этот вари¬ант зачеркнут, сбоку Жуковским вписано: «Но не дерзнул войти он в Божий храм // И ждал пред дверью раздробленной»; в позднем черновом автографе: «Но не де¬рзнул войти он в Божий храм // И ждал пред дверью сокрушенно», ниже еще один (зачеркнутый) вариант: «Через порог никто ступить не смел, // Но что-то страшное там ждало, // Всем чудилось, что там пожар горел, // (Что все от зарева сверкало) Что все в окрестности пылало» (так читается строфа и в беловом автографе — ПД. Р. 1. Оп. 9. № 8). Ниже дан еще один вариант: «И в храм никто войти не смел, но там // Ждал он, ужасный, разъяренный, // И весь в огне огромный Божий храм // Казался печью раскаленной» — вариант несколько раз зачеркивался и снова восстанавли¬вался (РНБ, № 30). В первой публикации эти стихи читались так: «Но не дерзнул войти он в Божий храм, // И ждал пред дверью раздробленной».

Ст. 165—168. И с громом гроб отторгся от цепей ~ Они рассыпались золою… — В ранней редакции стихи читались так: «Едва сказал: «Исчезните!» цепям — // Они рассыпались золою; // Едва рукой коснулся обручам — // Они истлели под рукою». В поздней авторизованной копии этот вариант зачеркнут, сбоку рукой Жуковского вписан вариант, вошедший в БиП и С 5. В позднем черновом автографе: «Вдруг тяжкий гроб отторгся от цепей // (И с громом гроб сорвался» — зачеркнуто), далее записан приведенный выше вариант, вошедший в первую публикацию и в С 5.

Ст. 169—170. И вскрылся гроб. Он к телу вопиет: /I «Восстань! иди вослед влады-ке!»…— В позднем черновом автографе: «И вскрылся гроб (вдруг голос к ней — за-черкнуто) и к телу в нем // (Ужасный глас: Восстань! Иди восчед — зачеркнуто) (извне пришло — зачеркнуто) Сквозь дверь пришло: Иди к владыке». В автори¬зованной копии 1831 г. было: «Сквозь двери (враг— зачеркнуто): встань, иди к владыке» — зачеркнуто.

3°9

ПРИМЕЧАНИЯ

Ст. 177—180. Шатался, пошла она к дверям ~ И, как пожар, пылали очи… — В ран-ней редакции 1814 г. было: «И ко вратам пошла она с врагом… // Там зрелся конь чернее ночи. // Храпит и ржет и пышет он огнем, // И как пожар пылают очи». — В поздней авторизованной копии этот вариант был зачеркнут и сбоку вписан тот, что вошел в БиП и С 5, за исключением ст. 179, который читался в БиП так: «Храпел и прыгал там». В позднем автографе было: «Шатаяся, пошла она к дверям, // (Там ждал — зачеркнуто) Огромный конь чернее ночи // (Храпел — зачеркнуто) Ярился (под седоком — зачеркнуто) Храпел и прыгал там // (Рдели очи, глаза горели — за¬черкнуто) И как пожар пылали очи» (№ 30).

Ст. 181—182. И па копя с добычей прянул враг; I/И труп завыл; и быстротечно… — В ранней редакции: «И на коня добычу взбросил враг // И сел вперед и быстротеч¬но», в поздней авторизованной копии этот вариант исправлен на тот, который стал окончательным. В позднем автографе была попытка исправить ст. 181: «И с громом на коня добычу взбросил враг» — зачеркнуто.

Ст. 183. Конь полетел, взвивая дым и прах… — В позднем автографе Жуковский пы¬тался найти другой вариант: «Он поскакал», «И взвизгнул конь» — все зачеркнуто.

И. Айзикова

Алина и Альсим

(«Зачем, зачем вы разорвали…») (С. 56)

Автографы:

1) РГАЛИ. Оп. 3. № 8. Л. 2 об., 4 об., 6—7 об. — черновой, перемежается рабо¬той над балладами «Варвик», «Эльвина и Эдвин», с вариантом заглавия: «Минвана и Альсим», с датировкой: «27 октября» в начале и «30 октября» в конце.

2) ПД. № 9625 — беловой (10 строфа), со слов: «Разлуки жизнь воспоминанье…» (ст. 73—80), в альбоме А. П. Зонтаг (л. 5 об.).

Копии:

1) РГАЛИ. Оп. 1. № 30. Л. 19—22 об. — рукою А. П. Киреевской.

2) РГАЛИ. Оп. 1. № 2. Л. 2—7 — рукою неизвестного лица.

3) РГАЛИ. Оп. 1. № 10. Л. 23—26 об. — рукою неизвестного лица. Впервые: Амфион. 1815. Кн. VI. Июль. С. 100—110.

В прижизненных изданиях: С 1—5 (С 1—4 в рубрике «Баллады»); БиП.

Датируется: 27—30 октября 1814 г.

Баллада «Алина и Альсим» является переводом романса «Les constantes amours cTAlix et cTAlexix. Romance sur un air Langedocien» французского поэта, представи¬теля стиля рококо в литературе Франсуа-Огюстена Паради де Монкрифа (1687— 1770). Монкриф известен как поэт и прозаик, как автор комедий «Ложная магия» (1719), «Дельфийский оракул» (1722), пародийного сочинения «История кошек» (1727), балета-феерии «Власть Амура» (1733) и других произведений, вошедших в его собрание сочинений (Oeuvres, 1751—1768). Монкриф состоял членом Француз¬ской академии, был музыкантом, актером, придворным чтецом королевы Марии, жены Людовика XV (1710—1774).

•310

ПРИМЕЧАНИЯ

Работа над переводом баллады приходится на долбинский период творчества Жуковского и ведется параллельно с работой над балладами «Варвик», «Эльвина и Эдвин». Об этом свидетельствуют как черновой автограф баллады, так и составлен-ные поэтом хронологические и жанрово-тематические списки долбинских стихо-творений (подробнее об этом см. комментарии к долбинским текстам О. Б. Лебеде¬вой в т. 1 наст. изд. С. 678—682).

Перевод Жуковского является, по выражению И. М. Семенко, точным по своей установке (Семенко. С. 161). Текст Монкрифа стилизован в духе поэзии средне-вековых трубадуров (Оверн, Маркабрю, Рюдель, Бертран де Борн), писавших на провансальском языке «ок» (lange сГос), на что указывается и в заглавии романса. В стиле оригинала значимы архаические элементы, которые Жуковский сумел пе¬редать и в переводе (см.: Зарубежная поэзия. Т. 2. С. 600, 602). При этом наивная архаичность стиля позволила русскому поэту в значительной степени сосредото¬читься на «внутреннем» сюжете баллады (Семенко. С. 179). Жуковский изменяет имена героев (у Монкрифа — Алике и Алексис), силлабический стих оригинала пе¬редает сочетанием четырехстопного и двухстопного ямбов (о разностопных ямбах Жуковского см.: Матяш С. А. Жуковский и русская стиховая культура XVIII — пер-вой половины XIX в. // Жуковский и русская культура. Л., 1987. С. 86). В черновом автографе баллады имелась заключительная 30-я строфа:

Длины бедной приключенье —

Урок мужьям: Не верить в первое мгновенье

Своим глазам! Застав с женою армянина

Рука с рукой, Молчите — есть тому причина;

Идет домой!

(РГАЛИ Оп. 3. № 8. Л. 7—7 об.).

Это автограф из собрания И. Н. Розанова, описанный в статье К. А. Марцишев-ской (Марцишевская К. А. «Alix и Alexis» Монкрифа в переводе Жуковского: по не-изданному автографу // Труды Орехово-Зуевского пед. ин-та. Кафедра языка и ли-тературы. 1936. С. 54—67). Впоследствии при напечатании поэт отказался от этой строфы. О причинах отказа см.: Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики. М., 1995. С. 58.

Изучение всех автографов и копий баллады позволяет выделить несколько эс-тетически значимых для нее контекстов. Прежде всего это автобиографический контекст произведения, в котором нашли поэтическое воплощение личные взаи-моотношения Жуковского с М. А. Протасовой и ее семьей (об этом см.: Зейдлиц. С. 65; Загарин. С. 161, 163; Веселовский. С. 169). Созданная в долбинскую осень 1814 г., баллада «Алина и Альсим» вместе с другими стихотворениями этого перио¬да рассматривается как целостное художественное единство, как переломный этап в судьбе и творческой эволюции поэта. Одновременно долбинский контекст акту-ализирует лироэпическую, жанровую, тематическую, стилистическую поэтику бал-лады, раскрывает ее «промежуточное» положение между «высокой» («Императору Александру», «Певец в Кремле», «Аббадона») и «домашней» поэзией. Балладный контекст Жуковского 1808—1814 гг. позволяет говорить о системности жанрово¬

311

ПРИМЕЧАНИЯ

го мышления поэта в процессе работы над переводом «Алины и Альсима». Так, в 1810 г. на обложке немецкого издания сочинений Бюргера среди 28 балладных ис-точников упоминается и романс Монкрифа «Алексис и Алике» (Янушкевич. С. 82). Затем в письме к А. И. Тургеневу от 1 декабря 1814 г. Жуковский хронологически сближает и тематически противопоставляет баллады «Алина и Альсим», «Эльви¬на и Эдвин», с одной стороны, и «Варвик», «Балладу о старушке» — с другой. Ср.: «Переведены четыре баллады… (…) Новые баллады, кажется, не хуже первых, и две только в страшном роде» (ПЖТ. С. 132). Общая структура этой баллады, вклю¬чающая в себя развернутый сюжет борьбы героев с судьбой, сюжет «обручального обета», психологический конфликт между рациональным и эмоциональным, над¬личностным и личностным восприятием мира, «внешнее» и «внутреннее» время действия, экзотический колорит, стилистическую близость к лирике Жуковского 1810-х гг., органически вписывается в процесс внутренней эволюции жанра как лироэпического произведения (подробнее об этом см.: Степапищева Т. Н. Баллады Жуковского: границы и возможности жанра // Проблемы границы в культуре. Тар¬ту, 1998. С. 97—НО). Наконец, франкоязычный контекст этой баллады позволяет соотнести ее с размышлениями Жуковского о связи чудесного и обыкновенного при чтении эстетических трактатов Лагарпа, Вольтера, Батте, Шатобриана, с его переложениями 1806—1810-х гг. из «легкой» французской поэзии (Парни, Делиль, Мильвуа), с переводом стихотворения Монкрифа «Прошли, прошли вы, дни очаро¬ванья…» (1816), актуализирующего тему жизни-воспоминания (см. раздел «Жуков¬ский и французская литература» // Семинарий. С. 152—154).

В сознании современников баллада «Алина и Альсим» воспринималась как ори-гинальное произведение Жуковского, развивающее устойчивые образы и мотивы его лирики. Ср.: «Вариации из (…) Монкрифа (…) все на одну тему — тоску любви, тихую радость, жертву любви, свидание за гробом» (Полевой Н. А. Баллады и по¬вести В. А. Жуковского // Полевой Н., Полевой К. С. Литературная критика: Статьи, рецензии 1825—1842. Л., 1990. С. 219). По мнению Белинского, эта баллада имела для своего времени «великое достоинство» (Белинский. Т. 7. С. 171).

«Алина и Альсим» неоднократно служила источником для оригинального и па-родийного литературного творчества. Так, арзамасское прозвище Д. В. Давыдова (1784—1839) — Армянин — упоминается в документах этого литературного обще¬ства (Арзамас-2. Т. 1. С. 463). Много реминисценций из этой баллады встречается у Пушкина. Например, высказывается предположение об «арзамасской» перелицов¬ке баллады «Алина и Альсим» в «Черную шаль» (1820). Ср.:

В покои отдаленный вхожу я одни… Неверную деву лобзал армянин.

Не взвидел я света; булат загремел… Прервать поцелуя злодей не успел

(Пушкин. Т. 2. С. 151).

Подробнее об этом см.: Немзер А. Поэзия Жуковского в шестой и седьмой гла¬вах романа «Евгений Онегин» // Пушкинские чтения в Тарту. Вып. 2. Тарту, 2000. С. 58—59. См. также мотивы возможной ревности и верной жены, генеральский титул мужа Татьяны, «знаковое» имя княжны Алины, ответ Татьяны Онегину, сближающие балладу Жуковского с романом «Евгений Онегин». Ср.:

ПРИМЕЧАНИЯ

Но шпор незаппый звон раздался, И муж Татьяны показался…

(Пушкин. Т. 6. С. 189).

Также ср. мотив переодевания и определенное сюжетное сходство баллады с драмой Лермонтова «Маскарад» (1835):

Нина (слабо):

Прощай, Евгений!

Я умираю, но невинна… ты злодей…

(Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. Л., 1980. С. 364).

Подробнее об этом см.: ВольпертЛ. С. От «верной» жены к «неверной» (Пуш¬кин, Лермонтов: французская