно было вручено Жуковскому на торжественном ужине у Тимофея Бока 7 апреля 1815 г., см. примеч. к стих. «К Т. Е. Боку» («Мой друг, в тот час, когда луна…»). Не исклю¬чено, что на этом ужине в честь Жуковского Фурман огласил свое послание. При¬водим его текст, ранее не публиковавшийся:

Корыстолюбием водимый Давно вступить с тобой в связь дружбы я желал,—

Ужели тщетно я надеялся и ждал? — Скажи — певец Российских муз любимый! —

* * *

На шумных Волги берегах, В степях Киргизских Орд и при водах Урала,—

В уединенных тех местах, Где некогда мне жить судьба повелевала.

Утехою одной мне ты, Жуковский, был,— Твоею лирою мой слабый дух живился, Он Осе и я на зреть на поле битвы мнил И в мыслях в Росский стан к тебе переносился! —

* * *

Позволь же мне себя надеждой ныне льстить, Желанья моего увидеть исполненье,—

Мой дар тебе есть: дружба-уваженье — Богатого чем бедный может подарить.

В том же архиве сохранилось и другое стихотворение с заглавием: «Жуковско¬му от Фурмана на отъезд его в Петербург» и датой: «1815. 30-го апреля. Дерпт» (РНБ,ф. 50, ои. 1,№48,л. 2).

Сведений об Александре Фурмане сохранилось немного. В воспоминаниях его племянника Федора Адольфовича Оома, сына его сестры Анны Федоровны (в за¬муж. Оом; 1791—1850), сообщается: «Дед мой, отец моей матери, Фридрих Антон Фурман (…); от первого брака с девицею Энгель были сыновья Роман, Антон, Александр, Федор и дочери Елизавета, Екатерина и Анна (…). Третий сын Алек¬сандр служил в Генеральном штабе, отличался умом и любезностью, но рано умер, оставив вдову с двумя сыновьями и дочь Е. А. Бенецкую» (Воспоминания Ф. А. Оома. М., 1896. С. 3—4). Двоюродным братом Александра Фурмана был из¬вестный мореплаватель, адмирал Ф. П. Литке (1797—1882), который так писал о нем в своей автобиографии: «Александр Фурман, очень даровитый, начал службу но квартирмейстерской части, йотом мыкался по разным ведомствам и умер в 1828 г. в Молдавии от чумы. Беспутная жизнь и безумная женитьба помешали его карьере, которая, по его талантам, могла бы быть недюжинная» (Безобразов

В. П. Граф Федор Петрович Литке: Приложения к LVII тому Записок Ими. Ака-демии Наук. № 2. СПб., 1888. С. 48). Даты жизни А. Ф. Фурмана устанавливаются предположительно: ок. 1793—1828. Известно, что один из его братьев, Андрей Фурман (1795—1835), капитан Черниговского пехотного полка, был членом Об¬щества соединенных славян и после декабристского восстания сослан в Сибирь; другой — Федор Федорович (1797—1845) был дипломатом, и, вероятно, с ним Жу¬ковский встречался в Берлине во время своего первого заграничного путешест¬вия в 1821—1822 гг. (Дневники. С. 78, 96, 119, 173).

О более поздних встречах Жуковского с Александром Фурманом не известно ничего. Нахождение автографа (или копии) его посланий к Жуковскому в архиве Батюшкова вполне объяснимо: в его сестру, Анну Фурман, воспитанницу Олени¬ных, был безнадежно влюблен К. Н. Батюшков (см.: Батюшков. Т. 2. С. 93, 343—344, 396—397).

Ст. 5. Тобою прозванный славянским Оссианом…—Эта характеристика Жуков-ского, восходящая к посланию Александра Фурмана и повторенная в ответном по-слании Жуковским, вошла в арсенал русской критики и литературоведения. Об этом см.: Резанов. Выи. 2. С. 88—89; Левин Ю. Д. Оссиан в русской литературе. Л., 1980. С. 111—122.

Л. Янушкевич

В альбом кн. Е. И. Голенищевой-Кутузовой

(«Я счастлив был неизъяснимо!..») (С. 12)

Автограф неизвестен.

При жизни Жуковского не печаталось.

Впервые: УС. С. 14.

Печатается^по тексту первой публикации. Датируется: середина мая 1815 г.

История рождения этого экспромта в альбом Екатерины Ильиничны Голени¬щевой-Кутузовой (урожд. Бибиковой; 1754—1826), вдовы фельдмаршала М. И. Ку¬тузова, подробно воссоздана в письме Жуковского к его долбинским друзьям, в том числе к А. П. Киреевской, от 11 июня 1815 г. «Кутузова, узнавши о моем при¬езде,—сообщает поэт,—требовала, чтобы меня к ней привели.—Я но обыкнове¬нию своей дикости, давши ей слово быть к ней, не бывал; она было и рассерди¬лась— это заставило меня, скомкав кой-как свою застенчивость, к ней ехать: при¬езжаю ввечеру, гостей пропасть, кое-как рекомендуюсь и дело в шляпе. Вдруг под¬водит она ко мне своего маленького внука Оиочинина—который, слышав, что я к ним буду, струсил и спрятался (вообразив, что всякий поэт по крайней мере кро¬кодил), но увидя меня в образе человека, ободрился.— Его заставили читать мне Светьяну, он сперва упирался, потом зачитал и наконец уж и унять его было нель¬зя. Признаюсь, в семье вождя победителей мне было приятно себя увидеть. Куту¬зова (которая отправилась теперь в чужие края) дала мне свой альбом с тем, что-

бы я написал в нем первый и те строфы из Нового певщ, в которых говорю о Куту-зове.—Да нельзя ли что-нибудь и экспромтом?—сказала она и начала смешной размашкою декламировать мои стихи: Можно ль в жизни молодой II Сердце мучить ложной тенью. Мне было это приятно. А признаюсь, сцена эта стоила немного кис¬ти Гогартовой. Я написал ей [далее идет текст стихотворения.—Л. Я.]» (УС. С. 14).

Сама встреча в доме Кутузовых на Гагаринской набережной вблизи Литейно¬го проспекта (дом сохранился; ныне наб. Кутузова, д. 30) происходила в проме¬жутке между 4 мая, когда Жуковский приехал в Петербург, и 11 июня 1815 г.— днем, которым датировано письмо к А. П. Киреевской. Так как в письме два со¬бытия— представление императрице Марии Федоровне и визит к Кутузовой— стоят в одном ряду, то скорее всего речь может идти о середине мая 1815 г. Из¬вестно, что М. А. Протасова знала об этом визите еще до 7 июня: «Прошу вас, су¬дарь, не хвастать свиданием с Кутузовой,—ея светлость и для нас сияла!..» (УС. С. 147).

Ст. 2. Семью вождя великого я зрел…— Как явствует из цит. выше письма Жуков-ского к долбинским друзьям, кроме вдовы Кутузова и его внука, Константина Фе-доровича Оночинина (1808—1848), на вечере присутствовали дочери Кутузова— Дарья Михайловна (в замуж. Оночинина; 1788—1854) и Анна Михайловна (в за¬муж. Хитрова; 1782—1846), которая «еще тем милее, что мои баллады читает с удивительным, как говорят, совершенством» (УС. С. 14). Вероятно, были и другие дочери Кутузовых (всего их было 5), но они в тексте письма не упомянуты. Гово¬рится просто: «ее дочери очень милы».

Ст. 3—4. И то, что я смиренной лирой пел IIВ честь памяти его боготворимой…— Речь идет о написанных уже после смерти фельдмаршала М. И. Кутузова стихах, посвященных его деяниям, в послании «Императору Александру»: «И вождь наш, смертию окованные вежды…» и т. д., а также в стих. «Певец в Кремле» («Новый певец», как называет его Жуковский в вышецит. письме): «Друзья! с молитвою о нем, // О старце, о великом!..» и т. д.

Л. Янушкевич

«Здравствуй, новый гость земной!..»

(С. 13)

Автограф (РГАЛИ, он. 1,№ 19) — беловой, на отд. листке, с небольшой прав¬кой в ст. 12 (вместо: «Твои раскрыл младые вежды» — «И твои раскрылись веж¬ды»), без заглавия (вверху карандашом рукою неизвестного лица: «На рождение Екатер. А-ров. Воейковой») и датой: «26 июля 1815».

При жизни Жуковского не печаталось.

Впервые: Загарин. С. LXVII (факсимильное воспроизведение текста указ. выше автографа) — с примечанием: «Стихотворение, являющееся