Младой с ним молод вдвое!..—Ср. в цит. статье Вяземского: «К тому же в свойствах Нелединского было много сочувственного молодости» (Там же. С. 283).

Ст. 37—39. Той нежностью родного ~ Меня, сравняв с собой!..— Ср. в статье Вя-земского: «К тому же, как поэт и страстно любивший стихи, он всегда сочувство¬вал новичкам на поэтическом поприще» (Там же. С. 284).

О. Лебедева

К кн. Вяземскому

(«Благодарю, мой друг, тебя за доставленье…») (С, 17)

Автограф (РГАЛИ, он. 1, №5, л. 14—15 об.)—беловой, без заглавия, с да¬той: «Сентября 19».

При жизни Жуковского не печаталось.

Впервые: РА. 1866. № 6. Стб. 869—873. Публикация П. А. Вяземского.

Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу. Датируется: 19сентября 1815 г.

Стихотворение «Благодарю, мой друг, тебя за доставленье…» посвящено лите-ратурно-критическому разбору стихотворения П. А. Вяземского «Вечер на Волге». Авторизованная копия «Вечера на Волге» с замечаниями Жуковского, нашедши¬ми отражение в комментируемом послании, сохранилась в архиве поэта (РГАЛИ, он. 1, №47). По своей жанровой ориентации послание является типичным образ¬цом литературно-критического дружеского послания, продуктивного в поэти¬ческом кругу Жуковского (см.: Гинзбург Л. Я. О лирике. Л., 1974. С. 34—38), который сам поэт называл «Ареопагом» (см. примеч. к стих. «Ареопагу» в т. 1 наст. изд.).

П. А. Вяземский, впервые опубликовавший этот текст в подборке с двумя ана-логичными образцами жанра («РгёатЬше» и «Вот прямо одолжили…»—см. при¬меч. в т. 1. наст, изд.), назвал их «почтовыми стихами», заметив при этом: «Впро¬чем, поэт здесь отыскивается и в почтовых стихах. Вместе с поэтом отыскивается хладнокровный и дельный прозаик, тонкий и верный критик, грамматик, педа¬гог, не только ценитель и судья содержания, но и строгий браковщик каждого выражения» (РА. 1866. № 6. Стб. 873).

Послание «Благодарю, мой друг, тебя за доставленье…» было отослано Жуков¬ским адресату вместе с письмом от 19 октября 1815 г., которое отчасти дублирует в эпистолярной прозе стихотворную критику: «(…) Прекрасные стихи — новый род стихотворения, то есть живописный (…). Твои стихи я читал и один и с арео¬пагом. С первого же чтения они мне очень и очень понравились; поэтому после мы прочитали их с Блудовым и Тургеневым еще раз—прекрасно! Они полны свежести! Природа в них дышит! Посылаю мои замечания, написанные в поэти¬ческих стихах!» (СС 1. Т. 4. С. 562—563). Ряд замечаний Жуковского был учтен Вяземским при публикации «Вечера на Волге» (СО. 1821. № 28).

Ст. 2. Твоих пленительных стихов!..— Имеется в виду стихотворение П. А. Вя-земского «Вечер на Волге».

Ст. 19. Тургенев с Гнедичем, и Блудов, и Дашков…— Ср. в письме Жуковского П. А. Вяземскому от 19 сентября 1815 г.: «Твои стихи я читал один и с ареопагом» (СС 1.Т. 4. С. 562).

Ст. 25. Ваш Вяземский прямой поэт!..— Реминисценция первого стиха послания Жуковского «К кн. Вяземскому и В. Л. Пушкину» («Друзья, тот стихотворец—го¬ре…», 1814) в первоначальной редакции, измененной по рекомендации Вязем¬ского (см. примеч. в т. 1 наст. изд.). Этот стих перекликается также и с первым стихом послания «К Вяземскому. Ответ на его послание к друзьям»: «Ты, Вязем¬ский, хитрец, хотя ты и поэт…», четыре стиха которого процитированы в письме Жуковского к Вяземскому от 19 сентября 1815 г. (СС 1. Т. 4. С. 562).

Ст. 41—52. Благоухает древ ~ Чтоб было ясно всё на небе и в стихах?..— Эти заме-чания Жуковского Вяземский не учел в окончательной редакции «Вечера на Вол¬ге», может быть, потому, что сам Жуковский в сопроводительном письме от них отказался. Ср.: «От некоторых отказываюсь! Сень благоухать может! Переступивше-

му

му светилу позволяется не трудить себя новым восхождением на небо!» (СС 1. Т. 4. С. 563).

Ст. 54—55. Равняться в берегах твоих ей не годится, II Когда в моих она сравнятся давно…— Жуковский имеет в виду свой собственный стих из баллады «Громобой»: «Река сровнялась в берегах», к которому оказался близок но звучанию стих «Вечера на Волге»: «И скатерть синих вод сровнялась в берегах». Этого замечания Вяземский при правке своего стихотворения не учел, так же как и следующего, относящего¬ся к стиху: «Кто в облачной дали конец тебе прозрит?» (ст. 60—69 комментируемого послания).

Ст. 71—75. И неподвижный взор окованный стоит ~ Одно! Такой халат читате¬ля смешит!..— В окончательной редакции «Вечера на Волге» стих читается: «И по-раженный взор, оцепенев, стоит…»

Ст. 76—82. Огромные суда в медлительном паренье ~ Сама своей рукой богиня за-менила!..— оставив без изменения стих: «Огромные суда в медлительном паренье», Вя¬земский поправил следующий, вызвавший замечания Жуковского, заменив «стол-бы» на «мачты»: «Их мачты, как в водах бродящий лес, темнеют…»

Ст. 83—95. Но те твои стихи она лишь похерила ~ Чтобы над веслами беспечно за-дремать…— Стихи «Вечера на Волге», о которых идет речь в данном фрагменте, Вяземский оставил без изменений.

Ст. 97—98. И также, чтобы нас воздушные мечты, IIЛ не тяжелые златые весели-ли?..— Это замечание Жуковский считал настолько важным, что продублировал его в тексте сопроводительного письма: «Одно может показаться тебе несправед¬ливым, но оно тоже справедливо! Дремать в златых мечтах никак нельзя! Златые мечты прекрасны, когда говоришь просто о мечтах и хочешь им дать отвлечен¬ный образ, но как скоро говоришь о мечтах в отношении к тому, кто их имеет, то златые совсем не годятся: не оправдывай себя моим примером; я сказал в „Кас¬сандре»: в сновидениях златых—это такая же точно ошибка, какая у тебя!» (СС 1. Т. 4. С. 563). Вяземский поправил свой стих, убрав эпитет «златые»: «Забывшись наяву, один дремать в мечтах».

Ст. 100—112. Покаты гор крутых!—не лучше ли пещеры?..— Поставь, прошу те¬бя: и слава их чиста…— Все стихи «Вечера на Волге», о которых речь идет в дан¬ном отрывке, Вяземский изменил в соответствии с предложениями Жуковского.

Ст. 120—133. Твой Гений, бурь боец, есть просто бурь служитель…— Неловко — власть твоя…— За исключением последнего замечания, относящегося к словосо-четанию «бег ручья (…), виющийся в дубраве», Вяземский учел все поправки Жу-ковского, предложенные в этом фрагменте послания.

О. Лебедева

Славянка Элегия

(«Славянка тихая, сколь ток приятен твой…») (С. 20)

Автографы:

1) ПД. № 27807, л. 3—5 — черновой, с датами: в начале—«23 сентября 1815», в конце — «28 сентября».

2) РГАЛИ, on. 1, №5, л. 1—2 об.—беловой, с небольшой правкой и примеча¬нием (см. ниже).

Впервые: С 1. Ч. 2. СПб., 1816. С. 7—16—в разделе «Смесь» открывает том, с примечанием и датой: «1815».

В прижизненных изданиях: С 1—5—с примечаниями автора (С 1—2 — отдел «Смесь»; С 3—4—«Элегии»); С 5 (Т. 2. С. 221—229)—с подзаголовком «Эле¬гия», датой: «1816» и примечаниями в конце тома.

Датируется: 23—28 сентября 1815 г.

Элегия «Славянка» стала важным этапом в формировании романтической эс-тетики Жуковского. Поездка поэта в Павловск в сентябре 1815 г. по приглаше¬нию императрицы Марии Федоровны имела для него большое значение: «одной из прогулок Жуковского по живописным берегам реки Славянки русская поэзия обязана появлением элегии „Славянка», воссоздающей неповторимое своеобра¬зие и красоту знаменитого парка, в планировке и украшении которого принима¬ли участие Ч. Камерон, П. Гонзаго, В. Бренна, А. Воронихин, Тома де Томон и многие другие» (Иезуитова Р. В. Жуковский в Петербурге. Л., 1976. С. 89).

Но воссоздание реальной панорамы Павловского парка и окрестностей реки Славянки было неразрывно связано с «дивным искусством (…) живописать карти¬ны природы и влагать в них романтическую жизнь. (…) Изображаемая Жуковским природа—романтическая природа, дышащая таинственною жизнию души и серд¬ца, исполненная высшего смысла и значения» (Белинский. Т. VII. С. 215, 219). Это была поистине «прогулка по садам Романтизма», воссоздающая особую «се¬мантику чувств» (об этом см.: Лихачев Д. С. Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей. Л., 1982. Гл. «Сады Романтизма»). В процессе работы над тек¬стом (см. автограф № 1) Жуковский последовательно добивался особой экспрес¬сии в передаче динамики чувств героя, его движения в пространстве (см.: Януш¬кевич. С. 131—138).

В контексте «Воспоминаний в Царском Селе» А. С. Пушкина, исторических элегий Батюшкова «Славянка» Жуковского открывала новые возможности элеги-ческого жанра и языка поэзии: «блеск листка „на сумраке», шум от его падения, внезапно колыхнувшаяся волна, притаившийся в кустах и „сияющий» там ле¬бедь—те новые конкретности мира, которые впервые „увидел» Жуковский» (Се-менко. С. 105—106). Как точно заметил Батюшков, «„Павловское» [имеется в виду „Славянка».—Л. Я.] и „Греево кладбище»!.. Они глаза колют!» (Батюшков. Т. 2. С. 442).

Характерным дополнением к поэтической элегии стали «живописные элегии» Жуковского, воссоздающие картины Павловского парка. 18 видов Павловска, на-рисованные и гравированные в 1823 г. и затем частично вошедшие в «Путеводи¬тель по саду и городу Павловску» П. Шторха (СПб., 1843), явились постскрипту¬мом к «Славянке» (об этом см.: РБ. 1912. Ноябрь-декабрь. С. 59, 84—85).

Славянка—река в Павловске. Здесь описываются некоторые виды ее берегов, и в осо¬бенности два памятника, произведения знаменитого Мартоса. Первый из них воздвигнут Государынею вдовствующею Императрицею в честь покойного Императора Павла. В уе¬диненном храме, окруженном густым лесом, стоит пирамида: на ней медальон с изобра¬жением Павла-, перед ним гробовая урна, к которой преклоняется величественная жен¬щина в короне и порфире царской; на пьедестале изображено в барельефе семейство Импе¬раторское: Государь Александр представлен сидящим; голова его склонилась на правую ру¬ку, и левая рука опирается на щит, на коем изображен двуглавый орел; в облаках видны две тени: одна летит на небеса, другая летит с небес, навстречу первой.— Опустясь к ре¬ке Славянке (сливающейся перед самым дворцом в небольшое озеро), находишь молодую бе¬резовую рощу: эта роща называется семейственною, ибо в ней каждое дерево означает ка¬кое-нибудь радостное происшествие в Высоком Семействе Царском. Посреди рощи стоит уединенная урна Судьбы. Далее, на самом берегу Славянки, под тенью дерев, воздвигнут прекрасный памятник Великой Княгине Александре Павловне. Художник умел в одно вре¬мя изобразить и прелестный характер и безвременный конец ее; вы видите молодую жен¬щину, существо более небесное, нежели земное; она готова покинуть мир сей; она еще не улетела, но душа ее смиренно покорилась призывающему ее гласу; и взор и рука ее, подъя¬тые к небесам, как будто говорят: да будет воля Твоя. Жизнь, в виде юного Гения, про¬стирается у ее ног и хочет удержать летящую; но она ее не замечает; она повинуется од¬ному Небу—и уже над головой ее сияет звезда новой жизни (Прим. Жуковского).

Ст. 33. Сей храм, сей темный свод, сей тихий мавзолей…— Речь идет о мавзолее, построенном в 1808 г. архитектором Жаном Тома де Томоном (1760—1813), с над-гробной стелой работы И. П. Мартоса (1754—1835).

Ст. 58. Там мыза, блеском дня под рощей озаренна…—Далее следует описание ма-ленькой фермы, построенной для царской семьи, где ими. Мария Федоровна при-нимала участие в уходе за коровами, а ее сыновья—в сенокосе.

Ст. 133—136. И ангел от земли в сиянье предо мной ~ Горит звезда преображе-нья…— Здесь Жуковский дает поэтическое описание памятника, созданного И. П.