их брызги О гранит твой разразит.

Первое, жаль, что энергическое слово брызги не осталось на конце: оно живо¬писно оканчивает картину. После разразит ждешь чего-то, кажется, нет конца. Но главное то, что нет смысла. Если перевести в прозу мои стихи, будет: ругатель¬ный визг волн разнесет ветер, а если они нападут на тебя, твой гранит разра¬зит их в брызги. Вместо того поправка говорит: ветер умчит визги волн и раз¬разит их брызги об гранит. Если брызги, то зачем же разбивать их снова? И ка¬кая в этом нужда? Хорошо, когда разобьешь в брызги волны—тут есть чем похва¬литься! Тут есть сила. А сражаться с брызгами, бить битого—мало чести. Прошу это послать Вяземскому» (С 7. Т. 6. С. 580). Письмо Жуковского возымело дейст¬вие: в «Москвитянине» текст стихотворения был напечатан без искажений.

Стихи Жуковского, вызванные февральскими революционными событиями 1848 г., воспевают оппозиционность России к революционному Западу, ее монар¬хическую устойчивость. По всей видимости, они оказали влияние на Ф. И. Тютче¬ва, стихотворение которого «Море и утес» весьма близко и по настроению, и по метафорическому строю, и по природе поэтического образа Жуковскому. Напр.:

Жуковский

Не тревожься, великан! Мирно стой, утес наш твердой, Отшибая грудью гордой Вкруг ревущий океан!

На тебя их буря злится,

Тютчев

Но спокойный и надменный, Дурью волн не обуян, Неподвижный, неизменный, Мирозданью современный, Ты стоишь, наш великан!

На тебя их вой и рев; И озлобленные боем,

Повалить тебя грозится Как на приступ роковой,

Обезумевший их гнев. Снова волны лезут с воем

На гранит громадный tboij.

Их гранит твой разразит, На тебя пападших, в брызги!

И эта близость двух поэтов имеет вполне реальную основу. Как явствует из письма П. А. Вяземского к Жуковскому от 18 октября 1848 г. в ответ на неудо¬вольствие последнего в отношении поправок к его стихам, редактором этих сти¬хов оказался Ф. И. Тютчев. «Откровенно признаюсь тебе,— пишет Вяземский,— что меня, Плетнева и Тютчева (…) несколько озадачили и оглушили твои бога¬тые, но слишком крикливые и задорные рифмы: визги и брызги, особенно же в сти¬хотворении торжественном и по содержанию высоком. (…) На другой день после чтения Тютчев принес нам несколько стихов, которыми дополнил он твои и меж¬ду тем перемену свою в твоих последних двух стихах. (…) В музыкальном отноше¬нии и в общем впечатлении, порожденном стихами, я и теперь думаю, что по¬правка, сделанная Тютчевым, не испортила стихов твоих (…)» (Гиллельсон. С. 61).

Показательно, что Тютчев открыто подчеркивал свою близость к Жуковскому, напечатав последнюю строфу стихотворения «Море и утес» в «Русском инвалиде» сразу после стихотворения Жуковского «Не тревожься, великан!..» в следующей редакции:

Стой же ты, утес могучий, Потерпи лишь час, другой. Не всегда ж волне гремучей Воевать с твоей пятой. Утомясь потехой злою, Присмиреет вновь волна, И без пены, и без вою, Под гигантскою пятою Вновь уляжется она.

Все стихотворение Тютчева было напечатано в «Москвитянине» (1851. № 11. С. 238) с подзаголовком «В 1848 году». В апреле 1848 г. Тютчев пишет статью «Россия и революция», главный тезис которой — утверждение исконной оппози¬ционности революции и христианства—был также органически близок Жуков¬скому (См.: Биография Ф. И. Тютчева. Соч. И. С. Аксакова. М., 1886. С. 135—136).

Ф. Канунова

1851

Ея Императорскому Высочеству, государыне великой княгине Марии Николаевне приветствие от русских, встретивших ее в Бадене

(«Посланником от наших добрых русских…») (С. 336)

Автограф неизвестен.

Впервые: Ея Императорскому Высочеству, государыне великой княгине Ма¬рии Николаевне, приветствие от русских, встретивших ее в Бадене. 4 с.—синими чернилами на отд. листке, с изображением лаврового листка в заголовке, с датой: «1 (13) июля 1851. Баден-Баден». СПб., 1851. Перепечатано: РА. 1869. №2. Стб. 379—382.

В прижизненные собрания сочинений не входило.

Печатается по тексту первой публикации из РА.

Датируется: 1 (13) июля 1851 г.

Старшая дочь императора Николая I великая княгиня Мария Николаевна (1819—1876); в нервом браке герцогиня Лейхтенбергская, во втором за гр. Г. А. Строгановым—адресат многих писем Жуковского 1838—1851 гг. Спе¬циально для нее Жуковский вел журнал во время заграничного путешествия 1838—1839 гг. (см.: РА. 1885. № 3. С. 331—345). К ней обращены его «Очерки Шве¬ции» и статья «Бородинская годовщина».

Как явствует из письма Жуковского к П. А. Плетневу от 7 декабря 1851 г. встреча Жуковского в Бадене с великой княгиней вызвала в его памяти «биогра¬фию Лебедя, которого я знавал во время оно в Царском Селе» (см. примеч. к стих. «Царскосельский лебедь»): «Об нем я вспомнил, увидя в Бадене в. кн. Марию Ни¬колаевну, которая была для меня явление Руси на чужой стороне» (Переписка. Т. 3. С. 732).

Известны два экземпляра первого издания стихотворения: 1) РГАЛИ, ф. 195 (Вяземский), он. 1, №6221; 2) ПД. P. I, он. 9, №7—с дарст¬венной надписью Е. А. Толстой.

А. Янушкевич

Стихотворения,

посвященные Павлу Васильевичу и Александре Васильевне Жуковским

I. Птичка («Птичка летает…») II. Котик и козлик («Там котик усатый…») III. Жаворонок («На солнце темный лес зардел…») IV. Мальчик с пальчик. Сказка («Жил маленький мальчик…»)

(С. 337)

I. Автограф (РНБ, он. 1,№51,л. 1 об.)—черновой, без заглавия, под № 1. II. Автограф (РНБ, он. 1,№51,л. 1 об.)—черновой, без заглавия, под №2.

III. Автограф неизвестен.

Копия (РГБ, ф. 74, карт. 2, № 45)—рукою Н. В. Гоголя.

IV. Автограф (РНБ, он. 1,№51,л. 1 об.) — черновой, без заглавия, под №4 Впервые: Стихотворения, посвященные Павлу Васильевичу и Александре

Васильевне Жуковским. Карлсруэ, 1852. С. 5—11—без заглавия, в той же после-довательности, с нумерацией.

В прижизненные собрания сочинений не входили.

Печатаются по тексту первой публикации, со сверкой но автографу (кроме №3).

Датируются: предположительно 1851 г.

Стихотворения посвящены детям поэта—Павлу Васильевичу (1845—1912), впоследствии художнику (о нем см.: Лебедкова А. Павел Васильевич Жуковский, художник // Наше наследие. 1997. №41. С. 40—44), и Александре Васильевне (в замуж, баронессе Верман; 1842—1899).

Автографы стихотворений находятся в тетради, озаглавленной на переплете: «№2. Записки. Мысли и замечания. Грамматика. Воспитание» (РНБ, он. 1, №51). На л. 2 записано: «1. Воспитание должно образовывать человека, гражданина, христианина. 2. Природа человеческая есть то, что он есть в своем развитии» (подробнее см.: В. А. Жуковский. Мысли и замечания / Публикация А. С. Янушке¬вича // Наше наследие. 1995. №33. С. 62—64; раздел №2 «Воспитание»). В этом смысле детские стихотворения были органической частью педагогической систе¬мы Жуковского. Протоиерей о. Иоанн Базаров свидетельствует, что «„Птичка» и „Котик усатый» сложена им [Жуковским] для первого учения детей своих русско¬му произношению» (РА. 1869. С. ПО). Жуковский уделял огромное внимание соз¬данию системы обучения—«педагогической поэмы, в которую всё входит и кото¬рой никто не может сочинить с таким единством, как сам отец, если только он имеет к тому призвание» (Переписка. Т. 3. С. 648). В письме к А. П. Зонтаг от 30 сентября (11 октября) 1850 г. Жуковский подробно развивает свои дидактиче¬ские принципы. «Мой труд для моих детей,—замечает он,— (…) может со време¬нем быть полезен и всем в домашнем воспитании; он обхватит систематически весь круг сведений, которые нужно иметь: мальчикам для вступления в гимна¬зию, а девочкам для продолжения своего образования чтением и собственным за¬нятием» (УС. С. 128).

Детские стихотворения органично вписывались в эту систему образования и воспитания. Они способствовали эмоциональному развитию детей, помогали им практически усваивать русский язык. Их создание, судя но целому ряду фактов: история создания «Царскосельского лебедя» (см. примеч.), посылка тетрадей с «Мыслями и замечаниями» в Петербург, отсутствие упоминаний о них в письмах 1849—1850 гг.,—относится к середине 1851 г. Именно к этому времени, когда ад-ресаты посвящения были уже способны воспринимать поэзию, Жуковский решил включить их в свою «педагогическую поэму». Кроме 4-х детских стихотворений в книгу «Стихотворений, посвященных Павлу Васильевичу Жуковскому и Алексан¬дре Васильевне Жуковской» вошло стихотворение «Царскосельский лебедь» и «Народная песня» («Боже, Царя храни!..»). В посмертных изданиях детские сти¬хотворения получили заглавия: «Птичка», «Котик и козлик», «Жаворонок», «Маль¬чик с пальчик».

Старые друзья поэта мгновенно отреагировали на появление этих стихотворе¬ний. П. А Вяземский в письме Жуковскому от 20 февраля (3 марта) 1852 г. заме¬тил: «Стихи твои прелесть. Жаль только, что к твоему русскому мальчику-пальчи¬ку залетели заморские цикады и альфы» (Гиллельсон. С. 70). Более пространно отозвался о сборнике детских стихотворений П. А Плетнев в письме Жуковскому от 4 (16) февраля 1852 г.: «Эта прелесть перенесла меня туда, „где были дни, ка¬ких уж нет»: я вспомнил ваши „Для немногих». Все эти стихотворения восхити¬тельны. Я однако ж остановлюсь на том, что меня в них останавливало. I и II без¬укоризненно хороши. Н-ое даже едва ли не превосходит 1-е по простоте рассказа, точности выражений и картинности предмета. В Ш-м начальные восемь стихов чудо поэзии, хоть бы даже и не детской. Но в последних четырех стихах не нра-

У2 24 — 295

737

вится мне „радушно», потому что мы его придаем как свойство человека, прини-мающего гостей. Даже слово „воздушно» не совсем точно. Последний же стих не¬ясен: он заставляет думать, что или всё в Божьем мире внушает жаворонку песни, или в песнях его отражается всё зримое в Божием мире. Таким образом читатель остается в неведении. IV-oe, по своей грации, идет рядом с „Моей Богиней», но и в нем есть слово „впивал», которое употреблено не в своем значении. Можно в се¬бя впивать, а впивать во что-нибудь свои губки, кажется, нельзя» (Переписка. Т. 3. С. 727).

Несмотря на то, что все стихотворения были оригинальными и воссоздающими русский колорит, «Мальчик с пальчик»—с «заморскими цикадами и альфами» — был навеян одноименной сказкой III. Перро, хотя и не стал ее переложением.

«Птичка» положена на музыку А. С. Аренским (ор. 59, № 1), Ц. А. Кюи («Дет¬ские песенки»; ор. 73, №5), В. И. Ребиковым («Детский мир»); «Котик и козлик» — Ц. А. Кюи (ор. 73, №6); «Жаворонок» — им же (ор. 73, № 17), В. С. Калинниковым («Детская песня», смешанный хор), В. И. Ребиковым («Детский мир»); «Мальчик с пальчик»—А. Т. Гречаниновым («Снежинки»—сборник детских песен; ор. 47, №5).

Э. Жилякова

Царскосельский лебедь

(«Лебедь белогрудый, лебедь белокрылый…») (С. 341)

Автограф неизвестен. К о и и и:

1) РГАЛИ, он. 3, № 1, л. 1 об.— 2 — авторизованная, рукою Е. А. Жуковской, с заглавием: «Царскосельский лебедь» и датой: «Ноябрь—начало декабря 1851 г.», с подписью рукою поэта: «Жуковский».

2) РГАЛИ, on. 1, № 32, л. 27—28 об.— рукою неустановленного лица, с заглави¬ем: «Царскосельский лебедь. Последнее стихотворение Жуковского».

3) РГБ, ф. 99 (Елагины), on. 1, карт. 16, №57, л. 1—2 — рукою А. П. Зонтаг, с датой: «Декабрь 1851».

4) РГБ, ф. 74, карт. 2, №45 —рукою Н. В. Гоголя.

Впервые: Стихотворения, посвященные Павлу Васильевичу и Александре Васильевне Жуковским. Карлсруэ, 1852. С. 12—15—без заглавия, под номером: «V».

Впервые в России: Москвитянин. 1852. Т. 10. Кн. 2. С. 55—58—с заглави¬ем: «Царскосельский лебедь» и подзаголовком: «Последнее