I по всем правилам военно-инженерного искусства.
Ст. 348. На ферме ждали мы и не могли дождаться!..— Ферма—любимое место Марии Федоровны. В специальном альбоме, хранящемся там, императрица дела¬ла записи: «Снова вижу мою милую ферму 24 сего мая 1810 г. во вторник, с тем же чувством удовольствия, которое ощущаю каждый раз, бывая здесь…» (цит. по: Януш Б. В. Неизвестный Павловск. СПб., 1997. С. 146).
Ст. 377—392. Зато замену мы нашли ~ Их животворное влиянье!..— Речь идет о стихотворении Ю. А. Неледи некого-Мелецкого «В Павловской ферме. 1810 г.», с подзаголовком: «Велено было написать на сиявшую тогда луну» (Сочинения Не-лединского-Мелецкого. СПб., 1850. С. 85—86). На это впервые указал П. А. Ефре¬мов (С 7. Т. 2. С. 552). Подробнее см.: Строганов М. В. Указ. соч. С. 133—135.
Ст. 407. Как жаль, что наш Анакреон…— Имеется в виду поэт и государствен¬ный деятель Ю. А. Нелединский-Мелецкий (1752—1829). Он был ближайшим со-трудником императрицы Марии Федоровны в ее просветительско-благотвори-тельной деятельности.
Ст. 443. Но Ливии Севера помог…— Метафорическое указание на Н. М. Карамзи-на, который в Предисловии к своей «Истории государства Российского» говорил, что «Ливии, пользуясь им [правом „вымышлять речи согласно с характером лю¬дей»], обогатил свои книги силою ума, красноречия, мудрых наставлений», и до¬бавлял: «Никто не превзошел Ливия в красоте повествования».
Ст. 451—452. …я сделал перевод II Старинного рукописанья…—Далее Жуковский, рассказывая историю Герсики, Родрика и Изоры, прибегает к характерному при¬ему мистификации. Этот прием по-разному использовался на Западе Макферсо-ном, Чаттертоном, Ганкой и др., в России—А. С. Сулакадзевым, М. Н. Муравье¬вым, Н. М. Карамзиным (при издании «Марфы Посадницы»),
Ст. 455. Была Герсика, город славный…— Речь идет о небольшом русском кня-жестве, сведения о судьбе которого Жуковский почерпнул из 3-го тома «Исто¬рии государства Российского» Н. М. Карамзина, на что прямо указано в тексте (ст. 500—504: «Вот все, что верный Клии сын, // Наш вдохновенный Карамзин // О разорении Герсики // И о судьбе ее владыки // Нашел в преданьи для меня!..»). Ср. «Сей князь [Всеволод], женатый на дочери одного знатного Литовца, господ¬ствовал в Герсике (нынешнем Крейцбурге): он делал много зла не только Нем¬цам, но и Россиянам» (Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1991. Т. 2—3. С. 433—434).
Ст. 510—513. Открыл я то, что утаила II От любопытных старина… — В истории Карамзина…—Далее Жуковский делает попытку создать поэтическую версию ис¬тории Герсики. О планах и замысле поэмы «Родриг и Изора» см.: ПМиЖ. Вып. 9. С. 42—63.
Н. Вётшева
«Хотя по-русски я умею…»
(С. 173)
Автографы:
1) РНБ, оп. 1,№26,л. 98 —черновой.
2) ПД. № 22728, л. 67 об—беловой, в альбоме А. А. Воейковой. При жизни Жуковского не печаталось.
Впервые: Бумаги Жуковского. С. 63 (ст. 1—16); ПСС. Т. 11. С. 133—134 (с пропуском ст. 24 и без трех заключительных стихов: ст. 27—29)—по автографу № 1.
Впервые полностью: Соловьев. Т. 2. С. 126—127 — по автографу № 2. Печатается но тексту публикации Н. В. Соловьева, со сверкой но автографу. Датируется: июль-сентябрь 1819г.
Датировка предположительная. В пайке, озаглавленной рукою Жуковского: «Сочинения», черновой автограф стихотворения «Хотя по-русски я умею…» непо-средственно соседствует с автографами павловских стихотворений «О дивной розе без шипов…» (л. 94; 14 сентября 1819 г.), «Циркулярное послание к чувствитель¬ным сердцам…» (л. 95—95 об.; июль 1819 г.) и «С того света» (л. 97; июль-сентябрь 1819 г.). См. примеч. к этим стихотворениям.
Все четыре текста записаны на идентичных листах бумаги, с водяным знаком: «1819». На обороте л. 98, содержащего черновой автограф стихотворения «Хотя по-русски я умею…», наброски нескольких стихов «Баллады, в которой описыва¬ется, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди». Хотя сама баллада написана долбинской осенью 1814 г., во второй половине 1819 г. Жуковский записал ее в альбом графини С. А. Самойловой. Поскольку автограф в альбоме содержит разночтения с первоначальным текстом, не исключено, что Жуковский дорабатывает текст в процессе переписывания его в альбом (см.: Кульман. С. 1086, 1124—1126).
Наконец, ряд стихов комментируемого текста содержит явные реминисцен¬ции со стихотворением «Невыразимое», первоначальный текст которого создавал¬ся в июне 1819 г. в составе послания «Государыне Императрице Марии Федоров¬не» (см. примеч. к стихотворению «Невыразимое» и постишный комментарий).
Всё это позволяет отнести стихотворение «Хотя по-русски я умею…» к июлю-сентябрю 1819 г. и предположить, что оно адресовано гр. С. А. Самойловой.
Ст. 3—4. … переводить II Irresistible я не смею…—irresistible — неотразимый, не-преодолимый {фр.). Возможно, в контексте стихотворения могло приобрести зна¬чение невыразимости.
Ст. 8—9. Я для него бы выраженье II Свободно в словаре нашел…—Ср. в «Невырази¬мом»: «Кто мог создание в словах пересоздать? // Невыразимое подвластно ль вы¬раженью?»; «И есть слова для их блестящей красоты».
Ст. 13—16. Здесь муза робкая моя ~ Иль слишком станет говорить!..— В черновом автографе следующие разночтения: «Нет! Муза робкая моя II Здесь не поможет, как бывало!..»; «Иль станет слишком говорить…» Ср. также в стихотворении «Невырази-мое»: в черновой рукописи (РНБ, он. 1, №29, л. 10 об.—11) сохранились два за-ключительных стиха, связывающие фрагмент «Невыразимое» с основным текстом послания «Государыне Императрице Марии Федоровне»: «Но вдохновение опять заговорилось, // И Муза пылкая забыла свой отчет!»
Ст. 19. Что самому тихонько ясно…—Ср. в черновом автографе: «Что как-то ти-хомолком ясно».
О. Лебедева
«О дивной розе без шипов…»
(С. 174)
Автографы:
1) РНБ, он. 1, №26, л. 94—беловой (ст. 1—24), на бумаге с водяным знаком: «1819».
2) РГАЛИ, он. 1, № 1, л. 1—беловой, с заглавием: «В альбом Ими. Марии Фе-доровны»).
Копия (ПД. Лицейский архив Я. К. Грота, № 12)—рукою В. К. Кюхельбеке¬ра, с примечанием: «С подлинника из альбома Розового павильона Имп. Марии Федоровны» и датой: «Сентября 14 дня».
При жизни Жуковского не печаталось.
Впервые: Бумаги Жуковского. С. 62 (ст. 1—4).
Впервые полностью: Стихотворения. Т. 2. С. 253.
Печатается по тексту первой полной публикации, со сверкой по автографу. Датируется: 14 сентября 1819 г.
В дневниках поэта две записи от 13 и 14 сентября взаимосвязаны: «13. Приезд государ.(ыни). Начало поэмы. (…); 14. Стихи (…)» (Дневники. С. 71). По всей ве-роятности, стихотворение, посвященное ими. Марии Федоровне и вписанное в ее альбом, первоначально осмыслялось как «начало поэмы».
Стихотворение разрабатывает традиционную тему «розы без шипов». В рели-гиозной (католической) и мистической традиции символика розы многозначна: гармония мироздания, атрибуты Иисуса и святых, церковь (подробнее см.: Весе-ловский А. Н. Из поэтики розы // Его же. Избранные статьи. Л., 1939. С. 132—133). «Роза без шипов» и обозначает раннехристианское состояние мира до грехопаде¬ния, являясь символом девы Марии. Опираясь на эти общекультурные ассоциа¬ции, Жуковский создает свою концепцию этого символа, оживотворяя его реаль¬ными впечатлениями павловского бытия.
В стихотворении Жуковского усматриваются тесные ассоциативные связи с Ро-зовым павильоном в Павловске и восприятием императрицы Марии Федоровны как благотворительницы и покровительницы искусств и художников.
Своеобразным промежуточным звеном в движении замысла Жуковского от ли-тературно-культурной традиции к жизнетворчеству становится так называемая «Александрова дача» под Павловском, созданная Екатериной II для внука как ил-люстрация собственной нравоучительной «Сказки о царевиче Хлоре» (1781), в ос¬нове которой восхождение царевича Хлора через поиски «розы без шипов» и свя¬занные с этим странствия, искушения и заблуждения к истине: «… и разнесся по¬всюду слух, что царевич Хлор сыскал в таких молодых летах розу без шипов, ко¬торая не колется» (Екатерина II. Сочинения. М., 1990. С. 126).
«Александрова дача» как бы вводила эти образы нравоучительной сказки в жизнь: «… дорога подводила к холму с крутыми скатами, на вершине которого стоял Храм Розы без шипов—смысловой центр художественного ансамбля (архи¬тектор Ч. Камерон) (…). Внутри Храма находился пьедестал с мраморной вазой, в которой стояла выполненная из золоченой бронзы роза без шипов» (Несин В., Са-уткина Г. Павловск императорский и великокняжеский. СПб., 1996. С. 29,31—32).
Розовый павильон, построенный по проекту А. Н. Воронихина и напоминав¬ший Малый Трианон французской королевы Марии-Антуанетты, был излюблен¬ным местом музицирования и литературных чтений. Частыми гостями здесь были Карамзин, Крылов, Плещеев, Жуковский. Павильон обязан своим названием об-щекультурной традиции и символике розы. Основные детали интерьера (розовые гирлянды искусственных роз, вышитые по канве розы, украшающие мебель), а также высаженные вокруг павильона тысячи кустов роз вполне соответствовали этой цели.
После победы в Отечественной войне именно Розовый павильон стал местом встречи и триумфального чествования императора Александра I. После оконча¬ния праздника павильон долгое время хранил особую атмосферу: «… Тут есть не¬большая русская библиотека; поставлено фортепьяно, и каждый раз кладутся но¬вейшие журналы и ведомости, на особом столе, для приходящих (…). Государыня позволяет каждому, кто бы он ни был, изливать тут чувства и мысли свои на бума¬гу» (Глинка С. Н. Записки. СПб., 1895. С. 40). Вписав свое стихотворение в аль¬бом Розового павильона, Жуковский не просто исполнил ритуал, но и дал новое понимание обще культурного символа.
Ст. 1—2. О дивной розе без шипов II Давно твердят в стихах прозе…— Ц. С. Вольпе справедливо связывает традицию такой обработки сюжета с немецкими романти¬ками «мистического крыла» и указывает, в частности, на «Голубой цветок» Нова-лиса и «Романсы о розах» К. Брентано (Стихотворения. Т. 2. С. 528). Но, вероят-но, не менее значима была для Жуковского русская традиция—«Сказка о цареви¬че Хлоре» Екатерины II (проза) и восходящая к ней ода Г. Р. Державина «Фели-ца» (стихи). Мотив добродетели, развивающийся в них, имел принципиальное значение для этико-философской системы взглядов Жуковского.
Н. Вётшева, А. Янушкевич
С того света
(«Он прав, наш Вяземский! Я думал, что он льстец!..») (С. 175)
Автограф (РНБ, он. 1,№26, л. 96)—беловой. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 62 (ст. 1—4). Впервые полностью: ПСС. Т. 11. С. 133.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой но автографу. Датируется: июль-сентябрь 1819г.
Датировка предположительная. В папке, озаглавленной рукою Жуковского: «Сочинения», автографу стихотворения «С того света» предшествуют неполный беловой автограф стихотворения «О дивной розе без шипов…» (датируется 14 сен-тября 1819 г.) и автограф «Циркулярного послания к чувствительным сердцам…» (июль 1819 г.). См. примеч. к этим стихотворениям. Все три текста написаны на листках одинаковой бумаги с водяным знаком: «1819». Это позволяет считать, что все три текста были созданы приблизительно в одно время.
Стихотворение «С того света» посвящено княгине С. А. Шаховской (урожд. гр. Мусиной-Пушкиной; 1792—1870), дочери известного собирателя автографов и первооткрывателя текста «Слова о полку Игореве» А. И. Мусина-Пушкина (1744—1817), с семейством которого Жуковский особенно сблизился во время пребывания в Москве в первой половине 1818 г. В дом Мусиных-Пушкиных Жу¬ковского ввел Вяземский, называвший Е. А. Мусину-Пушкину (вдову археолога) и его дочерей «Разгуляевскими графинями» (но месту жительства семьи — в собст¬венном доме на Разгуляе; ср. стихотворение Вяземского «Разгуляевскому общест¬ву, которое гуляет на чужой счет» // Вяземский П. А. Поли. собр. соч. СПб., 1880. Т. 3. С. 26).
После отъезда П. А. Вяземского на
