Увы!удел его решен… Варианты: Смерть унесла ее; И смерть взяла ее. Ст. 103—104. Но хладно принял он привет II Свободы… — Увы! ея не принял он // Привета.

Ст. 107—108. Напрасно будут проходить… IIПогибшего ие возвратить… — Вся пре¬лесть бытия ушла, // И жизнь вотще его звала!

Ст. 117. Задумчив, грустит немой… — Варианты: Задумчив, дикостью немой; Безмолвен, грустию немой.

Ст. 120. Он в людстве сумрачен и тих… — Он в людсгве холоден и тих. После этого стиха следовало: «Вотще манит его краса // Природы, // Вотще зовут его леса // И воды; // Ничто душе не говорит! // Воспоминание молчит».

.374

ПРИМЕЧАНИЯ

Ст. 125—126. Исполнен смутного огня, II Стоит он, голову склон я… — «Туманным пламенем горит //Ив даль недвижимо глядит».

Ст. 132. Она к нему приносит весть…— В автографе № 1 после этого стиха следу¬ет текст: «Что там далеко над звездой // Он знает, // Что он согласно с ними быть // Внимает. // Что знает он, что он любим // Любимой».

Ст. 137. Ее краса оживлена… — «Его звезда оживлена».

Э. Жилякова

Мщение

(«Изменой слуга паладина убил…») (С. 146)

Автограф (РГАЛИ. Оп. 1. № 18. Л. 1) — беловой.

Впервые: Невский зритель. 1820. Ч. 1. Февраль. С. 85, с подписью: «В. Ж…». В прижизненных изданиях: С 3—4 в разделе: «Баллады», в С 5 с под¬заголовком: «Баллада (из Уланда)». БиП. Ч. 1. С. 41—44. Датируется: июнь 1820 г.

Маленькая балладная трилогия из Уланда («Мщение», «Три песни», «Гаральд»), датируемая традиционно 1816 г., относится предположительно к началу— июлю 1820 г. Трудно определить точное время написания, но два текста («Мщение» и «Три песни») находятся в архиве в непосредственной близости со стихотворени¬ем «Песня («Отымает наши радости…»)»— л. 1 об. Черновой автограф «Песни» хранится в РНБ (Оп. 1. № 29. Л. 43) и расположен между датированными автором листами: «16 июня (1820)» (л. 42) и «10 июня (1820)» (л. 43 об.). Между л. 42 и 43 вырвано два листа. Можно лишь предполагать, но не утверждать, что на них нахо¬дились черновые автографы баллад «Мщение» и «Три песни».

Перевод баллады И.-Л. Уланда «Die Rache», написанной 3 февраля 1810 г. и опубликованной в том же году в журнале «Pantheon», № 2. Повествование Уланда, предельно сжато и напряженно. В нем нет ни одной лишней детали. Каждое дву-стишие (кроме первого) содержит два законченных действия, парность которых подчеркивается парной мужской рифмовкой. Повествование ведется спокойно, ничем не выдавая авторского отношения к событиям. Поэт использует нейтраль¬ную лексику, однотипный синтаксис, его четырехударный дольник также ориенти¬рован на передачу обыденной разговорной речи.

Жуковского к произведению, несомненно, привлекла всегда волновавшая его тема возмездия за совершенные преступления. Это созвучие мысли автора и пе¬реводчика во многом обусловило и очень точную передачу русским поэтом все¬го поэтического строя стихотворения, что особенно удавалось ему в переводе тех произведений, «с которыми (по выражению В. Г. Белинского) натура его связана родственною симпатиею» (Т. 7. С. 207).

Одновременно с этим перевод Жуковского более связан с литературной, не¬жели с фольклорной (у Уланда) традицией. Он более эмоционально наполнен и напряжен, чем оригинал. Элемент этической оценки происшедшего появляется с первых строк текста. Если у Уланда читаем: «Der Knecht hat erstochen den edelen

ПРИМЕЧАНИЯ

Herrn, // Der Knecht vvar selber ein Ritter gern» (Слуга заколол благородного госпо-дина, / Слуга сам хотел стать рыцарем), то у Жуковского: «Изменой слуга паладина убил: // Убийце завиден сан рыцаря был».

Уланд на протяжении всего стихотворения именует героя либо «Knecht» (слуга), либо «ег» (он). Жуковский сразу называет слугу «убийцей», мотив убийства — за-висть, и совершено убийство не в честном бою, а «изменой». Жуковский не именует убитого «благородным», как Уланд, что придает элемент социальной оценки со-бытию: благородного господина убил подлый слуга. Но, напротив, называет учас-тников драмы рядом, как некую неразрывную, исторически детерминированную пару — господин (рыцарь) и его оруженосец (слуга), тем самым еще раз подчерки¬вается предательская сущность убившего.

Созданию мрачного колорита действия баллады способствует семантическое значение лексики, с помощью которой ведется описание, лексики более литератур¬но-поэтической, чем простонародная лексика уландовского стихотворения: «убил», «свершилось убийство», «ночная пора», «труп», «поглощен… рекой», «утопил». Од-новременно с этим в балладе Жуковского используются и слова с оттенком арха-ичности, такие как «мщение» (не «месть»!), «сан рыцаря», «паладин», которых нет в оригинале, но которые способствуют созданию ощущения романтической рыцар¬ской старины.

В балладе сохранен объем и система образов, характер рифмовки. Вместо че-тырехударного дольника Жуковский использует четырехстопный амфибрахий с парной мужской рифмовкой, что, по мнению С. А. Матяш, явилось «впечатляющей поэтической акцией» поэта (Ж. и русская культура. Л., 1987. С. 90). В автографе рыцарь и паладин пишутся с заглавной буквы; стихи 4, 6 и 12 заканчиваются вос-клицательным знаком, а стихи 7, 9 и 11 вместо двоеточия завершаются тире, хотя, унифицируя знаки препинания в каноническом тексте, Жуковский оставляет тире во второй строфе.

В 1859 г. положено на музыку А. С. Даргомыжским («Паладин»).

Ст. 2. Убийце завиден сан рыцаря был… — В автографе: «Завиден убийце сан ры-царя был».

Ст. 6. И в них на коня паладииова сел… — Паладин— название легендарных сподвижников Карла Великого и короля Артура. В данном случае — верный, про-славленный рыцарь.

Н. Реморова

Три песни

(«Споет ли мне песню веселую скальд?..») (С. 146)

Автограф(РГАЛИ. Оп. 1.М> 18. Л. 1) —беловой.

Впервые: Соревнователь просвещения и благотворения. СПб., 1820. Ч. 10. № 4. С. 79—80. Подпись: «В. Ж.».

В прижизненных изданиях: С 3—5. С 3—4 в разделе: «Баллады». В С 5 с подзаголовком: «Баллада (из Уланда)».

Датируется: июнь 1820 г.

376

ПРИМЕЧАНИЯ

См. обоснование датировки в комм, к балладе «Мщение». Н. К. Кульман публи-кует ее в составе альбома С. А. Самойловой (гр. Бобринской). См.: Кульман Н. К. Ру-кописи В. А. Жуковского, хранящиеся в библиотеке гр. Александра Алексеевича и Алексея Александровича Бобринских // Известия 2-го Отделения Императорской АН. Т. 5. Кн. 4. СПб., 1900. С. 1087. № 33.

Перевод одного из ранних стихотворений И.-Л. Уланда «Die drei Lieder», напи-санного им 10 ноября 1807 г. и опубликованного в «Trost Einsamkeit» (1808. № 14).

Главный герой баллады Уланда — молодой (ein Jungling) дружинный певец, одинаково хорошо владеющий и арфой и мечом, которые у него всегда при себе: «Die Harf in der Hand, das Schwert an der Lende», такие певцы были при всех коро¬левских, княжеских, феодальных дружинах времен Средневековья.

Имя короля, во владениях которого происходит действие — Зигфрид (Sifrid — южнонемецкая форма имени Зигфрид) — единственная деталь, позволяющая предполагать, что действие происходит в немецких землях и что в основу баллады положено одно из немецких сказаний. Делать на этом особый акцент автор, житель Вюртемберга (Тюбинген), вряд ли стремился, хотя нет сомнения, что народная основа баллады обнаруживается и в лексике (преимущественно разговорной), и в употреблении редуцированных форм, в тавтологической рифме рефрена.

Если в более поздней балладе («Die Rache», 1810) Уланд будет говорить о воз-мездии за преступление как о своеобразном «персте судьбы», то в «Трех песнях» королю-убийце в смертельном поединке, в честном бою мстит его подданный.

Композиционной особенностью баллады является наличие во втором, третьем и пятом четверостишиях рефрена, повторяющего основную часть предыдущей стро¬ки и выражающего суть каждой из «песен» певца королю-убийце. Форма рефрена также несколько необычна: в каждой строке его содержится своеобразное «обраще¬ние» к читающим или слушающим — повторить только что сказанное:

Ст. 8. «Und aber: «Hast ihn meuchlings erstochen!»

Ст. 12. «Und aber: «Musst fechten auf Leben und Sterben!»

Ст. 20. «Und aber: «Liegt in seinem roten Blute!»

Это анафорически повторяющееся «Und aber» — своего рода призыв-аллюзия к разоблачению, справедливому суду и заслуженной каре тем, кто совершает насилие над человеком, призыв, созвучный бурной эпохе начавшихся национально-освобо-дительных войн против наполеоновского нашествия.

Баллада написана четырехтактным дольником с парной мужской и женской рифмовкой внутри четверостиший.

Русский поэт при переводе баллады заменяет размер на четырехстопный ам-фибрахий со сплошной мужской парной рифмовкой.

Жуковский, создавая свои «Три песни», привносит в балладу скандинавский ко-лорит, назвав короля Освальдом, а героя определив как скальда. Понятие скальд изначально несет в себе культурно-историческую окраску: они существовали толь¬ко в определенную историческую эпоху, на достаточно ограниченной (Исландия и Скандинавия) территории и были создателями уникальной поэзии, не имеющей аналогов в других странах. Это не просто дружинные певцы, но люди, впервые в истории средних веков осознавшие, что вдобавок ко всем другим доблестям они обладают особым качеством — умением слагать стихи, за что пользовались особым

ПРИМЕЧАНИЯ

уважением и претендовали на индивидуальность, которая могла быть выражена только в неповторимости формы, тогда как содержанием должны были служить не мифологические, а реальные события. Песня скальда — его деяние, и слова ее воспринимались как истина, вне зависимости от того, хвалебную или хулительную песнь он создал.

Жуковский, который живо интересовался историей как русской, так и запад-ноевропейской, по справедливому замечанию В. И. Резанова, «не был чужд непос-редственного влияния кельтической и скандинавской поэзии» (Резанов. Вып. 2. С. 66). При этом, на наш взгляд, в отличие от многих современников, он не ставит знака равенства между «кельтической» поэзией, воспринимаемой через Макферсо-на и его «Оссиана», и гораздо менее известной читателям скандинавской поэзией, знакомство с которой в конце XVIII в. только-только начиналось.

Одним из первенцев этого «узнавания» стала книга: Р. А. Mallet (1750—1807). Introduction а THistoire du Danemark ой 1’ontraite de la religion, de Lois, des moeurs et des usages de anciens Danios. 1785, переведенная на русский язык и опублико¬ванная в СПб. в 1785 г. С любым из этих изданий Жуковский мог быть знаком. В то же время в его библиотеке (Описание. № 1993) имеется книга другого ис¬следователя— Ф. Рюса (Rtihs СН. Е; 1781—1820) «Эдда. С введением о северной поэзии и мифологии» («Die Edda. Nebst einer Einleitung tiber nordische Poesie und Mythologie… Berlin, 1812»), содержащая пометы владельца. Эту книгу поэт не толь¬ко внимательно читал, но и конспектировал, о чем свидетельствует его архив (РНБ. Оп. 1. № 88), где находится тетрадь с конспектом «Северной мифологии и поэзии» с собственноручной надписью «Извлечения из Рюсовой Эдды».

Интерес Жуковского к скандинавской поэзии и мифологии был достаточно дли-телен, и, находясь в Дерпте, он не только посещает лекции г. Эверса (1781—1830), профессора, читавшего историю средних веков, но и просит А. И. Тургенева «поско-рее купить (…) книгу: Ruhs, Handbuch der Geschichte des Mittelalters» (PC. 1901. № 4. C. 136). Книга вышла в Берлине в 1816 г. В библиотеке поэта эта книга также есть (Описание. № 1994), хотя и более позднее издание. Не исключено, что идея замены уландовского Наггпег’а на скальда и перенесение места действия в скандинавские земли (король Освальд), явилась как раз под влиянием увлечения русского поэта исландской