в
4зо
ПРИМЕЧАНИЯ
1831 г. и намечающих, как указывают исследователи, путь формирования русского эпоса. Этим во многом и определялась правка в черновом автографе. Характер же перевода свидетельствует о принципиальном обращении Жуковского здесь к своей заветной мысли о способности человека верить в себя и о существовании Божест-венной, надличной силы, в конечном итоге все расставляющей по своим местам.^ Таким образом, переводчик заостряет философскую, религиозно-нравственную, проблематику баллады. Интересно, что автограф, хотя он и черновой, имеет очен^ небольшое количество правок и они не связаны с трудностями перевода. Они ног сят стилистический, фонический, ритмический характер (ст. 33—36, 89, 92 — см. постишный комм.).
Первая публикация, однако, имеет некоторые очень существенные разночте¬ния с автографом и с последней прижизненной публикацией в С 5: ст. 9 — рито¬рически-возвышенное «внемли» заменено на доверительное обращение «послу¬шай»; ст. 13—14 в БиП читаются как в автографе («В Марокке мы омоем землю кровью // И радостно, в тяжелый муки час…»), впоследствии Жуковский подчер¬кнет мотив веры, религиозного подвига («В Марокке мы за веру нашей кровью // Омоем землю, там в последний час…»); по той же причине в ст. 20 прилагатель¬ное «спасительна» заменено на существительное «спасение»; ст. 21—22 и 23—24 поменялись местами — Жуковский отказывается от логики подлинника и начи¬нает строфу с указания на главное событие («Кто первый наши гробы встретит»); ст. 72 («На мне лежит болезни тяжкой бремя») заменено на «Я чувствую»: очень характерная правка для Жуковского, заботящегося о раскрытии внутреннего со¬стояния героини.
Уже в автографе был зачеркнут вариант ст. 87—88 («Чтобы почтить, предупредя народ, // Угодников смиренною мольбою») и рядом записаны стихи, вошедшие во все публикации (и в первую, и в последнюю прижизненную) — Жуковский вновь подчеркиваег суть (нравственно-психологическую, философскую, религиозную) поступка королевы, заставляющей короля первым встретить мощи угодников. В ст. 93 изменено только одно словосочетание (вместо «при слове сем» в автографе в публикации читаем «немедленно»), но это меняет ритм, скорость движения вре¬мени события внешнего, от которого напрямую зависит душевная жизнь героев. Характер разночтений автографа и редакций совпадает с характером перевода, в процессе которого заметно усиливается религиозная проблематика текста. Приве¬дем лишь наиболее характерные примеры: в ст. 5 появляется характеристика У ра¬ки «набожная» (отсутствующая в подлиннике), в ст. 7—8 введены слова чернецов («Ты нас в своих молитвах помяни, // А над тобой Христос с Пречистой Девой!»); в ст. 11—12 зазвучал мотив суда небесного; в ст. 16— мотив любви в христианс¬кой его трактовке; в ст. 31—32 — мотив Божественной благодати; ст. 37—40 под¬верглись в переводе значительному изменению (ср.: «They have fought the fight, О Queen! // They have run the race; // In robes of white they hold the palm // Before the Throne of Grace» — The poetical works of R. Southey… P. 182); в ст. 149—152 явлен мотив чуда, спасения души; в сг. 143—144 — мотив святости.
Кроме того, переводчик добивается общей напряженности, драматизма по-вествования и главное — совпадения (соотнесенности) двух его линий: событий¬ной (эпической) и эмоционально-психологической. Внутреннее состояние Ура-ки определяется не только волей Бога (хотя именно это Жуковский особенно акцентирует в своей балладе), но и окружающими ее, вполне земными обсто¬
ПРИМЕЧАНИЯ
ятельствами, складывающимися трагически. В свою очередь, интерес к собы¬тию поддерживается именно тем, что в зависимость от его развития поставлена душа героини, ее переход от земного существования к новому, неземному. Так, в первой же строфе Жуковский сообщает читателям, что чернецов ждет смерть, а королеву — неминуемое испытание. Мотив неизбежности выбора подчеркнут и далее (ст. 69).
Однако Жуковский будет избегать открытой рационалистической заданности в изображении, он снимет в переводе прямые указания Саути типа «дурное пред-знаменование», «мы будем молиться в день твоей смерти», «у нас есть время, мы можем задержаться». Особенно сильно изменен в переводе финал — он, по сути, написан самим переводчиком. Последние стихи баллады Саути, где все оказы¬вается логически ясным и конкретным, Жуковский переводит, подчеркивая как раз идею универсальности ситуации, ее таинственного смысла, сложной соотне¬сенности в ней случайного и закономерного, общечеловеческого и индивидуаль¬ного. Эти идеи и мотивы будут характерны для многих поздних произведений Жуковского.
Ст. 17. В Коимбру наши грешные тела… — Коимбра — город в Португалии.
Ст. 33—35. «Король Альфопзо, знает ли что свет II О чернецах? Какал их судьбина? II Приял ли ум царя Мирамолииа… — В автографе: «Король Альфонзо, слышит ли что свет // О чернецах? Какая их судьбина? // Смягчил ли ум царя Мирамолина».
Ст. 89. Меня всех сил лишает мой недуг… — В автографе было: «Лишает сил моих меня недуг» — зачеркнуто.
Ст. 92. Спеши ж вперед со свитою, мой друг»… — В автографе было: «А ты скорей вперед» (зачеркнуто, дан вариант, ставший окончательным).
Ст. 106. Идут, поют, несут святые раки… — Рака — большой ларец для хранения святых мощей, имеет вид саркофага и устанавливается в церкви.
Ст. 156. Отец Францискэшвой предводит пас… — Возможно, имеется в виду Фран-циск Ассизский (1181 или 1182—1226), основатель религиозного братства, которое после его смерти превратилось в католический орден францисканцев, живших не в монастырях, а в миру, сгранствовших и проповедывавших.
И. Айзикова
Роланд Оруженосец
(«Раз Карл Великий пировал…») (С. 201)
Автограф (РНБ. Оп. 1. № 37. Л. 2 об.—4 об. и л. 6—7 об.) — л. 2 об.— 4 об. — черновой с датой:: «31 октября — 4 ноября» до слов: «Искусной выломан рукою»; л. 6—7 об. — чередование черновых и беловых фрагментов, часть писана сначала карандашом, а потом по карандашу чернилами с датой: «Tour du Peil. 5 ноября» (л. 6); л. 6 об. —дата сбоку: «6 ноября»; л. 7 — сбоку дата: «7 ноября»; л. 7 об., внизу: «Tour du Peil. 7 ноября».
Впервые: Новоселье. 4.2. СПб., 1834. С. 257—272. Подпись: «В.Жуковс¬кий». С пометой: «31 октября. 1832. Верне, на берегу Женевского озера».
ПРИМЕЧАНИЯ
В прижизненных изданиях: С 4—5. В С 4 в разделе «Баллады»; есть разночтения с первой публикацией. В С 5 имеются разночтения с текстом С 4. В С 5 с подзаголовком: «Баллада (из Уланда)», отнесена к 1833 г.
Датируется: 31 октября — 7 ноября 1832 г.
Перевод баллады немецкого поэта И.-Л. Уланда «Roland Schildtrager» (1811); впервые опубликована в альманахе «Dichterwald» за 1813 г., написанной им во время пребывания в Париже, куда он отправлялся для изучения права, но где на протяжении 1809—1811 гг. усиленно занимался изучением романской филологии и сгарофранцузской поэзии, в которой значительное место принадлежит произве¬дениям, связанным с именем Карла Великого и его паладина Роланда. В средневе¬ковых сказаниях Уланд ищет способы изображения человеческого величия, под¬вига, благородства — всего того, чего так недостает в современной ему немецкой действительности, в его родном Тюбингине, особенно в период, когда почти вся Германия находится под властью Наполеона.
Сюжет баллады Уланда восходит к старофранцузским сказаниям, сложившимся после «Песни о Роланде» и включавшим уже не только героическое изображение событий, но и элементы игры, непринужденного грубоватого юмора.
Баллада Уланда написана семистишиями с чередованием четырехстопных и трехстопных ямбических строк (Я 4343443) с мужской и женской рифмовкой (ababccdd). Общий объем баллады — 210 стихов.
Жуковский в своем произведении использует восьмистишие четырехстопного ямба с чередующейся мужской и женской рифмовкой (ababccdd). В результате объ¬ем баллады несколько увеличивается. В ней 240 стихов
Немногие писавшие о «Роланде оруженосце» исследователи (Шестаков С. Замет¬ки к переводам В. А. Жуковского из немецких и английских поэтов. Казань, 1903; Кашинский В. Я. Жуковский как переводчик баллад // ЖМНП. 1915. № 1) едино-душны в том, что поэт достаточно точно передает сюжет, характер героя и окру-жающих его паладинов. Однако при сравнении баллады Уланда и произведения Жуковского выявляется значительное количество различий, относящихся прежде всего к форме передачи многочисленных деталей и ситуаций, которые и составля¬ют поэтическую прелесть и неповторимость произведения.
К балладе «Роланд оруженосец» в полной мере могут быть отнесены слова по¬эта: «(…) у меня все чужое или по поводу чужого— и все, однако, мое» (СС. Т. 4. С. 544). Ее трудно назвать переводом. И вряд ли случайно она не включена в из¬дание «Зарубежная поэзия…» (1985), а в сборнике Л. Уланда (Стихотворения. М., 1988), куда вошло 13 стихотворений в переводе Жуковского, данная баллада поме¬щена в переводе В. Левика, более близком к оригиналу. Этот пробел восполнен в специальном издании «Немецкая поэзия в переводах В. А. Жуковского» (М., 2000. С. 502—517; параллельные тексты).
Жуковский, работая с балладой Уланда, достаточно вольно перелагает отде¬льные строфы, добавляет или опускает отдельные характерные детали, сохраняя при этом стиль оригинала, его грубоватый юмор, энергичность и жизнерадостный дух произведения. Еще Шестаков замечал, что «свободные варианты» в передаче отдельных строк оригинала «придают свежесть и картинность описанию» (Шеста¬ков С. Указ. соч. С. 11), сообщают ему большую экспрессию и динамизм, —добавим мы. Так, первая же строфа, повествующая о встрече Карла Великого с рыцарями
ПРИМЕЧАНИЯ
за круглым столом у Жуковского подана в духе описания подобной сцены в рыцар¬ских романах как веселый и радостный пир. При этом, если у Уланда на 7 строк приходится 4 глагола (sass, stellte, durften, sah), то у Жуковского на 8 строк 9 глаго¬лов (пировал, был, ходил, трещал, гремел, шумел, пили, ели, горели).
Это усиление экспрессивности проходит буквально через все сцены, все эпизоды баллады. Так, если у Уланда: «Sie haben Stahlgewand begehrt // Und hissen satteln ihre Pferd, // Zu Reiten nach dem Riesen» (Они потребовали свою стальную броню // И ве-лели седлать лошадей, // Чтобы ехать за великаном), то у Жуковского: «Мечи тяже¬лые берут; // Сверкают их стальные брони; // Их боевые пляшут кони» (ст. 22—24).
У У л а н д а: «Wie wohl ihm war, des Helden Speer, // Des Helden Schild zu tragen!» (Как он был рад нести копье героя, // Щит героя!). УЖуковского: «Едва от ра¬дости он дышит; // Бодрит коня; конь ржет и пышет» (ст. 39, 40).
У У л а н д а: «Er sah, es kam von einem Schild; // Den trug ein Reise gross und wild, // Vom Berge niedersteigend» (Он увидел, что это сияние исходит от щита; // Его нес ог-ромный и дикий великан, // Спускаясь с горы). УЖуковского: «И там, как туча, со щитом, // Блистающим от талисмана, // Валит громада великана» (ст. 54—56).
Иногда Жуковский опускает какие-то детали, преимущественно те, которые не имеют принципиального значения для основного события, для главной идеи в понимании ее переводчиком. Так, он не называет место пира Карла Велико¬го — г. Аахен, не перечисляет яств на столе, дорогую посуду на нем. Опускает Жуковский и часть шутливого монолога Найма Баварского, явившегося к Карлу