МТ (в разделе «Изящная словесность»). Весь текст здесь зачеркнут красными чернилами, внизу надпись цензора: «Баллада «Старуш¬ка», ныне явившаяся «Ведьмой», подлежит вся запрещению, как пьеса, в которой дьявол торжествует над церковью, над Богом» (РС. 1887. Т. 61. С. 485).
Между тем читающая публика была знакома с балладой. Хорошо известен, на-пример, факт чтения поэтом баллады во дворце, во время которого, по легенде, одной из фрейлин стало дурно. Эту легенду имеет, вероятно, в виду один из ге¬роев (граф) «Комедии против комедии» М. Загоскина, представленной 3 ноября 1815 г. в Санкт-Петербурге. Вот фрагмент его монолога из первого явления второ¬го действия: «Вот, например, один из моих знакомых читал недавно при дамах свое сочинение: лишь только он начал, то у всех, кто мог его понимать, волосы стали
20 — 9079
3°5
ПРИМЕЧАНИЯ
дыбом; в половине чтения сделалось многим дурно, а под конец одна дама упала в обморок и лежит теперь при смерти в горячке. — Вот истинно пиитические стихи» (Загоскин М. Комедия против комедии или Урок волокитам. СПб., 1816. С. 38). Об одном из таких предстоящих чтений сообщается в post scriptunVe записки Жуковс¬кого к баронессе Черкасовой:
Я буду, ес.ш не умру
Иль не поссорюсь с Аполлоном,
Читать вам погребальным тоном,
Как ведьму черт унес,
И напугаю вас до слез.
(См.: Записка к баронессе. Т. 1. С. 351 наст, изд.)
М. А. Дмитриев вспоминал: «В то время, когда я в первый раз видел Жуковско¬го у моего дяди (т. е. 1813 или 1814 года), у него были уже приготовлены к печати два тома его сочинений (…) Он давал моему дяде свою рукопись на рассмотрение, она была и у меня; я читал ее и помню, что в ней была уже баллада «Старушка» из Саути, которой, однако, нет ни в одном из первых изданий. Она была напечатана уже гораздо позже. Елена Петровна Балашова, жена министра, сказывала мне, что Жуковский читал эту балладу у них в доме, что она не понравилась многим дамам, слушавшим это чтение, и что они отсоветовали Жуковскому ее печатать» (Жуков¬ский в воспоминаниях. С. 124).
Чтобы опубликовать «Старушку», Жуковскому пришлось коренным образом переработать редакцию 1814 г. Изменения были внесены, главным образом, в фи¬нал. Жуковский добавил ст. 137—140 (они есть уже в беловом автографе ПД. Р. 1. Оп. 9. № 8), где описывается шум у ворот храма в последнюю ночь, здесь опять нагнетается атмосфера страха. Но самое главное: поэт убирает рассказ о том, как Сатана вошел в храм. Приведем варианты ст. 163—164: «Но не дерзнул войти он в Божий храм // И ждал пред дверью сокрушенно». Ниже записано «Через порог никто ступить не смел, // Но что-то страшное там ждало; // Всем чудилось, что там пожар горел, // Что все от зарева сверкало (зачеркнуто) // Что все в окрестности пы¬лало» — все зачеркнуто (см. № 30), сбоку еще один вариант: «И в храм никто войти не смел, // Ждал он ужасный, разъяренный, // И весь в огне огромный Божий храм // Казался печью раскаленной» (эти стихи несколько раз зачеркивались, восстанавли¬вались: Жуковский пытался сохранить образ раскаленной печи, но в конце концов все было зачеркнуто— РНБ. № 30). Окончательный вариант ст. 163—164 (БиП и С 5) звучал так: «Но не дерзнул войти он в Божий храм, // И ждал пред дверью раз¬дробленной». Переработке подверглись и ст. 165—168, 177—180 (см. комм.).
Следы продолжения работы над тексгом баллады находим в авторизованной копии (№ 36). Здесь появляется новый вариант ст. 3 (см. комментарий), оконча¬тельный вариант ст. 4 — в обоих случаях убирается момент назидательности. По¬является окончательный вариант ст. 96— пространство, где будет происходить ужасное событие, ограничивается. Вариант ст. 131 усиливает контраст, который в полной мере проявляется в финале. Ст. 163—164, 165—168, 177—180, записанные в их ранней редакции, зачеркнуты, сбоку рукой Жуковского вписаны варианты, вошедшие в С 5.
306
ПРИМЕЧАНИЯ
В первой публикации появились окончательные варианты ст. 30, 32, 52, 131, 148. Окончательный вариант ст. 1,3, 15 встречаем только в тексте, подготовленном Жуковским для С 5 (см. постишный комментарий). Правка, вероятно, была вызва¬на стремлением усилить мотив миражности, зыбкости мира, скрывающего за види¬мым благополучием невидимую трагедию. Такая двуплановость дает возможность философского толкования сюжета, многосложного эмоционального восприятия. Итак, изменив строфы, где речь идет о появлении Сатаны в храме, и внеся мотив его побега отгуда, Жуковский и в окончательной редакции, принятой цензурой, сохраняет самое главное — балладную атмосферу исключительного, отходящего от устоявшихся норм, которую как ни в какой другой балладе Жуковского можно на¬звать ситуацией «на отлете» (Л. Н. Душина). Такая атмосфера заставляет читателя переживать все происходящее остро, как в первый или последний раз.
Баллада Жуковского оказалась остроконфликтной в обеих редакциях, представ¬ляя собой емкую картину сложной индивидуальной психологии и морали. Про¬никая в диалектику добра и зла, Жуковский все более чуждается прямого мора¬лизирования. Центр тяжести в обоих текстах перенесен с осуждения, звучащего у Саути, на трагические обстоятельства и внутреннее переживание их героями, кото¬рые запечатлены в момент тяжелейшего испытания. Уже в редакции 1814 г. Жуков¬ский демонстрировал новые принципы лиризма, усложненные приемы передачи картины мира: намеки, недосказанность, живописно-зрительные и музыкальные средства. Многое из этого восходит к поэтике фольклорной баллады (3-частный сюжет — повторение с нарастанием, рефрены и др.). Тем более показательно, что эти свойства остались в редакции 1831 г. Наконец, через всю творческую историю баллады проходит заметная ориентация Жуковского на народную этику и филосо¬фию, что сказалось не только в мотиве суда, но и в настойчивом проведении идеи могущества Сатаны, который в народном сознании, как известно, всегда присут¬ствует (в отличие от канонического христианского) как антипод Бога, равный ему по силе влияния на человека.
Саути знал о существовании перевода Жуковского и, возможно, о его цензур¬ной истории. Рассказал ему об этом А. И. Тургенев (см. его письмо от 10 августа 1828 г. к Н. И. Тургеневу: Письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу. Лейпциг, 1872. С. 114). В предисловии к т. 6 своего Собрания сочинений (1838) Саути писал, полемизируя с теми, кто воспринимал балладу как пародийную: «Совсем по-иному была она воспринята в России, где после того, как была переведена и опубликова¬на, она была запрещена по той единственной причине, что дети слишком боялись ее. Об этом мне рассказал один русский путешественник, посетивший меня в Кези-ке» (цит. по: Зарубежная поэзия. Т. 1. С. 593).
Баллада оказала очень большое влияние на современников Жуковского. Самым ярким примером является повесть «Вий» Н. В. Гоголя, воздействие баллады на ко-торую устанавливается многими исследователями. Пародийный образ Жуковского в поэме «Дом сумасшедших» А. Ф. Воейкова во многом определялся мотивами и образами его «Баллады о старушке». Мотивы баллады иронически обыгрывались на заседаниях «Арзамаса» (см., например, ответ С. С. Уварова П. А. Вяземскому на заседании, состоявшемся 24 февраля 1816 г. // Арзамас-2. Кн. 1. С. 330; с этим же встречаемся в мемуарных свидетельствах С. С. Уварова от 8 января 1851 г. — Там же. С. 32). В письме Жуковского П. А. Вяземскому от 12 января 1816 г. находим шу¬
20*
ПРИМЕЧАНИЯ
точное стихотворение, являющееся собственным пародическим перепевом «Балла-ды о старушке…»:
Макар сквозь сон в каморке прокричал:
Шути хин слышит и бледнеет! Ужасну весть Макар ему сказал;
Шутихнп в трепете потеет И вопит скорбно: «Где мои дед седой?
Ему соврать мне слово дайте! Пора в театр! в исходе час шестой!
Скорей, скорей! не опоздайте!» И к толстяку приходит дед седой —
Его услышано носланье! II пролог он приносит под полой
Острожского нзданья! Но лишь к одру подносит пролог он,
Вся туша страшно застенала! Как шум райка ее протяжный стон,
Как будто ложа засвистала! «Лх, удали свой пролог, дед седой!
Уже не в пользу мне читанье!» Был страшен вид его главы пустой,
И в пузе слышалось бурчанье! «Вся жизнь моя в грехах погребена!
Я полоумный сочинитель! Твоя ж душа от смысла спасена!
Ты будь от смысла мне спаситель!»
(См.: Арзамас-2. Кн. 2. С. 345—346).
Известно, что арзамасцы окрестили Старушкой С. С. Уварова. Самого Жуков¬ского Пушкин называл «певцом Громобоя и Старушки» (Пушкин. Т. 13. С. 40).
Ст. 1. На кровле ворон дико прокричал… — В ранней рукописной редакции, а так-же в первой публикации: «На кровле вран печально прокричал».
Ст. 3. Попятно ей, что ворон тот сказал… — Варианты были следующие: «Пе-чальну весть ей черный вран сказал» (РНБ. № 15), «Ужасну весгь ей черный вран сказал», «Понятно ей, что вещий вран сказал» (РНБ. № 36. Последний вариант сохранился и в первой публикации).
Ст. 4. Слегла в постель, дрожит, хладеет… — В ранней редакции: «Над ней час смерти тяготеет» (№ 15), «Слегла в постель, (уж кажется) дрожит, хладеет» (№ 36).
Ст. 15. Как смерти крик ее протяжный стон… — В ранних редакциях и первой публикации было: «Как смерти глас ее протяжный стон».
Ст. 17. Не подноси ко мне святых Даров… — Святые Дары — освященные хлеб и вино, которые символизируют в православии и католицизме Тело и Кровь Хрис¬тову, хранящиеся в православной церкви в дарохранительнице для тех верующих, которые не смогли присутствовать на причащении. Вкушая хлеб и вино, — прича¬щаясь — верующие приобщаются ко Христу.
Ст. 30. Я кровь младенцев проливала… — В ранней редакции было: «Я кровь мла-денцев похищала».
308
ПРИМЕЧАНИЯ
Ст. 32. И кости мертвых похищала… — В редакции 1814 г. стих читался так: «И кости мертвых отрывала».
Ст. 52. Из воску ярого горели… — В ранней редакции было: «Из воску белого го-рели».
Ст. 76. В помост пред Царскими дверями… — Имеются в виду Царские врата, двухстворчатая дверь в центре иконостаса, соединяет алтарь с остальным храмом.
Ст. 81. Поют дьячки все в черных стихарях… — Стихарь — церковное облачение дьяконов и дьячков.
Ст. 96. Перед начатием моленья… — В ранней редакции: «По совершении мо-ленья» (№ 15), в поздней авторизованной копии (№ 36) исправлено и дан оконча-тельный вариант.
Ст. 103. Молитву клир усерднее творит… — Клир в христианской церкви — сово-купность священнослужителей и церковнослужителей.
Ст. 131. Смелей дьячки на крылосах поют… — В копии, сделанной рукой Прота-совой: «И стихло всё! Дьячки смелей поют»; в поздней авторизованной копии: «И тихо всё; дьячки смелей поют».
Ст. 139. Как будто степь песчаную оркан… — Оркан (германизм — от нем. Orkan — ураган).
Ст. 148. Поднять глаза не смеет в страхе… — Вариант первой редакции: «Главу поднять не смеет в страхе».
Ст. 163—164. Но не дерзнул войти он в Божий храм П И ждал пред дверью раздроблен¬ной… — В ранней редакции стихи читались так: «И вкруг него огромный Божий храм // Казался печью раскаленной». В поздней авторизованной копии
