реке он рассказывал много: как протекала
Пышным, широким потоком она по землям благодатным,
Как на ее берегах прекрасная Вена сняла,
Как по пей величаво ходили суда, как бежали
Мимо плывущих назад берега, услаждая их очи
Зрелищем пажитей, нив, городов и рыцарских замков.
«О! — сказала Бертальда, — как было бы веселр съездить
В Вену водой…» — по, опомнясь, она покраснела и взоры
Робко потупила. Милым ее смущеньем Ундина
Тронувшись, руку ей подала, и в ней загорелось
Сильно желанье утешить подругу свою. «Да за чем же
Дело стало? — сказала она. — Ничто не мешает
Съездить нам в Вену». Бертальда запрыгала с радости. Вместе
Стали они учреждать поездку свою н заране
Тем. что представится нм на пути, восхищались. И рыцарь
С ними был заодно; Ундине, однако, шепнул он:
«Вспомни о Струе; ведь он могуч на Дунае». — «Не бойся, —
С смехом сказала Ундина, — пускай он попробует сделать
Что-нибудь с нами; я тут! при мне уж никак колобродить
Он не посмеет». Ответом таким уничтожены были
Все затрудненья, и с бодрым духом, с веселой надеждой
Стали готовиться в путь. Но скажите мне, добрые люди,
1бб
Все .iii сбывается так на земле, как надежда сулит нам?
Хитрая Власть, стерегущая нас для погибели нашем.
Сладкие песни, чудные сказки подмеченной жертве
На ухо часто пост, чтоб ее убаюкать. Напротив,
Часто спасительный Божий посланник громко и страшно
В двери наши стучится. Как бы то ни было, паши
Путники весело плыли в первые дни по Дунаю:
День ото дня река становнлася шире и виды
Пышных се берегов живописней. Но вдруг — и на самом
Чудно-прелестном месте — открыл свои нападенья
Бешеный Струи; то были сначала простые помехи
(Полны бурлили без ветра; ветер отвеюду, меняясь.
Дул и судно качал); но Ундина одною угрозой,
(«ловом сердитым одним на воздух и в воды смиряла
Силу врага: то было, однако, ненадолго: снова
Он гомозился, и снова Ундина его унимала:
Словом сказать, веселость дороги расстроилась вовсе.
В то же время гребиы, днвяся тому, что в глазах их
Делалось, между собою часто шептались: и скоро
Стали на все с подозреньем посматривать: самые слуги
Рыцаря, чувствуя что-то недоброе, диким и робким
Взором следили господ; а Гульбранд, задумавшись грустно.
Сам про себя говорил: «Таково-то бывает, как скоро
Здесь неровные сходятся; худо, если вступает
В грешный союз земной человек с женой водяною».
Вот что, однако, себе в утешенье твердил он: «Ведь прежде
Сам я не ведал, кто она; правда, тяжко норою
Мне приходит от этой бесовской родни: по мое здесь
Горе, вина ж не моя». Хотя иногда и вливал он
Несколько бодрости в душу свою таким рассужденьем,
Но зато, с другой стороны, все боле и боле
Против бедной Ундины был раздражаем. То слишком,
Слишком она понимала, и в смертную робость угрюмый
Рыцаре в вид ее приводил. Утомленная страхом,
Горем и тщетной борьбой е необузданным Струем, присела
Под вечер к мачте она, и движение тихо плывущей
Лодки ее укачало: она погрузилась в глубокий
Сон. Но едва на мгновенье одно успели закрыться
Светлые глазки ее, как вдруг перед каждым из бывших
В лодке, в той стороне, куда он смотрел, появилась.
Вынырнув с шумом из вод, голова с растворенным зубастым
Ртом и кривлялась, выпучив страшно глаза. Закричали
Разом все: отразился на каждом лине одппакнй
Ужас, н каждый в свою указывал сторону с криком:
«Здесь! сюда посмотри!» И из каждой волны создаласл
Вдруг голова с ужасным лицом, и поверхность Дуная
Вся как будто бы прыгала, вся сверкала глазами,
Щелкала множеством зуб, хохотала, гремела, шипела.
Шикала. Крик разбудил Ундину, и вмиг при воззренье
Гневном ее пропали страшилища вес. Но рыцарь ужасно
Выл раздражен: с умоляющим взглядом Ундина сказала:
«Ради Бога, здесь, на водах, меня не брани ты».
Он умолкнул, сел и задумался. «Друг мой, — шепнула
Снова Ундина, — не лучше ль нам дале не ездить. Не лучше ль
В замок Рингштеттен обратно отправиться? В замке
Будем спокойны». — «Итак, — проворчал, нахмурившись, рыцарь, —
В собственном доме своем осужден я жить как невольник!
Только до тех пор и можно дышать мне, пока на колодце
Будет камень! Чтоб этой проклятой родне…» Но Ундина
Речь его перебила, с улыбкой ему наложивши
На губы рукТ. Опять замолчал он, вспомнив о данном
Им обещанье Ундине. В эту минуту Бертальда,
В мыслях о том, что делалось с ними, сидела на крае
Лодки и в воды глядела; сама того не приметив,
С шеи своей она сняла ожерелье, подарок
Рыцаря; им водила она по поверхности ровных
Вод. любуясь, как будто сквозь сон, сверканьем жемчужных
Зерен в прозрачной, вечерним лучом румяненной влаге.
Вдруг расступилась вода, и кто-то. огромную руку
Высунув, ею схватил ожерелье и быстро пропал с ним.
Вскрикнула громко Бертальда, и хохот пронзительный грянул
Отзывом крика ее по водам. Тут более рыцарь
Гнева не мог удержать; он вскочил к исступленье н в реку
Начал кричать, вызывая на битву с собой всех подводных
Демонов, пике н сирен; а Бертальда своим безутешным
Плачем о милой утрате и пуще его раздражала.
Тою порою Ундина, к реке наклонясь, окунула
Руку в прозрачные волны п что-то над ними шептала;
ib*
Но поминутно она прерывала скоп шепот. Гульбраиду
Голосом нежным твердя: «Возлюбленный, милый, подумай.
Где мы: брани их как хочешь; со мной же ни слона: пи слона.
Ради Бога, со мною одною; ты знаешь». И рыпарь.
Как ни был раздражен, но ее пощадил. Вдруг Ундина
Вынула влажную руку из вод, и в ней ожерелье
Было из чудных кораллов; своим очарованным блеском
Всех ослепило оно. Его подавая Бертальдс,
«Вот что, — сказала она, — для тебя из реки мне прислали.
Друг мой, в замену потери твоей. Возьми же, и полно
Плакать». Но рыцарь в бешенство кинулся к ней. ожерелье
Вырвал, швырнул в Дунай и воскликнул: «Ты с ними
Все еще водишь знакомство, лукавая тварь! пропади ты
Вместе с своими подарками, вместе с своею роднёю!
Сгинь, чародейка, от нас и оставь нас в покое!..» С рукою.
Вес еще поднятой вверх, как держала она ожерелье,
Бледная, страхом убитая, взор неподвижный, по полный
Слез устремив на Гульбранда, Ундина его слова роковые
Слушала: вдруг начала, как милый ребенок, который
Был без вины жестоко наказан, с тяжким рыданьем
Плакать и вот что сказала йотом истощенным от горя
Голосом: «Ах, мой сладостный друг! ах, прости невозвратно!
Их не бойся: останься лишь верен, чтоб было мне можно
Зло от тебя отвратить. Но меня уводят; отсюда
Прочь мне должно на всю молодую жизнь… о мой милый.
Что ты сделал! ах, что ты сделал! о горе! о горе!..»
Тут из лодки быстро она в реку ускользнула:
В коду ль она погрузилась, сама ли водой разлплася,
В лодке никто не приметил: было и то и другое.
Было ни то ни другое. Следа не оставив, в Дунае
Вся распустилась она; но долго мелкие струйки
Около судна шептали, журчали, рыдая: и вслух доходили
Внятно как будто слова: «О горе! будь верен! о горе!..»
С жалобным криком рыцарь упал, и обморок сильный
Душу ему на минуту отвел от тяжелыя муки.
Глава XVI.
О ТОМ, ЧТО ПОСЛЕ СЛУЧИЛОСЬ С РЫЦАРЕМ
Как нам, читатель, сказать: к сожаленью иль к счастью, что наше
Горе земное ненадолго? Здесь разумею я горе»
Сердца, глубокое, нашу всю жизнь губящее горе.
Горе, которое с милым, потерянным благом сливает
Нас воедино, которым утрата для нас не утрата,
Смерть вдвоем бытие, а жизнь порыв непрестанный
К то!! черте, за которую милое наше из мира
Прежде нас перешло. Есть, правда, много избранных
Душ на свете, в которых святая печаль, как свеча пред иконой.
Ярко горит, пока догорит; но она и для них уж
Все не та иод коней, какою была при начале,
Полная, чистая; много, много иного, чужого
Между утратою нашей и нами уже протеснилось;
Вот. наконец, и вею изменяемость здешнего в самой
llaiiicii печали мы видим… итак, скажу: к сожаленью,
Паше горе земное ненадолго. Это и рыцарь
Также изведал — к худу ль, к добру ль своему, мы увидим.
Он сначала только и мог, что плакать, так горько
Плакать, как плакала бедная, кроткая, ангел доброты, Ундина.
Стоя в лодке, когда он отнял у ней ожерелье.
Коим она все поправить так мило хотела; потом он
Так же п руку вверх подымал, как Ундина, и снова
Плакал, и весь изойти слезами хотел. И Бертальда
Вместе с ним плакала искренно, горько. Друг подле друга
В замке Рнпгштсттене тихо жили они. сохраняя
Свято память Ундины н вовсе почти позабывши
Прежнюю склонность. К тому же, в это время случалось
Часто и то. что Гульбранда во сне посещала Ундина:
Грустно к Iкителе его подходила она. п смотрела
Пристально в очи ему, н плакала молча, и тихо,
Тихо потом назад уходила, так что, проснувшись,
Сам он наверно не знал, его ли, ее ли слезами
Были так влажны щеки его. Но вот напоследок
Эти сны об Ундине стали час от часу реже;
Стало на сердце рыцаря тише: в нем скорбь прпзаснула.
По быть может, что он для себя ничего и придумать
В жизни не мог бы иного, как только чтоб память Ундины
Верно хранить и об нем горевать, когда 6 не явился
В замке наш честный старый рыбак и не стал от Гульбранда
Требовать дочери. Сведав но слуху о том, что с Ундиной
Сделалось, доле терпеть он уже не хотел, чтоб Бертальда
В замке одном жила с неженатым. «Рада ль. не рада ль
Будет мне дочь, о том я теперь и знать не желаю. —
Он говорил. — но где о честном имени дело,
Там разбирать уж нельзя». С приходом его пробудилось
В рыцаре прежнее чувство, нм позабытое вовсе
В горе по мило!! Ундине; притом же его ужаснула
Мысль: одному в опустевшем замке остаться. Но много
Против брака с Бертальдой отец говорил в возражение:
«Точно ль Ундины на свете не было? Впрочем — на дне ли
Влажном Дуная тело ее неотпетым лежало,
Море ль его без приюта носило своими волнами —
Все Бертальда отчасти ее безвременной, жалкой
Смерти причиной была, и великий грех заступить ей
Место бедной жены, от нее пострадавшей». Хоть это
Было и правда, но рыцарь стоял на своем; напоследок,
С ним согласившись, рыбак остался в замке. II тотчас
Был отправлен гонец за отцом Лаврентием с зовом
В замок Рингштеттен: Гульбраиду хотелось, чтоб тот же. кем первый
Брак с Ундиной его в счастливые дни совершен был,
Ныне и с новой женою его сочетал. Но священник.
С страхом каким-то посланника выслушав, тотчас
В путь отправился: день и ночь, несмотря па усталость —
Было ль ненастье иль ясное время, — он шел. «Помоги мне,
Господи, зло отвратить», — он молился. II вот напоследок
Вечером поздним одним он вступил на двор, осененный
Старыми липами, замка Рннгштеттена. Рыцарь с невестой,
Веселы, рядом с ними рыбак, задумчив, под тенью
Лип сидели. Увидя отца Лаврентия, рыцарь
С радостным криком вскочил, и все его окружили.
Но священник был молчалив, прискорбен; хотел он
Рыцарю что-то сказать одному; но рыцарь, как будто
Весть худую предчувствуя, медлил вступить в особливый
С ним разговор. Священник сказал напоследок: «Таиться
Здесь мне не нужно; до всех вас касается то, что скажу я:
Слушайте ж, рыпарь. Точно ль уверены вы. что супруга
Ваша скончалась? Мне не верится это. Хоть много
Выло pa;uioii молвы п об ней самой и о роде
Чудном ее, — что правда, что нет, я не знаю, — но
