повести Тика перевода стихотворения Миль¬тона «Прочь отсель, Меланхолия…» (см. Т. 2 наст, изд.) позволяет прояснить эту позицию переводчика.
Ст. 8. (…) назывался он Вальтер. — У Тика и в переводе Шишкова: Филипп Валь-тер (Philipp Walther).
О. Лебедева, А. Янушкевич
(Военный суд на Мальте)
(«Был вечер тих, и.море голубое…») (С. 319)
Автограф (ПД. № 27767. Л. 1 об. — 2) — черновой, карандашом, без загла¬вия.
При жизни Жуковского не печаталось и в посмертные собрания сочинений не входило.
Впервые: РА. 1982. № 2. С. 159—160. Публикация О. Б. Лебедевой и А. С. Янушкевича.
Печатается по тексту этой публикации, с уточнением датировки. Датирутся: предположительно первая половина 1834 г.
Текст поэтического наброска записан Жуковским сразу же вслед за переложе¬нием повести Л. Тика «Белокурый Экберт» (см. примеч. в наст, томе), беловой ва¬риант которого датируется 2 февраля 1833 г.
Как удалось установить, источником для наброска «Был вечер тих, и море го-лубое…» является прозаический рассказ «Subordination» («Субординация») из английского «Военно-морского журнала» (The Naval and Military Magazine. Lon-don, 1828. Vol. IV. Sept.-Decem. S. 290—302 — с подписью: C.F.G. За предоставле¬ние материалов этого журнала, отсутствующего в российских библиотеках, наша огромная благодарность Антонии Глассе). В журнале «Телескоп» (1834. Ч. 19. № 8. С. 499—520. Ц. р. — от 23 февраля 1834 г.) был опубликован его русский перевод под заглавием: «Военный суд на острове Мальте», с подзаголовком: «Быль» и ука¬занием на источник: «Naval and Military Magazine», но без имени автора и перевод¬чика. Разыскания В. И. Симанкова (за сообщение о их результатах мы приносим ему искреннюю благодарность) позволяют уточнить проблему источника и автора, скрывшегося в журнале по инициалами C.F.G. Это рассказ «Subordination» («Воин¬ская дисциплина») английской писательницы Кэтрин Грейс Фрэнсис Гор (Cathrine Crace Frances Gore; 1799—1861), автора около 70 романов. Позднее рассказ вошел в анонимно изданный сборник «Romances of Real Life. By the author of „Hungarian Tales»». Vol. II. N. Y, 1829. P. 184—197.
Осмысляя характер литературной продукции «Телескопа» этого времени, Н. И. Мордовченко замечает: «Английская литература оставалась в журнале не¬сколько в сгороне до 1834 г., когда после Ункиар-Искелесского договора (1833) в воздухе запахло русско-английской войной. В 1834 г. в ‘Телескопе» оживает по-настоящему интерес к английской литературе…» (Очерки по истории русской жур¬налистики и критики. Т. 1. Л., 1950. С. 356). Заметим, что в одном номере с «Во¬енным судом на острове Мальте» был напечатан очерк «Воскресенье в Лондоне» из «New Monthly Magazine».
Любопытно, что одним из постоянных переводчиков в «Телескопе» был И. В. Проташинский, который, по словам Н. Ф. Павлова, «перевел более, чем Воль¬тер написал». Известно, что он в течение некоторого времени замещал в «Теле¬скопе» Н. И. Надеждина, редактора журнала. И. В. Проташинский был сыном В. А. Проташинского, сводного брата М. А. Протасовой, и находился в дальнем родсгве с Жуковским.
Рассказ «Субординация» неизвестного автора — незамысловатая история о судь¬бе благородного солдата Франка Виллиса, поднявшего руку на старшего по чину капитана Мажанди, покусившегося на чесгь его жены, прекрасной и добродетель¬ной Бесси. Несмотря на все усилия офицеров полка, защищавшего своего товари¬ща, судьба Франка Виллиса была решена военным судом: он приговорен к смертной казни. Его жена, оставив сиротой маленького сына, умирает, не выдержав выпавших на нее испытаний. Эпиграф из Байрона, который был сохранен и в переводе на стра¬ницах «Телескопа»: «Не died, as erring man should die, // Without display — without pa-rade!» («Он умер, как должен умирать всякой, без суетности, без бравады!» — англ.), передает пафос всего рассказа, в центре которого история мужества и благородства, нравственного достоинства человека, идущего на смерть за свои убеждения.
Интересно, что прозаический перевод в «Телескопе» начинается именно с той части текста подлинника, что и переложение Жуковского: «В один прекрасный ве¬чер, в августе, группа молодых офицеров, коих лица изображали живейшее бес¬покойство, собрались на большом плац-параде Валетты». Достаточно пространное общее рассуждение об английском судопроизводстве было проигнорировано пере¬водчиком. Еще любопытнее то, что у русских интерпретаторов английского тек¬ста действие из «средиземноморского города» перенесено на Мальту, в Валетгу. Представляется, что это далеко не случайно: набросок стихотворного переложения «Был вечер тих…» Жуковского и перевод в «Телескопе» связаны между собой. Не имея никаких документальных подтверждений, можно высказать предположение, что именно прозаический перевод «Военный суд на острове Мальте» стал источни¬ком стихотворного переложения Жуковского. Как это нередко бывало в 1830-е гг., он, заинтересовавшись произведением, написанным прозой, решил переложить его в стихи. Так как восьмой номер «Телескопа», выходившего в 1834 г. еженедель¬но, появился в самом начале марта, то, вероятно, в первой половине этого же года Жуковский и начал свой перевод.
Жуковского привлекла нравственная проблематика «были», ее документаль¬ная основа. Тема неправедного суда органично вписывается в атмосферу после-декабристских событий (накануне десятилетия со дня восстания) и общественно-философских размышлений Жуковского в связи с его работой над «Запиской о Н. И. Тургеневе», в контекст его творческих поисков 1830-х гг. («Торжество по¬бедителей», «Суд в подземелье», «Суд Божий», «Суд Божий над епископом»). Не исключено, что эта тема актуализировалась в сознании Жуковского в связи с собы¬тиями отставки А. С. Пушкина, развернувшимися 25 июня — 6 июля 1834 г. Днев¬никовые записи от 30 июня — 6 июля свидетельствуют о его душевном смятении и драматизме сложившейся ситуации, понимании опасности ссоры Пушкина с Ни¬колаем I (об этом подробнее см.: Иезуитова Р. В. Пушкин и «Дневник» В. А. Жуков¬ского 1834 г. // Пушкин: Исследования и материалы. Т. VIII. Л., 1978. С. 219—247). Если это предположение реально, то время переложения можно конкретизировать и отнести к концу июня — началу июля 1834 г. Быль «Военный суд на острове Мальте» дополняла размышления поэта о неправедном суде и самостоянии чело¬века, обострившиеся именно в это время.
Белый пятистопный ямб, который Жуковский использовал в своем переложении, любопытно соотносится с гекзаметром «Белокурого Экберта», четырехстопным ям¬бом «Эллены и Гунтрама». Поэт ищет свой размер для «повествовательной поэзии», экспериментируя с переложением на язык поэзии различных образцов западноевро-пейской прозы: романтическая новелла, рейнское сказание, документальная быль.
О. Лебедева, А. Янушкевич
(Фридрих и Гела)
(«Рыцарь Фридрих Барбаросса…») (С. 320)
Автограф (РНБ. Оп. 1. № 40. Л. 6 об. — 7) — черновой набросок, без загла¬вия.
При жизни Жуковского не печаталось и в посмертные собрания сочинений не входило.
Впервые: Бумаги Жуковского. С. 108 (ст. 1—5).
Впервые полностью: БЖ. Ч. 2. С. 511. Публикация А. С. Янушкевича. Печатается по тексту этой публикации.
Датируется: между 8 (20) октября 1841 г. и началом июля 1842 г.
Основанием для датировки наброска является его положение в рукописи: ему предшествуют черновики стихотворений «Всесилен Бог» и «Помнишь ли, друг мой, Егора Петровича Щётку…» — с датой: 8 (20) октября 1841 г.; после него идут черновые варианты стихотворения «1 июля 1842», написанного 22 июня — 4 июля 1842 г. В промежутке работы над этими произведениями Жуковский, по всей веро-ятности, и набросал 30 стихов приводимого текста.
Источником его явилось прозаическое рейнское сказание «Friedrich und Gela». В библиотеке поэта сохранилось три издания немецких сказаний, содержащих эту историю:
1) Sagen aus den Gegenden des Rheins und des Schwarzwaldes. Gesammelt von D. Aloys Schreiber. Heidelberg, 1829 (Описание. № 2074).
2) Rheinsagen aus dem Munde des Volkes und deutscher Dichter. Ftir Schule, Haus und Wanderschaft. Zweite Auflage. Von K. Simrock. Bonn, 1837 (Описание. № 2767).
3) Rheinlands Sagen, Geschichten undLegenden. Herausgegeben von Alfred Reu-mont. Koln und Aachen, s.a. (Описание. № 1937).
Во всех изданиях сказание отмечено Жуковским в оглавлении, а в списке твор-ческих замыслов под общим заглавием: «Рейнские сказания» читаем: «Гела» (РНБ. Оп. 1. № 40, оборот последнего ненумерованного листа).
Это одно из известнейших рейнских сказаний, посвященных легендарному Фридриху Барбароссе (ок. 1125—1190), германскому королю и императору Свя¬щенной Римской империи. Сюжет его таков: молодой принц Фридрих Гогенштау-фен горячо полюбил простую девушку Гелу, дочь кастелана, и предложил ей быть его женою. Но она отказалась, благословив рыцаря на великие подвиги, о которых он мечтал. Верность ему Гела пронесла через всю свою жизнь. Всегда помнил её» и Фридрих, вскоре ставший знаменитым рыцарем Барбароссой. И когда в очередной раз он пришёл просить руку Гелы, то узнал, что в одеянии монахини она пошла по его следам в Палестину, чтобы оказывать помощь нуждающимся. Долго искал её Фридрих, но так они больше и не встретились. В её честь Барбаросса основал город Гелагаузен. Память о любви Фридриха и Гелы пережила их и сгала легендой. Про-заический пересказ см.: Рейнские легенды Е. Балобановой. СПб., 1897. С. 15—18.
Из сравнения переложения Жуковского с различными вариантами рейнского сказания «Фридрих и Гела» становится очевидно творческое отношение поэта к материалу. В целом следуя версии Альфреда Реймонта, Жуковский тем не менее сделал перевод фрагмента более концентрированным, убрав лишнее и подчеркнув всё то, что было необходимо для дальнейшего дейсгвия. Уже в этой предыстории поэт высвечивает облик будущего «великого императора», обещавшего быть «кра¬сой и честью века». Вместе с тем в его характеристике он своей излюбленной поэти¬ческой формулой подчёркивает то, что определит нравственный облик героя: «Он прекрасен был лицом, // Но душа ещё прекрасней» (ср. в балладе «Эолова арфа»: «Душа же прекрасней и прелестей в ней»).
Но, видимо, поэта не в меньшей степени интересовал облик и судьба героини. Ведь не случайно в списках это рейнское сказание имеет заглавие «Гела». История любви великого императора и обыкновенной девушки, запечатленная в народных преданиях, была для Жуковского больше чем легендой. Он в ней увидел вопло¬щение своей мечты о равенстве людей всех сословий и о монархе, носителе этой идеи.
В эстетическом аспекте данный набросок интересен прежде всего как ещё один опыт переложения прозаического сказания на язык поэзии. Как и в другом перело-жении рейнского сказания «Карл Великий дал однажды…» (см. примеч. ниже), Жу-ковский использует здесь размер испанских романсов — четырёхсгопный хорей.
А. Янушкевич
(С. 321)
Автографы:
1) РНБ. Оп. 1. № 53. Л. 11 об. — 12 — черновой, ст. 1—48, без заглавия.
2) ПД. № 27774. Л. 1—1 об. — черновой, ст. 49—78.
При жизни Жуковского не печаталось и в посмертные собрания сочинений не входило.
Впервые: Бумаги Жуковского. С. 120 (ст. 1—6).
Впервые полностью: БЖ. Ч. 2. С. 513—515. Публикация А. С. Янушкевича. Печатается по тексту этой публикации. Датируется: 11 (23)— 17 (29) марта 1843 г.
По местоположению в рукописи автографа первых восьми строф (набросок на-ходится между стихотворением «Завидую портрету моему» и повестью «Маттео Фальконе») он может быть точно датирован (см. выше). Что касается остальных пяти строф, написанных на отдельном листке и представляющих необработанный черновой набросок, конец которого читается с большим трудом, то о точной его да¬тировке говорить невозможно, но, вероятно, работа над продолжением проходила
