красе воздушно-голубой,
Умывшись утренней росой?
Ты скажешь: встала раньше нас?
Ан нет! мы жнем уж целый час;
Не счесть накиданных снопов.
Кто встал до дня, тот днем здоров;
Другой привык до полдня спать;
А жнец с восточною звездой
А птички? Все давно уж тут;
Играют, свищут и поют;
С куста на куст, из сени в сень;
Кричат друг дружке: „Добрый день!
И томно горлинки журчат;
Да чу! и к завтрене звонят.
Твое владычество приди;
Нас в искушенье не в бед и;
На путь спасения наставь
И от лукавого избавь».
Звезда-подружка там горит.
Пока родное солнце спит,
Спешат увидеться оне
В уединенной вышине.
Тайком сквозь дремлющий рассвет
Она за милою вослед
Бежит, сияя, на восток;
И будит ранний ветерок;
И, тихо вея с высоты,
Он милой шепчет: „Где же ты?»
Но что ж? Увидеться ли?.. Нет.
Спешит за ними солнце вслед.
Уж вот оно: восток зажгло,
И ярко смотрят из-за гор.
А звездочка?.. Уж не блестит;
Печально-бледная, бежит;
Подружке шепчет: „Бог с тобой!»
И скрылась в бездне голубой.
И солнце на небе одно,
Великолепно и красно.
Идет по светлой высоте
В своей спокойной красоте;
Затеплился на церкви крест;
И взглянет лишь куда оно,
Там мигом все оживлено.
На кровле аист нос острит;
И в небе ласточка кружит,
И дым клубится из нечей;
И будит мельницу ручей;
И тихо рдеет темный бор;
И звучно в нем стучит топор.
Но кто там в утренних лучах
Мелькнул и спрятался в кустах?
С ветвей посыпалась роса.
Душе сказалася моей
Веселой прелестью своей?
Вудь я восточною звездой
Моя звезда-подружка, ты
И мне сияй из высоты —
О звездочка, душа моя,
Не испугался 6 солнца я.
К НЕЙ
Имя где для тебя?
Не сильно смертных искусство
Лиры нет для тебя!
Поздней молвы об тебе!
Им слышно, каждое чувство
Выло бы гимном тебе!
Прелесть жизни твоей,
В сердце, как тайну, ношу.
Я могу лишь любить,
Сказать же, как ты любима,
* * *
Кто слез на хлеб свой не ронял,
Кто близ одра, как близ могилы,
В ночи, бессонный, не рыдал,—
Тот вас не знает, вышни силы!
На жизнь мы брошены от вас!
И вы ж, дав знаться нам с виною,
Страданью выдаете нас,
Вину преследуете мздою.
Кольцо души-девицы
Я в море уронил;
С моим кольцом я счастье
Земное погубил.
Мне, дав его, сказала:
„Носи! не забывай!
Пока твое колечко,
Меня своей считай!»
Кольцо юркнуло в воду;
Искал… но где сыскать!..
С тех пор мы как чужие!
Приду к ней — не глядит!
С тех пор мое веселье
На дне морском лежит!
О ветер полуночный,
Схвати со дна колечко
И выкати на луг.
Вчера ей жалко стало:
Нашла меня в слезах!
Зажглось у ней в глазах!
Ко мне подсела с лаской,
Мне руку подала,
И что-то ей хотелось
Сказать, но не могла!
На что твоя мне ласка!
Любви, любви хочу я.
Любви-то мне и нет!
Ищи, кто хочет, в море
Богатых янтарей…
А мне мое колечко
С надеждою моей.
УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ
„Скажи, что так задумчив ты?
Все весело вокруг;
В твоих глазах печали след;
Ты, верно, плакал, друг?»
„О чем грущу, то в сердце мне
Запало глубоко;
А слезы… слезы в сладость нам;
От них душе легко».
„К тебе ласкаются друзья,
10 Их ласки не дичись;
И что бы ни утратил ты,
Утратой поделись».
„Как вам, счастливцам, то понять,
Что понял я тоской?
О чем… но нет! оно мое,
Хотя и не со мной».
„Не унывай же, ободрись;
Еще ты в цвете лет;
Ищи — найдешь; отважным, друг,
20 Несбыточного нет».
„Увы! напрасные слова!
Найдешь —сказать легко;
Мне до него, как до звезды
Небесной, далеко».
„На что ж искать далеких звезд?
Для неба их краса;
Любуйся ими в ясну ночь,
Не мысли в небеса».
3° Нет сил и глаз отвесть;
Я знаю край! там негой дышит лес,
Златой лимон горит во мгле древес,
И ветерок жар неба холодит,
И тихо мирт и гордо лавр стоит…
Мечта зовет! Там сердцем я всегда!
Там светлый дом! на мраморных столбах
Поставлен свод; чертог горит в лучах;
И ликов ряд недвижимых стоит;
И, мнится, их молчанье говорит…
Мечта зовет! Там сердцем я всегда!
Гора там есть с заоблачной тропой!
В туманах мул там путь находит свой;
Драконы там мутят ночную мглу;
Летит скала и воды на скалу!..
Мечта зовет!.. Но быть ли там когда?
ЖАЛОБА ПАСТУХА
На ту знакомую гору
Сто раз я в день прихожу,
Стою, склоняся на посох,
И в дол с вершины гляжу.
Вздохнув, медлительным шагом
Иду вослед я овцам
И часто, часто в долину
Схожу, не чувствуя сам.
Младой цветов красоты;
Я рву их —сам же не знаю,
Кому отдать мне цветы.
Здесь часто в дождик и в грозу
Стою, к земле пригвожден;
Все жду, чтоб дверь отворилась…
Но то обманчивый сон.
Над милой хижинкой светит,
Видаю, радуга мне…
К чему? Она удалилась!
Она в чужой стороне!
Она все дале! все дале!
И скоро слух замолчит!
Бегите ж, овцы, бегите!
РЕЧЬ В ЗАСЕДАНИИ „АРЗАМАСА»
Братья-друзья арзамасцы! Вы протокола послушать,
Верно, надеялись. Нет протокола! О чем протоколить?
Всё позабыл я, что было в прошедшем у нас заседанье!
Всё! да и нечего помнить! С тех нор, как за ум мы взялися,
Ум от нас отступился! Мы перестали смеяться —
Смех заступила зевота, чума окаянной Беседы!
Даром что эта Беседа давно околела — зараза
Все еще в книжках Беседы осталась —и нет карантинов!
Кто-нибудь, верно, из нас, не натершись „Опасным соседом»,
Голой рукой прикоснулся к „Чтенью» в Беседе иль вытер,
Должной не взяв осторожности, свой анфедрон рассужденьем
Деда седого о слоге седом — я не знаю! а знаю
Только, что мы ошалели! что лень, как короста,
Нас обленила! дело не любим! безделью ж отдались!
Мы написали законы; Зегельхен их переплел и слупил с нас
Восемь рублей и сорок копеек —и всё тут! Законы
Снят в своем переплете, как мощи в окованной раке!
Мы от них ожидаем чудес — но чудес не дождемся.
Между тем, Рейн усастый, нас взбаламутив, дал тягу
В Киев и там в Днепре утопил любовь к Арзамасу!
Рейн давно замолчал, да и мы не очень воркуем!
Я, Светлана, в графах таблиц, как будто в тенетах,
Скорчась сижу; Асмодей, распростившись с халатом свободы,
Лезет в польское платье, поет мазурку и учит
Польскую азбуку; Резвый Кот всех умнее; мурлычет
Нежно люблю и просится в церковь к налою; Кассандра,
Сочным бивстексом пленяся, коляску ставит на сани,
Скачет от русских метелей к британским туманам и гонит
Челн Очарованный к квакерам за море; Чу в Цареграде
Стал не Чу, а чума, и молчит; Ахилл, по привычке,
Рыщет и места нигде не согреет; Сверчок, закопавшись
В щелку проказы, оттуда кричит к нам в стихах: я ленюся.
Арфа, всегда неизменная Арфа, молча жиреет!
Только один Вот-я-вас усердствует славе; к бессмертью
Скачет он на рысях; припряг в свою таратайку
Врата Кабуда к Пегасу, и сей осел вот-я-васов
Скачет, свернувшись кольцом, как будто в „Опасном соседе»!
Вслед за Кабудом, друзья! Перестанем лениться! быть худу!
Выть бычку на веревочке! быть Арзамасу Веседой!
Вы же, почетный наш баснописец, вы, нам доселе
Вывший прямым образцом и учителем русского слога,
Вы, впервой заседающий с нами под знаменем Гуся,
О, помолитесь за нас, погруженных бесстыдно в пакость Беседы!
Да спадет с нас беседная пакость, как с гуся вода! Да воскреснем.
От дружной ветки отлученный,
Скажи, л исток уединенный,
Куда летишь?.. „Не знаю сам;
С тех нор, но долам, но горам
По воле случая носимый,
Стремлюсь, куда велит мне рок,
Куда на свете все стремится,
Куда и лист лавровый мчится
Что с тобой вдруг, сердце, стало?
Что ты ноешь? Что опять
Закипело, запылало?
Как тебя растолковать?
Все исчезло, чем ты жило,
Чем так сладостно грустило!
Где беспечность? где покой?..
Ах, что сделалось с тобой?
Расцветающая ль младость,
10 Речи ль, полные душой,
Взора ль пламенная сладость
Овладели так тобой?
Захочу ли ободриться,
Бросить томный, томный взгляд!
Ах! я к ней лечу назад!
Я неволен, очарован!
Я к неволе золотой,
Обессиленный, прикован
Шелковинкою одной!
И бежать очарованья
Нет ни силы, ни желанья!
Рад тоске! хочу любить!..
ПЕРВАЯ УТРАТА
Вы промчались, дни прекрасны,
Время первой любви и счастья!
Ах! Когда б хотя мгновенье
Жизни прошлой воротить!
Я грущу в уединенье!
Трачу жалобы напрасно!
Счастью милому не быть!
Вы промчались, дни прекрасны!
ЦВЕТЫ
С приветом ласки нас встречайте!
Мы к вам идем из глубины!
Но, видя нас, не вопрошайте,
Какой страной мы рождены.
Как семя каждою весною
Цветком восходит вас пленять
Благоуханной красотою —
Не тщитесь тайны сей познать.
Мы спим во тьме уединения,
Недостижимой для очес;
Выводит нас из заточения
Одно могущество небес!
Лишь тронет солнце нас сиянием,
Нам станет тесен хладный дом;
И сладким двигнуты призванием
К веселой жизни восстаем!
Любовь как цвет —никто не знает,
Когда бывает рождена;
Глубоко в сердце ожидает
Лучей создательных она!
И только к сердцу прикоснулось
Очарованье милых глаз —
Желанье смутное проснулось
И жизнь в нем страстию зажглась.
Цветы умрут —когда сияния
С небес им солнце не прольет.
Когда любовь без упования —
Душа любовию умрет.
* * *
В ту минуту, когда ты в белой брачной одежде,
Вышнего, тайного мира невеста, земную корону
Тихо сняла и земле возвратила, и в свежем из зрелой
Жатвы венце от нас полетела… всё зарыдало;
Плакал — кто только слыхал о тебе, но более плакал
Знавший тебя; а те, кого прижимала ты к сердцу,
Слез найти не могли, а после уж их не считали.
Время придет; нам завидовать станут в великом, в прекрасном,
Станут завидовать в счастии, нас посетившем, а скорби,
Скорби, с какой от себя мы его проводили, не вспомнят.
В час тот, когда бытие на земле для нея начиналось,
Ангел жизни ея прилетел пред Судьбу и сказал ей:
Много венцов у меня для младенца: из лилий сплетенный
Свежий венец красоты, и брачный из мирт, и корона,
Есть и дубовый венец героической чести германской;
Есть и терновый — который избрать повелишь для младенца?
Все избираю, сказала Судьба. Но остался единый,
Всё награждающий. В день испытанья, когда появился
Смерти венец на высоком челе, унывающий ангел
Снова предстал… и одне лишь слезы его вопрошали.
Голос раздался: воззри! Он воззрел — перед ним Искупитель.
Спите, Ног не спит за нас!
Как все молчит!.. В полночной глубине
Окрестность вся как будто притаилась;
Нет шороха в кустах; тиха дорога;
В пустой дали не простучит телега,
Не скрипнет дверь; дыханье не провеет,
И коростель замолк в траве болотной.
Все, все теперь под занавесом спит;
И легкою ль, неслышною стопою
Прокрался здесь бесплотный дух… не знаю.
Но чу… там пруд шумит; перебираясь
По мельничным колесам неподвижным,
Сонливою струёй бежит вода;
И ласточка тайком ползет по бревнам
Под кровлю; и сова перелетела
По небу тихому от колокольни;
И в высоте, фонарь ночной, луна
Висит меж облаков и светит ясно,
И звездочки в дали небесной брезжут…
Не так же ли, когда осенней ночью,
Измокнувший, усталый от дороги,
Придешь домой, еще не видишь кровель,
А огонек уж там и тут сверкает?..
Но что ж во мне так сердце разгорелось?
Что на душе так радостно и смутно?
Как будто в ней но родине тоска!
Я плачу… но о чем? И сам не знаю!