Н. Карамзиной (в том же текстовом варианте, что автограф № 3). Опуб-ликованы в РБ (1916. №7. С. 77, 69); местонахождение рукописей неизвестно. Подробнее см.: Стихотворения. Т. 1. С. 383.
Время создания стихотворения «Лалла Рук» до сих пор определялось коммен-таторами весьма приблизительно, без учета разницы европейского и русского ка-лендарных стилей. Ц. С. Вольпе датировал стихотворение «между 27 и 31 янва¬ря 1821 г.» (Стихотворения. Т. 1. С. 383; числа приведены по старому стилю).
B. П. Петушков—«между 15 января—7 февраля 1821 г.» (СС 1. Т. 1. С. 460; числа приведены по новому стилю). И. М. Семенко и М. П. Алексеев—между 15 (27) и 7(19) февраля 1821 г. (СС 2. Т. 1. С. 385; Алексеев М. П. Русско-английские лите¬ратурные связи: XVIII век—первая половина XIX века (ЛН.Т. 91). М., 1982.
C. 664).
Временными ориентирами для всех комментаторов послужили крайние даты хронологического диапазона, в котором стихотворение могло быть написано. 15(27) января в Берлине состоялся послуживший поводом к его созданию при¬дворный праздник с живыми картинами на сюжет «восточной повести» — поэмы английского поэта-романтика Томаса Мура (Moore, 1779—1852) «Лалла Рук» (вы¬шла в свет в 1817 г.), данный прусским королевским семейством в честь русской великокняжеской четы. 19 февраля (но ст. стилю) Жуковский отослал текст стихо¬творения «Лалла Рук» А. И. Тургеневу, сопроводив его письмом, опубликованным впервые М. Л. Гофманом (Гофман. С. 153—156). 21 февраля (по ст. стилю) поэт со¬общил Тургеневу о том, что накануне (т. е. 20 февраля ст. стиля) отдал стихотво¬рение великой княгине Александре Федоровне (Гофман. С. 156—157).
Между тем представляется, что исходя из наличествующих дат в дневниковых записях и письмах Жуковского, которые касаются событий, предшествующих соз-данию стихотворения, время его создания может быть определено совершенно точно. В 1926 г. М. Л. Гофман, публикуя письма Жуковского к А. И. Тургеневу от 19 и 21 февраля (ст. стиля), не учел того обстоятельства, что хронологический раз¬рыв между старым и новым стилями составлял в XIX в. не 13 дней (как в XX), а 12, и в связи с этим неправильно проставил соответствующие числа нового стиля: 6(19) и 8(21) февраля (Гофман. С. 153, 156), тогда как датированные старым сти¬лем письма Жуковского были написаны 7(19) и 9(21) февраля 1821 г.
В письме от 7(19) февраля Жуковский отправил Тургеневу текст стихотворе¬ния «Лалла Рук», заметив при этом, что «… написал свои стихи гораздо после (…)» праздника, состоявшегося 15 (27) января. А через два дня, в письме от 9 (21) фев¬раля он сообщил тому же адресату: «Вчера был день для меня незабвенный (…). Я был у В.(еликой) К.(нягини). Уже более недели ходил к ней, имея в кармане свои стихи, и всё их не отдавал. (…) Я отдал стихи, но не читал их ей, и она не при мне их читала» (Гофман. С. 156—157). Далее Жуковский описывает свой продолжи¬тельный разговор с великой княгиней, заметив при этом: «… нет ничего святее и чище, как быть в присутствии прекрасного создания Божия» (Там же. С. 157). Таким образом, стихотворение «Лалла Рук» Александра Федоровна получила 8(20) февраля; иод этим числом в дневнике поэта находится запись: «У в.(вели-кой) княг.(ини). Минуты счастья и чистоты, высокого наслаждения» (Дневники. С. 102), эмоциональный пафос которой абсолютно согласуется с цитированным выше письмом к А. И. Тургеневу. Из него явствует и то, что Жуковский «более не¬дели» носил свои стихи, не решаясь их отдать. Это обращает нас к дневниковой записи от 1 (13) февраля 1821 г., как раз и отстоящей от записи 8 (20) февраля на 8 дней («более недели»: «У в.(еликой) к. (нягини). Она больна. Стихи m-lle Stege-mann. Обедал дома. Написал стихи» (Дневники. С. 100). Под «стихами m-lle Stege-mann» здесь подразумевается стихотворение Гедвиги фон Штегеманн «Ап die Grossfursterin Alexandra als Lalla Rookh» («Великой княгине Александре Федоров¬не—Лалле Рук»), переведенное Жуковским под заглавием: «Явление поэзии в ви¬де Лалла Рук» (см. примеч. к этому стихотворению). Слова же «написал стихи» яв¬но имеют в виду создание оригинального, а не переводного текста; в противном случае Жуковский написал бы «перевел стихи», как он это неоднократно делал в своих дневниковых записях.
Все эти соображения позволяют считать, что запись от 1(13) февраля 1821 г., содержание и дата которой абсолютно хронологически согласуются с датами, упо-мянутыми в письмах к А. И. Тургеневу, заключает в себе информацию о написа¬нии стихотворения «Лалла Рук», которое, следовательно, можно датировать этим числом и месяцем.
Описание берлинского придворного праздника на сюжет поэмы Т. Мура «Лалла Рук», в котором принимали участие великая княгиня Александра Федо¬ровна, исполнявшая роль индийской принцессы Лалла Рук, и великий князь Ни¬колай Павлович, позировавший в живых картинах в роли ее жениха принца Али-риса, содержится в письме Жуковского к А. И. Тургеневу от 7 (19) февраля 1821 г.: «Здесь был несравненный праздник [ср. в дневниковой записи от 15 (27) января: „Несравненный праздник» (Дневники. С. 100)], который оставил во мне глубокое впечатление. Ты знаешь Мурову поэму Лалла Рук. Дочь Ауренгзеба едет к своему жениху в Бухарию; он встречает ее в долине Кашемира. Дорогою молодой поэт, чтобы не скучно было Принцессе, поет ей исторические песни; поэт нравится Принцессе, и она приближается с чувством грусти к тому месту, т. е. к Кашемиру, где должна встретить своего жениха, но на поверку выходит, что жених и поэт од¬но лицо. Берлинский праздник был не иное что как праздник, который молодая Лалла Рук дала будто в Кашемирской долине своему супругу и своему отцу Аурен-гзебу, и в воспоминание тех минут, которые она так приятно провела дорогою, слушая песни своего мужа, она велит представить в картинах то, что он описывал ей в своих песнях. Эти картины, которые были сочинены живописцем Ш.(инке-лем), были несравненны; во время их представления пели романсы, для которых музыка сочинена была Спонтини и прелестна. Но всему давала очарование вели¬кая княгиня; ее пронесли на паланкине — в процессии — она точно провеяла надо мною как Гений, как сон; этот костюм, эта корона, которые только прибавляли какой-то блеск, какое-то преображение к ежедневному, знакомому; эта толпа, ко¬торая глядела на одну; этот блеск и эта пышность для одной; торжественный и вме¬сте меланхолический марш; потом пение голосов прекрасных и картины, которые появлялись и пропадали как привидения, живо трогали, еще живее в отношении к одному—главному, наконец, опять этот марш—с которым всё пошло назад, и то же милое прелестное лицо появилось на высоте и пропало в дали — всё это вместе имело что-то магическое! не чувство, не воображение, но душа наслажда¬лась, и я воротился к себе с каким-то унынием, которое имело свою сладость» (Гофман. С. 154—155). Подробное описание праздника см.: Grimm А. Т. Alexandra Feodorowna, Kaiserin von RuBland. Leipzig, 1866. Bd. 1. S. 143—146; см. также: ЛН. Т. 91. М., 1982. С. 659—662.
Сила впечатления Жуковского от «несравненного праздника», безусловно, бы¬ла усугублена глубоко личной, биографической ассоциацией с собственными вос-поминаниями 1814—1815 гг., периода надежд на возможное счастье с М. А. Про-тасовой. Образ «долины Кашемира»—тот скорее символический, нежели геогра-фический локус, к которому приурочено действие поэмы Т. Мура (изданной в 1817 г.),—является лейтмотивным в долбинско-дерптской переписке Жуковского с М. А. Протасовой. Источник его в 1814—1815 гг. не совсем ясен—поэма Мура появится через 3 года, а Жуковский познакомится с ней, по-видимому, не ранее, чем в 1821 г. (см.: Алексеев М. П. Указ. соч. С. 658), но ясно, что «долина Кашеми¬ра» представлялась и Жуковскому, и М. А. Протасовой своеобразным символом обетованного счастья. В сентябре 1814г. М.А.Протасова пишет Жуковскому:
«…il faut monter la montagne pour voire le royaume de Cachemire» [Нужно поднять¬ся на гору, чтобы увидеть царство Кашемира.—фр.] (Памяти Жуковского. Вып. 1. С. 178). 15 сентября 1814 г. Жуковский откликается этим же образом-символом: «… il me semble deja voir le royaume de Cachemire. (…) Oui! montons la montagne!» [Кажется, я уже вижу царство Кашемира. (…) Да! Поднимемся на гору!—фр-] 12 апреля 1815 г. в дерптском дневнике поэта появляется запись: «Всякое испол¬нение должности отдельно есть дорога по утесам, но кончи ее—небо над голо¬вою, а Кашемир перед глазами» (Гофман. С. 116). Наконец, в письме А. А. Воейко¬вой от 1821 г. в ответ на ее сообщение о глубоком взаимном чувстве, которое свя¬зало ее с А. И. Тургеневым, Жуковский вновь вспомнит этот образ: «Et vous aussi vous avez monte la montagne de Cachemire» [И вы тоже поднялись на гору Каше¬мира.—фр.].
Ц. С. Вольпе, цитирующий письмо к А. И. Тургеневу от 9 (21) февраля по ру-кописи, приводит из него следующую выписку, которая также является свиде-тельством того, что образ Лалла Рук был неразрывно сопряжен в сознании Жу-ковского с образами сестер Протасовых: «„Лалла Рук»—синоним Саши. В первый раз, когда я был у Гуфланда, был между нами разговор о религии. (…) Он мне сказал: „Всё, что религия представляет святого, троицей заключено для меня в од¬ном немецком L: Leben, Liebe, Licht! [Жизнь, Любовь, Свет.—нем.]. (…) Эти три L нашлись сами собой и в имени Lalla Rookh»» (Стихотворения. Т. 1. С. 384; в пуб¬ликации М. Л. Гофмана вместо первой фразы этой цитаты стоит отточие—Гоф¬ман. С. 158).
Эстетическое впечатление от праздника, соединившееся с биографическими ассоциациями, породило в дневниках и творчестве Жуковского устойчивый лейт-мотив, реализовавшийся в равной мере в документальных свидетельствах долго-временной памяти Жуковского об этом событии и в периодически возникающих творческих импульсах, порождающих вплоть до середины 1840-х гг. произведе¬ния, связанные с темой «Лалла Рук» и реминисцентные стихотворению «Лалла Рук» мотивы.
Дневниковые записи за 1821 г. буквально испещрены упоминаниями о поэме Мура, подготовке праздника, воспоминаниями о нем. 13 (25) января появляется первая запись на эту тему: «Репетиция Пери. Вечер дома; читал Lalla Rookh»; 14 (26) января: «Поутру репетиция. (…) Lalla Rookh»; под этой же датой записа¬ны 32 стиха поэмы Т. Мура «Рай и Пери» (в переводе Жуковского—«Пери и Ан¬гел»)— в английском подлиннике. 15(27) января состоялся «Несравненный празд¬ник»; 30 (11) января-февраля—его повторение. 3 (15) февраля Жуковский разго¬варивал о Лалла Рук с великой княгиней (Дневники. С. 100). Под датой 4 (16) фев¬раля записано стихотворение «Теснятся все к тебе во храм…» (см. примеч. к нему) и сопровождающее его рассуждение о прекрасном: «Руссо говорит…», включаю¬щее автоцитату ст. 61—64 из стихотворения «Лалла Рук» (Дневники. С. 101—102). Всё это рассуждение вошло в письмо к А. И. Тургеневу от 7 (19) февраля 1821 г., где Жуковский назвал его «философией Лалла Рук» (Гофман. С. 156. Курсив мой.—
О. Л.); в 1848 г. Жуковский включил его в статью «О поэте
