экземпляр был в библиотеке А. С. Пушкина): «Молодая узница», Андре де Шенье, положенная на музыку Вернье, первой арфой Королевской академии музыки, членом Общества детей Аполлона» (Грешная Е. Примечание // Шенье А. Указ. соч. С. 472). Выход это¬го издания, напомнившего о трагической судьбе казненного поэта и представив¬шего в полноте собрания сочинений неповторимость и обаяние художественного мира Шенье, не могло не взволновать поэтическое воображение Жуковского, у ко¬торого с 1814 г. лежало незавершенное вольное переложение «Молодой узницы». Но теперь на увлечение одой Шенье наложилось восхищение поэзией Байрона, пережитое Жуковским в 1819 г.

А. И. Тургенев писал 13 августа 1819 г. П. А. Вяземскому, поклонявшемуся Бай-рону и сокрушавшемуся по поводу кажущегося ему равнодушия Жуковского к анг-лийскому поэту: «По всем признакам, он точно воскресает, и гений — воскреситель его есть Вугоп (…)» (ОА. Т. 1. С. 286). В ответ на присланный Вяземским перевод восьми сгроф из «Чайльд Гарольда» Тургенев 22 октября 1819 г. писал: «Ты пропо-ведуешь нам Байрона, которого мы все лето читали. Жуковский им бредит и им пи-тается» (ОА. Т. 1. С. 334). В письме от 13 августа Тургенев сообщил важную деталь: «Я восхищаюсь уродливым произведением Байрона: «Манфред»», трагедия. Жу-ковский хочет выкрасть из нее лучшее» (ОА. 1. С. 228). В библиотеке Жуковского (Томское собрание) хранится издание: «Manfred. А tragedy by Lord Вугоп. Leipzig, 1819» (Описание. № 758) с карандашными пометами поэта. В бумагах Жуковского (РНБ. Оп. 2. № 33) сохранился экземпляр книги («Шильонский узник») издания 1818 г., на страницах которого в 1821 г. будет сделан перевод поэмы Байрона. Зна¬комство с «Шильонским узником» в 1819 г. сказалось в развитии ранее сделанного вольного переложения оды Шенье. На возможность влияния «Шпльопского узни¬ка» на Жуковского при создании баллады «Узник» указах Ц. С. Вольпе (Стихотво¬рения. Т. 1.С. 402).

В автографе № 1 зафиксирован момент «вторжения» байроновских мотивов в текст создаваемой баллады. Написав 29 строф (нумерация поэта), воссоздававших

24′

371

ПРИМЕЧАНИЯ

полностью замысел 1814 г. (соответствующих семнадцати в последней редакции) и включивших новые строфы, а именно — обращение юноши к любимой, на л. 35 справа Жуковский написал столбиком план, в котором отчетливо обозначены два мотива, которые можно связать с чтением «Манфреда»: мотив звезды и мотив пе-чального одиночества:

— С нетерпением

— Свобода у дверей

— (нрзб)

— Задумчивость

— Звезда

— Гаснул

— В молчании

Закончив на л. 35 17-й строфой, Жуковский написал текст баллады от начала до конца. Во вновь написанном тексте поэт развернул мотив обращения узника к погибшей возлюбленной, подобный заклинанию Манфреда к Астарте. Пишется новый текст (18—19 строфы в форме несобственно прямой речи), а образ узницы обретает для героя знамение в символе звезды. (У Байрона: «I have outwatch’d the stars // And gazed o’er heaven in vain in search of thee» (Я вглядывался в звезды и тщетно искал тебя на небесах) — у Жуковского: «Но тихо в сумраке ночей // Он бродит // И с неба темного очей // Не сводит: // Звезда знакомая там есть; // Она к нему приносит весть…»)

Печатью влияния «Манфреда» и «Шильонского узника» Байрона отмечена и ра-бота над образом узника. В автографе № 1 психологический рисунок героя имел более резкий, драматичный характер с чертами мучительной отчужденности от людей — «дикостью немой», «холодностью» (см. постишный комментарий). В фи¬нале баллады Жуковского, как и в «Манфреде», герой умирает, но освещение этого конца у Жуковского и Байрона противоположно. Манфред умирает непримирен-ным, и аббат «страшится думать, куда уходит он от земли». Герой Жуковского уле¬тает вослед звезде: «О милом весть и в мир иной // Призванье… (…) Все то, чего душа ждала, // И жизнь в улыбке отошла».

Завершая работу над текстом «Узника» в 1819 г., Жуковский использовал сю-жетные и психологические детали «Манфреда» и «Шильонского узника» Байрона, сообщая своей балладе философскую наполненность и драматическую напряжен¬ность в требовании физической и духовной свободы. Не принимая байроновского бунтарства, Жуковский элегизирует тему узничества, впервые им заявленную в рус-ской литературе, акцентируя общечеловеческий, гуманистический пафос. В этом отношении показательно восприятие баллады Вяземским. В письме к Тургеневу от 10 января 1820 г. он пишет: «»Затворник» прелестен, но как его черт не дернул заговорить с невидимой соседкою? Они влюбились бы друг в друга, и я уморил бы обоих в страданиях Танталовых. Таким образом кусок был бы жирнее.

Кто след ее забытых дней Укажет?

Кто знает, где она ивела?

Уголовная палата, тюремщики, летописи тюремные. Я не шучу: меня это своею неистиною поразило» (ОА. 1. С. 7). Для Жуковского, в противовес Вяземскому, не-обходима была именно балладная атмосфера таинственной, невысказанной любви

ПРИМЕЧАНИЯ

двух близких, но загубленных душ как выражение всеобщего мирового неблагопо-лучия и противостояния злу великих сил любви и нравственности.

В архиве поэта сохранился прозаический перевод Жуковским «Узника» на не-мецкий язык, относящийся к самым последним годам жизни поэта. См. об этом: Gerhardt D. Eigene und ubersetzte deutsche Gedichte Zukovskijs // ГОРСКИ BHJE-НАЦ a GARLAND of essays oftered to professor Elisabeth Магу Hill. Cambridge,1970. S. 138—143.

Близок к Вяземскому критик Сына Отечества. В «Письме к Издателю» за под-писью «NN» помещен разбор «Узника», в котором высокая оценка Жуковского как «Корифея Русских Поэтов нашего поколения» сочетается с критическими замеча-ниями в адрес выражений, создающих атмосферу неопределенности и загадочнос¬ти, как то: «тайно-небесное», «след ее забытых дней» (СО. 1820. Ч. 62. С. 24—26).

«Действительно очаровательной» «романической балладой» назвал «Узника» И. И. Козлов, которого Жуковский посетил 25 декабря 1819 г. и читал балладу «Уз¬ник». А 26 декабря, как пишет И. И. Козлов, Жуковский «принес мне «Манфреда», 3 и 4 песню «Чайльд Гарольда» — у меня есть 1-я и 2-я, и от доброго дружеского чувства подарил мне эти восхитительные творения лорда Байрона, поэта моего сердца. Это новогодний подарок. Я его благодарил от всей души. Я прочел ему его романическую балладу; она действительно очаровательна» (Старина и новизна. 1906. Кн. 11. С. 42).

Влияние баллады «Узник» сказалось в разработке темы узничества в рус¬ской литературе, включая многочисленные переводы оды «La jeune captive» Ше¬нье на русский язык (см. Грешная Е. А. Андре Шенье в России // Шенье А. Указ. соч. С. 448—471). Особый интерес в этом аспекте представляет стихотворение А. С. Пушкина «Андрей Шенье» (1825), в котором, по словам В. Г. Белинского, рус¬ский поэт «создал поэтическую апофеозу всей его [Шенье] славной жизни и слав¬ной смерти» (Белинский. Т. 5. С. 250). Пушкин чутко воспринял контаминацию идей Шенье и Байрона в балладе Жуковского. В Посвящении к стихотворению Пушкин поставил рядом двух европейских поэтов, подчеркнув на фоне всеобще¬го увлечения байронизмом исключительную значимость поэзии Шенье — «певца любви, дубрав и мира» (Пушкин. Т. 2 (1). С. 397). Пушкинское стихотворение пос¬троено на развитии реминисценций из Шенье. Уже две первые строфы, задающие тон и содержание всей элегии, варьируют мотивы оды «La jeune captive» («усталая секира», «жертва», «задумчивая лира», «юный певец», «казнь»). Название Х-й Оды («Узница») введено в текст стихотворения, и образ героини овеян элегической ме¬ланхолией баллады Жуковского: «(…) может быть, и Узница. Моя // Уныла и блед¬на, стихам любви внимая (…)» (Пушкин. Т. 2 (1). С. 400). Однако пушкинская ре¬цепция отлична от Жуковского. Герой элегии уподоблен самому поэту Шенье, что закреплено в Примечаниях к сгихотворению. Узник Пушкина — певец не только любовных страданий, выразивших неблагополучие в мире потрясенной красоты, но «это образ лучшего поэта Франции, поэта-гражданина, вдохновленного Рево¬люцией и Революцией казненного» (Аверинцев С. С. «Ноты, священная свобода…». Отзвуки Великой французской революции в русской культуре // Новый мир. 1989. № 7. С. 186).

В. Г. Белинский определил «Узника» как «одно из самых благоуханных роман-тических произведений Жуковского» (Белинский. Т. 7. С. 196). Баллада положена на музыку в 1832 г. А. А. Плещеевым.

373

ПРИМЕЧАНИЯ

Ст. 1—2. «За днями дни идут… IIНапрасно… — В автографе № 2: «За днями дни медлительно идут // А нет свободы!»

Ст. 7. Смотрю в высокое окно… — В автографе № 1 следовал текст: «3. Порою птица (птичка — вариант) запорхнет // Из рощи мне пичужка // На ней свободу принесет //Ив вышине подружка (нрзб) // Там сердце улетело // И душу всю с собой умчало! // 5. В облака на вышине // Вы птицы … От вас одних во глубине // Темницы // Ко мне щебетали о том, что воля в мире есть! // О воле принесет молву // Что в мире и во сне мне снится // Уж до нее не доживу». (Далее все варианты, кроме спе¬циально оговоренных, даются по тексту автографа № 1.)

Ст. 19—23.Лишь миг весенним бытием — Душа готовилась любить… — «Минуту юным бытием // Цвела я, // Минуту на пиру земном // Была я! // (Жильцы весенние земли зачеркнуто) // Едва мечта ко мне пришла! // Едва душа себе самой // Сказалась // Едва (нрзб) пленительным // Спозналась // Едва готовая любить // И все покинуть, все забыть».

Ст. 30. Меле ними хладная стена… — «Меж ними темная стена». После этого сти¬ха следовал черновой текст: «Еще природа предо мной // Вся дышит, // душа везде привет родной // В ней слышит. // Мой день надеждой оживлен // И тих младен¬чески мой сон, // Еще любуюсь синевой // Небесной // И рощи зелени живой // Дре¬весной // Мой день надеждою живет // И тих младенчески мой сон // Понятно мне журчит поток, // Неслышно дышит ветерок (вариант: Еще поплещет ветерок, // И тихо зажурчит поток»).

Ст. 39. Сидит, раздумью предана… — «Печальным думам предана».

Ст. 41. Младенчески прекрасный вид…— «Тиха, младенчески тиха».

Ст. 42. И слезы падают с ланит… — В автографе № 1 после этого стиха следовал текст: «И смотрит на нее порой // Уныло // И ловит (нрзб) // Взор милой // Ее в ней душу узнает // И ей свою передает».

Ст. 48. Огонь ее младых ланит… — «Ему темница стала с ней // Вселенной, // И просит тягостных цепей // Священных, // И с наслажденьем видит взор // Тяжелый на двери запор».

Ст. 53—54. Согласной думой и тоской II От неба участи одной… — Варианты: Од-ной свободы от небес // И с ней сливать усладу слез; Одной любовью от небес // Сли-вается утехой слез; В прискорбном наслажденьи слез // Одной судьбиной от небес.

Ст. 90. И тщетно ждет он…все молчит… — В автографе № 1 после этого стиха следует: «Проходит день, пошел другой // Напрасно! // Следов нет жизни за стеной // Ужасной! // Там поселилась (вариант: воцарилась) тишина! // И неприступная стена».

Ст. 91.