и поставил жизнен¬ным девизом» (Стихотворения. Т. 2. С. 527). Почти через 30 лет, в письме к П. В. Нащокину от 16 (28) февраля 1847 г., он вновь повторит ее: «Здесь всё для души человеческой, сказал незабвенный Карамзин» (Цит. по: Веселовский. С. 48). Для друзей Жуковского эта карамзинская формула станет характеристикой его поэзии. Так, А. И. Тургенев в письме к Вяземскому от 16 февраля 1821 г. скажет: «Только не надобно на Жуковского смотреть из одной только точки зрения, с ко¬торой ты на него смотришь—гражданского песнопевца. У него всё для души: душа его в таланте его, и талант в душе» (OA. Т. И. С. 163).

Л. Янушкевич

Смерть Иисуса Кантата Карла Вильгельма Рамлера

(«Ты, ливший от печали…») (С. 105)

Автографы:

1) РНБ, on. 1, № 26, л. 35—40 с об.—беловой, без подзаголовка, на обложке ка-рандашом рукой Жуковского дата: «1818».

2) РНБ, оп. 2, №24—на листах, вкленных в печатное немецкое издание: К. W. Ramler. Der Tod Jesu. Berlin, 1814, с датой в конце перевода: «2 декабря 1818 г.»

Впервые: РА. 1870. №7. Стб. 1237—1246 (публикация П. Бартенева), с при-мечанием: «Перевод кантаты Карла Вильгельма Рамлера под заглавием „Der Tod Jesu» (Berlin, 1814). Сохранился в своеручном подлиннике на белых прокладных листах этой немецкой книжки».

В прижизненные собрания сочинений не входило.

Печатается по тексту первой публикации, со сверкой но автографу.

Датируется: 2 декабря 1818 г.

К. В. Рамлер (Ramler, 1725—1798)—немецкий поэт, примыкавший к Галлско-му союзу поэтов анакреонтического направления. Об интересе Жуковского к творчеству Рамлера свидетельствует наличие в его библиотеке произведений это¬го поэта с многочисленными пометами владельца (Описание. С. 261—262). К их числу относится двухтомник «Poetische Werke», Wien, 1803, куда входит и бывшая популярной в свое время кантата «Смерть Иисуса». Обращение к этому произве¬дению в конце 1818 г. объясняется прежде всего глубоким вниманием русского поэта к евангельской теме и, конечно, к сюжету жизни и смерти Христа. Как по¬казывают его дневники, письма и творчество, Жуковский придает огромное зна¬чение центральной идее Евангелия — идее вочеловечивания Абсолюта в образе Иисуса Христа. Вместе с Христом, но убеждению Жуковского, пришло к людям новое восприятие жизни и человека, в основе которого утверждение пути нравст¬венного и духовного жизнестроения как важнейшей цели жизни на земле.

«Священное Писание—моя исповедь»,— признается Жуковский в 1810 г. (Дневники. С. 45—46) и останется верным этому на протяжении всей жизни. Важ¬ным моментом определенного взлета интереса Жуковского к Священному Писа¬нию явилось время с конца 1817 г.— 1820-е гг., период его общения с в. к. Алек¬сандрой Федоровной, преподавания ей русского языка. Именно в это время он за¬писывает в дневнике о своем стремлении «сделать для себя извлечения из всего важнейшего в Священном Писании», «пройти все это в отношении к нашей жиз¬ни» (запись от 28 окт. 1821 г., с. 112). По достоверному предположению П. Барте¬нева, перевод рамлеровской кантаты был предназначен для ¥УДН. В конце ян¬варя или в начале февраля 1818 г., но выходе № 1 сборника Жуковский писал А. И. Тургеневу: «Посылаю тебе и всем арзамасцам первый номер моего несенно¬го журнала. Моя ученица все это скоро будет петь по-русски. Второй номер почти отпечатан» (ПЖТ. С. 186). Возможно, что и кантата Рамлера, переведенная Жу¬ковским, предназначалась для «пения его ученицей по-русски». Этим объясняет¬ся, по-видимому, некоторое отступление от текста подлинника и внесение рус¬ским переводчиком новых, преимущественно хоровых, партий (см. ниже).

Отсутствием прижизненных публикаций, очевидно, объясняются незначи¬тельные разночтения между автографом и последующими изданиями. Наиболь¬ший интерес для комментатора представляет собою изучение характера перевода Жуковского. В своей «Смерти Иисуса» Рамлер использует традиции духовной кан¬таты, родившейся в Германии. Здесь то же сочетание библейских текстов, хораль¬ных строф, речитативов и арий. Кантата Рамлера буквально соткана из евангель¬ских реминисценций. В переводе Жуковского—стремление высветить главные мотивы кантаты немецкого поэта: мотив жертвенной смерти Христа, «обременен¬ного грехами преступными земли», трагедия предательства, мотив прощения и покаяния. Однако главный пафос Рамлера, основная нота его произведения — страдание, одиночество, покинутость Христа. Жуковский в своем переводе делает акцент на спасительной, жертвенной смерти Иисуса во имя «величия жизни». Он отталкивается от мелодраматизма немецкого поэта, уходит от всяческого нагнета¬ния внешних примет страдания Христа, углубляет представление о высоких мо¬тивах его гибели.

Переведя достаточно точно первый хор кантаты («Ты, ливший от печали по¬токи горьких слез»), Жуковский решительно опускает следующий за этим текст, где уточняются внешние детали страдания Христа, стремясь уйти от «описатель¬ного психологизма», он исключает 9—12 ст. подлинника:

Scin Atom ist schwach; — Seine Tage sind abgekiirzet; Seine Secle ist voll Jammer; Sein lichen ist nahc bci der Holle

(«Его дыхание слабо;—// Его дни сокращены; // Его душа полна горя; // Его жизнь ближе к аду»). Снимает Жуковский стихи:

Herr, here die Stimme unsercs Flehcns Wann wir zu dir schrcien, Wann wir iinserc Handc crheben Zu deineni hciligen Chor.

(«Господи, услышь голос нашей мольбы, // Когда мы к Тебе взываем, // Когда мы поднимаем руки // К Твоему святому хору и клиросу»). Эти стихи тоже показались Жуковскому излишними после ст. 79—82—молитвы «мужества и страдания». Почти во всех арийных партиях Жуковский снимает повторы (ср. в подлиннике ст. 43-47, 79—82, 117—124, 152—155, 193—198, 234—240, 299—303—всего более 30 стихов). Снимая эти повторы, поэт-переводчик добивался большей динамики и большего поэтического напряжения. Этому служит и некоторая ритмическая перестройка произведения (хотя почти везде Жуковский старался соответство¬вать стиху Рамлера, придерживаясь в основном разностопного ямба). Однако ча¬ще, чем у Рамлера, у него отсутствует рифмовка.

Переакцентировка внутреннего смысла коснулась и речитативов, центральной по нравственно-философскому и поэтическому смыслу части произведения, как правило, сотканных из евангельских стихов. И здесь Жуковский переделывает некоторые наиболее мелодраматичные по своему характеру места, избегает аф¬фектирования сцен страдания и мук Христа. В речитативе «Стоит погибельный, судьбами полный крест…» Жуковский переделывает стихи Рамлера:

Unschuldiger? Gcrechtcr, hauche doch cininal Die matt gequalte Seele von dir! — Wehe! Wehe!

(«Невинный, праведный, выдохни же // Измученную, ослабевшую душу из се¬бя»). У Жуковского вместо этих стихов читаем: «О, праведный! Невинный! Он уж наступил // Сей неизбежный час для Тебя … Горе, горе …» В переводе страдания Христа невыразимы, поэт апеллирует к мужеству и духовности своего героя. В этом же направлении меняет Жуковский и хоровые партии, в которых, как пра¬вило, выражено отношение окружающих и автора к страданиям Христа:

Zu deiner Ehre will ich alle Plagen, Schmach und Verfolgung Ohne Murren trageu,

Nach deinem Beispiel will ich selbst init Freuden Den Tod erlciden (S.176)

(«В Твою честь я хочу все муки, // Позоры и преследования вынести без роптания, // По Твоему примеру я хочу сам // Смерть претерпеть»). Ср. у Жуковского:

На все дерзну я в честь твою и славу! Что мне страданья? Что мне стыд и бедность? Что мне гонснье? Что мне Ужас смерти? Тронут ли сердце?

Отталкивание от мелодраматизма меняет в переводе Жуковского трактовку жертвы Христа, смысл ее цены. Особенно четко это следует из тех мест, которые отсутствуют у Рамлера и которые вписывает русский поэт. Это, как правило, хоро¬вые партии, в которых чаще всего фиксируется отношение народа (и автора!) к жертве Иисуса. Например, Жуковский вписывает между ст. 155 и 156 следующие строки хора:

Светлый нам Он свой Образ оставил,

Чтоб мы им душу питали С чистой любовью.

Перед последним, наиболее трагическим речитативом, лейтмотивом которого является неоднократно повторенное: «Его уж нет…» («Ег ist nicht mehr»), Жуков¬ский вставляет хоровую партию, славящую Христа, Бога любви, Спасителя и Примирителя. Между ст. 243 и 244 (подлинника) Жуковский вписывает текст, от¬сутствующий у Рамлера:

Создатель! Сколь прекрасен Твой Обетованный добрым свет! Но кто к нему достигнет? О, Примиритель! Бог .твои!

Простри, простри мне руку! Дай единым, Сладким взглядом В мир прекрасный Облегчить мне

Расставанье с жизнью здешней.

Таким образом, передавая достаточно точно главные мотивы кантаты Рамле¬ра, в своем переводе Жуковский делает акцент на жизненной силе подвига Хри¬ста, его жертвенной смерти. Своеобразным ключом к переводу Жуковского может служить его запись в дневнике от 16 февраля 1821 г. о восприятии жизни и смер¬ти Христа Иоанном, «учеником и товарищем Спасителя»: «Он смотрит на небо как на обитель удалившегося друга и не стремится туда, ибо земная жизнь оставле¬на ему в наследство: как благо (…) И слышит отовсюду голос: Спаситель твой жив» (Дневники. С. 105. Курсив мой.— Ф. К.). Это соотношение между смертью Христа и дарованной им земной жизнью Жуковский сохраняет в переводе.

Любопытным фактом творческой истории кантаты является запись текста пер¬вого хора («Ты, ливший от печали…») в «Книге Александры Воейковой», предше¬ствующая черновому автографу элегии «На кончину Ея величества королевы Вир-тембергской»—с датой: «16 Генваря ввечеру» (1819) (см. примеч. к элегии). Это позволяет высказать предположение о том, что эти слова Жуковский хотел пред-послать в качестве эпиграфа своей программной элегии.

Ст. 3—4. Воззрев на святотатный IIИ гибнущий Сион …— Речь идет о Иерусали-ме, подвергшемся бесконечным разрушениям со стороны римлян.

Ст. 9. Святой приют! гора Олив!..—Автор, очевидно, имеет в виду место на Еле-онской горе, где Иисус Христос проливал слезы над Иерусалимом.

Ст. 42. О, мой Эммануил!..—См.: Ис 7: 14 («…се, Дева во чреве приимет, и ро¬дит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил»), а также Мф 1: 23 («Се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил, что значит: с нами Бог»).

Ст. 54. Дух бодр и крепок; но бессильна плоть!..— Ср.: «…дух бодр, плоть же не-мощна» (Мф 26: 41; Мк 14: 38).

Ст. 56. И ты, мой Петр, заснул!..—Ср.: «И приходит к ученикам, и находит их спящими, и говорит Петру: так ли могли вы один час бодрствовать со Мною?» (Мф 26: 40); «Возвращается, и находит их спящими, и говорит Петру: Симон! Ты спишь? Не мог ты бодрствовать один час?» (Мк 14: 37).

Ст. 74—75. …Я готов! II Но вы Моих друзей не троньте!..—Ср.: «Иисус отвечал: Я сказал, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут…» (Ин 18: 8).

Ст. 80. За другом вслед к Кайяфе он…— Кайфа—первосвященник иудейский, при котором Господь был приговорен к смерти. Ср.: «Петр же следовал за Ним издали, до двора первосвященникова» (Мф 26: 57—58).

Ст. 82—83. Ах! Петр! ужели? Ты ль сказал: II «Не знаю, кто сей человек!..»—Ср.: «И он опять отрекся с клятвою, что не знает Сего Человека» (Мф 26: 72) и далее: «Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека…» (Мф 26: 74). Ср. также: «Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего…» (Мк 14: 71).

Ст. 109. «Будь кровь Его на нас! на нас и наших чадах!..»—Ср.: «И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и