Оссиана: «Зачем пробуждаешь меня, ветер весенний…», следующие друг за другом, воссоздают своеобразные этапы человеческой рефлексии о превратностях судьбы.

Разумеется, Жуковский не случайно выбирает именно этот отрывок из «Илиа¬ды». По мнению комментатора гомеровской поэмы, это «одно из многих встре¬чающихся у Гомера пессимистических суждений о судьбе человека» (Гомер. Илиа¬да/ Пер. Н. И. Гнедича; Изд. подгот. А. И. Зайцев. Л., 1990. С. 465. Сер. «Лит. па¬мятники»). Вместе с тем это и символическая сцена примирения противников, что в атмосфере последекабрьских событий могло иметь определенный аллюзи-онный смысл.

В своей работе над переводом фрагмента Жуковский не мог не учитывать опы¬та своих предшественников, прежде всего Н. И. Гнедича. Ср.:

Сын благородный Тидея, почто вопрошаешь о роде? Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков: Ветер одни по земле развевает, другие дубрава, Вновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастают; Так человек и: сии нарождаются, те погибают.

(Гнедич Н. И. Стихотворения. Л., 1956. С. 424).

Сравнение показывает, что Жуковский, сняв обращение к сыну Тидея, придал отрывку более обобщенный характер. Очевидна определенная ориентация Жу-ковского на переложенные им стихи из 102-го Псалма: «Дни человека яко трава. Как сельный цвет отцветает он. Ветер пройдет над ним, и его не будет, и место, на ко¬ем он цвел, не узнает его» (Собиратель. 1829. № 1. С. 13).

А. Янушкевич

1830

Стихи, написанные для лотереи в пользу бедных

(С. 267)

Автограф (РГАЛИ, он. 1, №31, л. 1)—черновой, на отдельном листке, с да¬той: «1830».

При жизни Жуковского не печатались. Печатаются впервые. Датируются: 1830 г.

Лотереи с розыгрышем одного или нескольких предметов в пользу конкретно¬го лица или в пользу бедных были одним из любимых развлечений и форм благо-творительности при русском дворе. В ноябре 1817 г. в дневнике Жуковского за-фиксировано его участие в одной из таких лотерей: «В лотерее лучшим лотом бы¬ло петинетовое платье; его выиграла Государыня, которая из него потом сделала лотерею, назначив его наперед жене Адлерберга» (Дневники. С. 58).

В. А. Соллогуб вспоминает, что лотереи были одним из любимых развлечений императора Николая I: «… иногда устроивалось следующее развлечение, которое государь особенно любил и принимал в нем участие как главное действующее ли¬цо. Из английского магазина во дворец требовались разного рода вещи: золотые и серебряные изделия, статуэтки, малахитовые чернильницы, разнородные вее¬ра, пряжки и т. д. (…). Надо сказать, что иод каждой из названных мною выше ве¬щей вместо номера лежало название карты: двойка бубен, или десятка треф, или валет червей и проч.— Господа,—обращался к окружавшим его столик царедвор¬цам Государь,— кто из вас желает купить у меня девятку червей?.. Славная кар¬точка! (…) Когда все карты были распроданы, Государь вставал и в сопровожде¬нии одного из дежурных подходил к столам, на которых были размещены вещи; дежурный адъютант (…) называл имена карт, (…) а Государь сам лично вручал их выигравшим. Из денег, вырученных за проданные карты, выплачивались вещи, взятые из английского магазина; остальные—обыкновенно очень порядочная сумма—раздавались петербургским бедным» (Соллогуб В. А. Повести. Воспоми¬нания. Л., 1988. С. 488—489).

Для двух подобных лотерей 1826 г. Жуковский написал два экспромта: «Тому блаженства будет на год…» и «По милости своей…» (см. примеч. в наст, томе), ко-торые, очевидно, были приложены к соответствующим лотам. Наконец, известно, что одну такую лотерею Жуковский в 1838 г. организовал сам, выставив на ней в качестве лота свой портрет кисти К. П. Брюллова, чтобы выкупить на выручен¬ные деньги Т. Г. Шевченко из крепостной неволи (об этом см.: Смирнова-Россет. С 19, 640; Т. Г. Шевченко в воспоминаниях современников. М., 1962. С. 58; PC. 1902. №4. С. 121—133).

Лотерея, для которой Жуковский написал публикуемые стихи, оставила свой след в воспоминаниях А. О. Смирновой-Россет: «Потом я пошла осматривать го¬род [Новая Ладога] и вдруг вижу огромного роста мужчину в белых штанах, в ботфортах и треуголке с черным пером и вижу, что он следует примеру Амоса Фе¬доровича [имеется в виду Аммос Федорович Ляикин-Тяпкин, персонаж комедии Н. В. Гоголя „Ревизор»; здесь ошибка памяти мемуаристки, поскольку речь идет о явной аналогии с Городничим.—О. Л.] и в каждой лавке съест изюмцу, то черно¬сливу, „чтобы быть лениву».— Какая прекрасная рифма: чернослив и ленив, и это очень пользительно.— Это сочинил Жуковский на лотерее у наследника, где я вы¬играла ужасный малахитовый кувшин, который Шереметев не постыдился по¬жертвовать в пользу бедных» (Смирнова-Россет. С. 438).

Закавыченные слова «чтобы быть лениву» в сочетании со словом «черносли¬ву»— неточная цитата из экспромта № 5 (ср.: «Ах, как будешь ты счастлив, // Уби¬рая чернослив»), свидетельствующая, что в данном фрагменте «Автобиографиче¬ских записок» речь идет именно о той лотерее, к которой Жуковский написал пуб¬ликуемые экспромты. К сожалению, мемуары А. О. Смирновой-Россет не дают возможности уточнить датировку этого текста.

№ 1. …бергамоты…—Сорт груши.

№7. …шептала.— «Сушеные персики, привозимые из Азии» (Даль В. И. Тол¬ковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1980. Т. 4. С. 628).

О. Лебедева

1831

«Звезды небес…»

(С. 269)

Автограф (РНБ, оп. 1,№30, л. 81)—черновой, без даты и заглавия. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: ПСС. Т. 11. С. 135.

Печатается но тексту первой публикации, со сверкой но автографу. Датируется: начало 1831 г.

Две первых строки: «Звезды небес, // Тихая ночь!» завершали стихотворение «9 марта 1823», связанное с последним предсмертным свиданием Жуковского с Машей Протасовой. Еще А. Н. Веселовский указал на связь этих двух стихотворе¬ний (Веселовский. С. 238). Впервые опубликовавший этот текст А. С. Архангель¬ский датировал его промежутком между 1822-м и 1831 г. и отнес к числу незавер¬шенных (ПСС. Т. 11. С. 135). Ц. С. Вольпе воспроизвел этот текст, исправив не¬верное прочтение отдельных стихов в ПСС и отнеся его безусловно к 1831 г. на основании положения автографа в рукописи (Стихотворения. Т. 2. С. 534). Одна¬ко он включил это стихотворение в раздел «Варианты и другие редакции», так как, по его мнению, «Жуковский пытался продолжить стихотворение „19 марта 1823″, ощущая, что два последние стиха, сами но себе, в конце стихотворения мо¬гут ощущаться привеском» (Там же).

Как удалось установить немецкому слависту X. Эйхштедт, стихотворение Жу-ковского является переводом «нятистрофного стихотворения» неизвестного авто¬ра, скрывшегося за подписью «X», под заглавием «Erwarten» из сборника песен Августа Вейрауха: «Elf deutsche Lieder von Schiller, Goethe und anderen, in Musik gesetzt und dem hochwohlgeb. Frl. Jenny von Lilienfeld dankbarlichst zugeeignet von August Heinrich von Weyrauch. Dorpat… den 28 Juli 1822» (№11). См.: Eichstadt. S. 82—84.

Из всего стихотворения «Ожидание» («Erwarten») Жуковский перевел лишь первую строфу. Трудно сказать, хотел ли он ею закончить «9 марта 1823» или же двумя первыми стихами придал тексту стихотворения законченную незакончен¬ность. Ясно одно: так как при жизни он не публиковал ни один из текстов, то их можно рассматривать как два самостоятельных произведения, имеющих между собою внутреннюю связь.

Стихотворение «Звезды небес…» возникло не случайно в 1831 г., скорее всего, в самом его начале, как воспоминание о деритских впечатлениях, связанных с по-следними днями жизни Маши Протасовой. В письме к А. П. Елагиной от 1 янва¬ря 1831 г., поздравляя ее с Новым годом, Жуковский пишет, что «провел эти по¬следние минуты прошлого и первые минуты нового между двумя гробами» (име¬ется в виду смерть Маши и Саши Протасовых). И далее поэт приводит обширные выписки из предсмертного дневника Маши, в том числе запись от 4 марта 1823 г.: «Ich schicke ihnen die Weyrauch’schen Lieder zum Geschenke…» («Я посылаю вам на память песни Вейрауха»—нем.: УС. С. 51—52).

По всей вероятности, именно это воспоминание и стало импульсом для обра¬щения поэта в 1831 г. к переводу песни из сборника Августа Вейрауха. И в свете этого появление стихотворения «Звезды небес…» как самостоятельного текста не выглядит загадочным и малопонятным.

Л. Янушкевич

«В долину к пастырям смиренным…»

(С. 269)

Автографы:

1) ПД. № 27807, л. 40 об.— первая черновая редакция первых трех строф (см. ниже).

2) РНБ, он. 1, № 30, л. 81 — черновой всего текста, без заглавия и даты. При жизни Жуковского не печаталось.

Впервые: РА. 1873. Т. 2. №9. Стб. 1702—без заключительных четырех сти¬хов, с произвольным редакторским заглавием: «Явление (Отрывок)». Публикация К. С. Сербиновича. Заключительные четыре стиха были впервые опубликованы И. А. Бычковым: Бумаги Жуковского. С. 85.

Впервые полностью: С 9. Т. 2. С. 512—513—с заглавием: «Явление» и подзаголовком: «Из Шиллера».

Печатается но тексту первой полной публикации, со сверкой по автографу, без заглавия.

Датируется: начало 1831 г.

Основанием для датировки стихотворения является его положение в рукопи¬си: на л. 81 (автограф № 2) рядом с ним находится автограф стихотворения «Звез¬ды небес…», навеянного Жуковскому воспоминанием о М. А. Протасовой в канун 1831 г. (см. примеч. к стихотворению «Звезды небес…»).

Стихотворение «В долину к пастырям смиренным…» является переводом сти-хотворения Ф. Шиллера «Das Madchen aus der Fremde» («Девушка с чужбины»; 1796), которое можно назвать своеобразным эстетическим манифестом Шиллера, в аллегорической форме изображающем поэзию. «Этим стихотворением должна была открыться книга его избранных стихов. Смерть Шиллера помешала выходу книги» (Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М., 1955. Т. 1. С. 744).

Перевод Жуковского 1831 г. соответствует пяти строфам шиллеровского 6-строфного стихотворения; четвертую строфу Жуковский выпустил в своем пере¬воде. История интереса русского поэта к этому тексту Шиллера восходит к кон¬цу 1817 г.: именно в это время в «Книге Александры Воейковой» (автограф № 1) появляется первый неполный вариант перевода. Датировать этот текст концом 1817 г. позволяет его положение в рукописи: на л. 40 черновому наброску перево¬да предшествуют беловые автографы двух переводов из Гёте: «Новая любовь— новая жизнь» и «Кто слёз на хлеб свой не ронял…», осуществленных Жуковским в сентябре-октябре 1817 г. (см. примеч. к указ. стихотворениям). Поскольку эта ранняя редакция перевода никогда не печаталась, считаем необходимым привес¬ти ее здесь:

В долину, к пастухам в селенье Являлась каждою весной, При первом жаворонков пенье, Девица, диво красотой!

Она не в тех странах родилась; Отколь она, никто не знал; Придет —долина обновилась; Уйдет —и след ее пропал.

При ней веселость оживала; И сладкий жар бежал в сердца; Но робость некую вселяла Она величием лица.

Ранняя редакция перевода больше соответствует метрике и строфике немец¬кого подлинника, написанного четверостишиями 4-стопного ямба с чередованием женских и мужских рифм; перевод 1831 г. выполнен белым 4-стопным ямбом в астрофической форме.

После того как Жуковский набросал первые три строфы перевода стихотворе¬ния Шиллера в 1817 г., этот текст еще раз оставил свой след в его поэтическом сознании и письменном наследии. В мае 1821 г., во время пребывания Жуковско¬го в Берлине, кронпринц Фридрих Вильгельм (будущий король прусский Фрид¬рих Вильгельм IV, брат великой княгини Александры Федоровны) по просьбе Жуковского записал в альбом, подаренный поэту великой княгиней, 6 стихов из стихотворения Шиллера