С(о-ковнин)ой» («Протекших радостей уже не возвратить…») в т. 1 наст. изд.).
Анна Михайловна Соковнина (в замуж. Павлова; 1784—1873) «сделалась пред-метом увлечения обоих братьев Тургеневых, а до некоторой степени и Жуковско¬го, который также стал бывать у Соковниных» (Письма Андрея Тургенева. С. 373). Однако это любовное соперничество было своеобразным литературным романом. Вскоре у Андрея Тургенева начался романа с Е. М. Соковниной; Жуков¬ский увлекся М. Н. Свечиной. Но «Экспромт к глазам А. М. Соковниной» переда¬ет атмосферу любовного томления юного поэта и определяет некоторые черты его миросозерцания.
Обративший внимание на это стихотворение Жуковского А. Н. Веселовский так прокомментировал его: «В 1802—1803 гг. братьев [Тургеневых] не было в Мо¬скве: один в Пб и Вене, другой в Геттингене, а Жуковский бывает у Соковниных, играет у них в театре, играет в фанты и пишет экспромт к глазам Анны Михай¬ловны (…). Эти стихотворные шутки (…) следует отнести’к 1802—1803-м, не к 1803—1804 гг. Смерть Андрея Тургенева (в июле 1803 г.) исключает шутливый характер экспромтов и письма» (Веселовский. С. 73).
В архиве поэта (РНБ, он. 2, № 140) сохранились копии его шутливых записок к А. М. Соковниной, относящиеся к этому же времени.
А. Янушкевич
«Заступ, заступ, рой могилу!..»
(С. 351)
Автограф (РНБ, on. 1, № 12, л. 23)—черновой набросок. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 20 (ст. 1—5). Впервые полностью: ПСС. Т. 11. С. 129.
Печатается по тексту первой полной публикации, со сверкой но автографу. Датируется: первая половина 1806 г.
Основание для датировки — положение наброска среди других черновых авто-графов этого периода: набросок записан рядом с черновыми вариантами элегии «Вечер», «Сафиной оды», «Идиллии», созданными в мае-июне 1806 г.
В отрывке разрабатывается одна из ведущих тем ранней лирики Жуковско¬го—тема смерти, бренности всего живого. Фрагмент черновой, в нем практиче¬ски отсутствуют знаки препинания, есть зачеркивания (например, ст. 7 читался: «Этот череп величался…»; ст. 8: «Прежде славный и надменный…»
Разумеется, набросок Жуковского имел и литературные истоки, прежде всего связанные с чтением посланий Горация и шекспировского «Гамлета» (ср. песнь могильщика).
И. Айзикова
(Записка к И. П. Черкасову)
(«Герой Володьковский да знает…») (С. 352)
Автограф (РНБ, он. 1,№ 12, л. 31)—черновой набросок, без заглавия. При жизни Жуковского не печаталось.
Впервые: Бумаги Жуковского. С. 20 (ст. 1—4); ПСС (Т. 11. С. 129; ст. 1—10). Печатается по тексту первой публикации, со сверкой но автографу, полно¬стью (ст. 1—12).
Датируется: осень 1806 г.
Основанием для датировки является положение наброска стихотворения сре¬ди других черновых набросков осени 1806 г., прежде всего «Песни барда над гро¬бом славянских воинов» (первоначальное заглавие «Песни барда над гробом сла¬вян-победителей»).
Адресатом послания является Иван Петрович Черкасов («герой Володьков-ский»), барон (ок. 1761—после 1830), хозяин поместья Володьково, находившего¬ся в близком соседстве от тульских поместий рода Буниных. Подробнее о нем и его взаимоотношениях с Жуковским см. примеч. к стих. «К И. П. Черкасову» («Во-лодьковский барон…») в т. 1 наст. изд.
«Записка» — одно из первых шутливых стихотворений Жуковского, образец так называемой домашней поэзии.
И. Айзикова
(«Однажды в гору, в круть, измученные жаром…») (С. 352)
Автографы:
1) РНБ, on. 1, № 12, л. 35 об.—черновой, зачеркнут.
2) РНБ, on. 1, № 12, л. 36 об.— перебеленный, с поправками, без заглавия. При жизни Жуковского не печаталось.
Впервые: Бумаги Жуковского. С. 21 (ст. 1—3)—с указанием: «Басня, без за¬головка (в трех редакциях)».
Впервые полностью: ПСС. Т. 11. С. 9.
Печатается по тексту первой полной публикации, со сверкой по автографу. Датируется: октябрь 1806 г.
Основанием для датировки является положение автографа в рукописи: на обо¬роте листа—черновой набросок басни «Каплун и сокол» (из Лафонтена), перебе¬ленный 27 октября 1806 г. (см. примеч. к басне «Каплун и сокол» в т. 1 наст. изд.).
Отрывок представляет собой почти полный перевод басни Лафонтена «Le coche et la mouche» («Рыдван и муха»), в свою очередь восходящей к басням Эзопа («Комар и вол») и Федра («Муха и ослица»).
Под заглавием «Муха и дорожные» эта басня была переведена И. А. Крыло¬вым (впервые: Драматический вестник. 1808. Ч. 3. №63, С. 85—87; впоследствии вошла в его собрание басен: кн. III, № 17).
Жуковский значительно сократил объем басни и не перевел мораль, которая у Крылова звучала так:
Куда людей на свете много есть,
Которые везде хотят себя нрнплесть
И любят хлопотать, где их совсем не просят.
По верному замечанию В. И. Резанова, «Жуковский стремится внести в свой пересказ больше оживления, для чего заставляет свою муху говорить» (Резанов. Вып. 2. С. 470).
(С. 353)
Автограф (РНБ, он. 1, № 12, л. 36 об., 37, 38)—четыре наброска: 2—черно¬вых, 2—беловых, без заглавия.
При жизни Жуковского не печаталось.
Впервые: Бумаги Жуковского. С. 21 (ст. 1—7)—с указанием: «Сказка». Впервые полностью: ПСС. Т. 11. С. 179—180.
Печатается но тексту первой полной публикации, со сверкой по автографу. Датируется: осень 1806 г.
Основанием для датировки является положение автографа в рукописи—сре¬ди черновых набросков осени 1806 г. «Назад тому с десяток лет…» записано вслед за наброском «Басни» («Однажды в гору, в круть…»), который датируется тоже осенью 1806 г. (см. примеч. к стих.).
В. И. Резанов, обративший особое внимание на этот набросок, дал ему следую¬щее жанровое определение: «самостоятельная идиллия, по примеру Карамзина, выступившего с сентиментальным рассказцем „Фрол Силин, благодетельный че-ловек»» (Резанов. Вып. 2. С. 488). В описании рукописи, сделанном И. А. Бычко¬вым, отрывок назван «сказкой». Об интересе Жуковского к жанру идиллии гово¬рилось неоднократно (см.: Резанов. С. 255—256, 486—490; Вацуро В. Э. Русская идиллия в эпоху романтизма// Русский романтизм. Л., 1978. С. 120—128). Нельзя не согласиться с мнением исследователя о том, что «идиллическое миросозерца¬ние, как особая концепция бытия, присуще поэту на всем протяжении его творче¬ства, включая работу над переводом гомеровского эпоса» (Янушкевич. С. 159). В наброске о Тите—«добром человеке» главными становятся важнейшие идилличе¬ские мотивы: семья, гармония человека с природой, чувствительность человека как основа его добродетели.
И. Айзикова
(Миртил и Палемон)
(«В ирохладну ночь Миртил на холме отдыхал…») (С. 354)
Автограф (РНБ, он. 1, № 12, л. 50)—черновой, с обилием вариантов (даны в квадратных скобках).
При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 21 (ст. 1—7). Впервые полностью: Резанов. Выи. 2. С. 443.
Печатается по тексту первой полной публикации, со сверкой по автографу. Датируется: 1806г.
Основанием для датировки является положение автографа в рукописи, среди басенных переводов из Флориана и Лафонтена 1806 г. И хотя черновой набросок сделан на листе бумаги с водяным знаком 1804 г., думается, он органично связан с «лирическим взрывом» 1806 г., когда Жуковский написал свыше 40 произведений.
Как установил В. И. Резанов, набросок является началом перевода идиллии швейцарского поэта Саломона Геснера (1730—1788) «Миртил и Тирсис» (Salomon GeBners Schriften. Zurich, 1801. Bd. 3. S. 84). Как справедливо замечает Резанов, «идиллия, видимо, нравилась ему [Жуковскому], возбудила его собственную твор-ческую фантазию — и в ней родились поэтические образы, дополнившие собою немецкий подлинник: у Жуковского перед героем, которого он называет Палемо-ном — имя, также навеянное, по-видимому, Геснером [У Геснера есть идиллия „Palemon».— Примеч. В. И. Резанова],—расстилаются озаренные луною равнины и холмы, видна речка, рыбачья хижина, поросшие деревьями скалы; пейзаж этот, очевидно, отражает личные впечатления Жуковского от окрестностей Мишенско-го, которые были недавно воспеты нашим поэтом в его элегии „Вечер»» (Резанов. Выи. 2. С. 486—487). Ср. идиллию «Палемон» (1818) у В.И.Панаева (Поэты 1820—1830-х годов. Л., 1972. Т. 1. С. 185—186).
Но, пожалуй, в аспекте творческой эволюции поэта не менее важны еще два момента: во-первых, то, что прозаическую идиллию Геснера Жуковский перелага¬ет стихами и тем самым предвосхищает свои опыты переложения прозы на язык поэзии (об этом см.: Лебедева О. Б., Янушкевич А. С. Неопубликованные стихо¬творные переложения западноевропейской прозы в творчестве В. А. Жуковского 1830—1840-х годов // РЛ. 1982. №2. С. 153—163). Во-вторых, очевиден ранний интерес Жуковского к жанру идиллии (см. примеч. к наброску «Назад тому с деся¬ток лет…») и к европейскому классику этого жанра С. Геснеру. Подробнее о рус¬ской рецепции его творчества см.: Резанов. Выи. 2. С. 482—485; Данилев¬ский Р. Ю. Россия и Швейцария: Литературные связи XVIII—XIX вв. Л., 1984. С. 59—84.
А. Янушкевич
«Был зайчик косолап, зверь добрый, но чудак!..»
(С. 354)
Автограф (РНБ, он. 1, № 12, л. 39 об.)—черновой, без заглавия. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 21 (ст. 1—7). Впервые полностью: Резанов. Выи. 2. С. 443.
Печатается по тексту первой полной публикации, со сверкой но автографу. Датируется: февраль 1807 г.
Датировка отрывка определяется его положением в рукописи (см. примеч. к басне «Прогна и Филомела»).
Как установил В. И. Резанов, «это начало довольно длинной басни Флориана— „Le Lievre, ses amis et les deux Chevreuils»» («Заяц, его друзья и две Косули»; кн. III, №7). Говоря о работе Жуковского по переложению начала этой Флориановой басни (13 стихов подлинника русский переводчик излагает 12-ю), исследователь добавляет: «Привожу этот его черновой отрывок (…), который любопытен еще и в том отношении, что показывает, с какой легкостью переводил наш поэт басни,—
зачеркнутого и исправленного очень немного, вполне удовлетворительный пере-сказ почти сразу на бумагу…» (Резанов. Выи. 2. С. 443).
А. Янушкевич
Прогна н Филомела
(«Случилось прошлою весной…») (С. 355)
Автографы:
1) РНБ, on. 1, № 12, л. 40 об.—черновой набросок.
2) РНБ, on. 1, № 12, л. 41—перебеленный текст чернового наброска, с много-численными исправлениями, с заглавием: «Прогна и Филомела».
При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 21 (ст. 1—5). Впервые полностью: ПСС. Т. 11. С. 130.
Печатается по тексту первой полной публикации, со сверкой по автографу. Датируется: февраль 1807 г.
Датировка отрывка определяется его положением в рукописи—непосредст¬венно за черновым автографом романса «Дубрава шумит», имеющим точную дату: «12 февраля (1807 г.)».
Отрывок является переводом басни Лафонтена «Philomele et Progne» (кн. Ill, № 15). По существу, Жуковский неревел почти весь текст подлинника, за исклю¬чением самой концовки из 3-х стихов (об этом подробнее см.: Резанов. Вып. 2. С. 467—469).
Летом 1811 г. эту же басню перевел К. Н. Батюшков (BE. 1811. Ч. 60. №23. С. 186—187). Как и в случае с переводом «Сна могольца» Лафонтена (см. примеч. к басне «Сон могольца» в т. 1 наст, изд.), поэты вступали в творческое соревнова¬ние. Но Жуковский свой перевод так и не напечатал.
Прогна и Филомела—К заглавию басни Батюшков сделал следующее примеча¬ние: «Филомела и Прогна—дочери Пандиона. Терей, супруг последней, влюбил¬ся в Филомелу, заключил ее в замок, во Фракии находящийся, обесчестил и отре¬зал язык. Боги, сжалившись над участию несчастных сестер, превратили Филоме¬лу в соловья, а Прогну в ласточку» (Батюшков. Т. 1. С. 387). Современную трак¬товку мифа см.: Мифы народов мира. М., 1982. Т. 2. С. 337.
А. Янушкевич
«Мой друг, часы летят—и юность погибает!..»
(С. 356)
Автограф (РНБ, он. 1, № 12, л. 50)—черновой набросок. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые:
