нача¬ла, ни конца: открывается картиной возмездия, при этом в ней не изображается

само падение Аббадоны и его прощение. Более того, после совершенно искреннего покаяния герой готов впасть в новый грех (желание самоуничтожения). События здесь лишь обозначены, потому что главное событие в переводе Жуковского — душа героя, еще сохраняющая в себе любовь к Творцу и всему, им созданному. Мир строится здесь без учета причин и следствий. Аббадона оказывается открытым для бесконечных метаморфоз, он абсолютно неканоничен.

Вместе с тем перевод представляет собой единое целое, скрепляемое неким ду-ховным средоточием — любовью к Господу. Это и есть то бесконечное, что объеди-няет Аббадону с Богом и всем миром даже после его падения. Мистическое чувство, ощущение героем бесконечного в конечном, и обусловило его жизнеспособность. Это же определяет и структуру нового мифа о падшем ангеле, образ которого пре¬вращен у Жуковского в сложнейший символ, мерцающий множеством смыслов, ассоциаций.

Позднее, в письме к П. А. Вяземскому от 3 (15) марта 1846 г., которое в 1856 г. было напечатано в «Русской беседе» под заглавием «О меланхолии в жизни и по-эзии», Жуковский называет Аббадону, наряду с мильтоновским Сатаной, «самым привлекательным характером в поэзии», поскольку эти образы «наиболее возбуж¬дают чувство меланхолическое». Поэт связывает это с воплощением в Аббадоне «действительных страданий души, томимой чувством собственного ничтожества и неверности всего, что мило ей на свете» (Эстетика и критика. С. 347). Образ Аббадо-ны осмысливается Жуковским в этой статье как выражение христианской скорби, которая «истекает из самой природы падшего и чувствующего свое падение чело-века», которая «не парализует, не расслабляет и не мрачит жизни, а животворит ее, дает ей сильную деятельность и стремит к свету» (Там же. С. 348). Уже здесь наме-чаются многие идеи и художественные открытия, проявившиеся в полной мере в последней поэме Жуковского «Странствующий жид».

Первоначальный текст подвергался правке во время подготовки к изданию в составе последнего прижизненного собрания сочинений (о разночтениях см. в по-строчном комментарии).

Перевод Жуковского не был первым в истории русской литературы, хотя иссле-дователями отмечается довольно сдержанное отношение к творчеству Клопштока в России конца XVIII — начала XIX вв. (см.: Ботиикова А. Б. Восприятие творче¬ства Клопштока в русской литературе его времени // Типология и взаимосвязи в русской и зарубежной литературе. Красноярск, 1978. С. 16—32). Поэт, явивший¬ся «преобразователем немецкого стихотворства», придавший немецкому стиху «необыкновенную интонационную гибкость и ритмическое богатство», оказавший, по словам Гёте, «глубокое влияние на младшее поколение немецких поэтов», был мало известен русскому читателю. Поэту самому приходилось хлопотать о распро¬странении в России «Мессиады» (сохранилась собственноручно составленная Клоп-штоком опись присланных им в Россию книг; об этом см.: Неизданные письма ино¬странных писателей 18—19 веков из Ленинградских рукописных собраний. М.; Л., 1960. С. 161).

Будучи посланным в конце 1760-х гг. в Лейпцигский университет, с поэзией Клопштока познакомился в числе других русских студентов друг А. Н. Радищева А. М. Кутузов. Он и стал первым переводчиком «Мессиады». Перевод был опубли¬кован в Университетской типографии Н. И. Новикова («Мессия. Поэма, сочинен¬ная г. Клопштоком. Перевод с немецкого А. К. М., 1787. Ч. 1—2»; 2-е издание было осуществлено в 1820—1821 гг.). Как указывает исследователь, «патетический слог Кутузовского перевода соответствовал пафосу подлинника и вместе с тем не утра¬тил связи со стилистическими навыками церковнославянской проповеди» (Исто¬рия русской переводной художественной литературы… Т. 2. СПб., 1996. С. 160). Вынеся в заглавие «Поэма, сочиненная Г. Клопштоком», А Кутузов между тем вы¬полняет перевод в прозе. Вслед за Кутузовым Клопштока переводили прозой и другие авторы (см.: Там же. С. 160).

Жуковский первым передал адекватно форму подлинника, сохранив в своем переводе клопштоковский размер — гекзаметр (хотя известен факт чтения Клоп¬штока Г. Р. Державиным и начала его работы над переводом «Мессиады»; см.: Там же. С. 167). Гекзаметр в «Аббадоне» был первым случаем использования поэтом данного размера в своем творчесгве. Жуковский употребляет здесь точный дакти¬лический гекзаметр, практически не допуская замен дактилических стоп хореи¬ческими. Как указывает М. Л. Гаспаров, «в эпосе высокого стиля», в том числе в переводе «Аббадоны», — «до 99 % строк — чистые дактили» (Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. М., 1984. С. 126).

Интересно, что в письме от конца 1814 — начала 1815 гг. к Н. И. Гнедичу Жу-ковский благодарит переводчика «Илиады»: «Россия будет вам благодарна за ста¬рика Гомера, которого вы ей усыновляете» и специально при этом подчеркивает важность обращения Гнедича к гекзаметру: «… я радуюсь, между прочим, и старо¬му гекзаметру, который вотще нашим почетным любимцам Феба, ближе к гармо¬нии вдохновленных лир, чем сухой и прозаический ямб, освященный привычкою». И далее он сообщает о своем опыте перевода гекзаметром «Аббадоны»: «Я сам осме¬лился сделать опыт перевода гекзаметром „Аббадоны» — известный вам эпилог из Клопштоковой „Мессиады»…» (Эстетика и критика. С. 364). Жуковский просит Гнедича сделать ему замечания «по поводу этого отрывка». С такой же целью поэт намеревался послать «Аббадону» и С. С. Уварову, ревностно отстаивавшему необ¬ходимость использования в русской литературе гекзаметра, особенно при переводе греческого эпоса.

Много позднее, 2 апреля 1841 г., П. А. Плетнев в письме к Я. К. Гроту замечал: «Жуковский писал и пишет размером древних по чутью, не учась (…). Несмотря на эту неправильность, чтение сгихов его, в которых теория подмечает явные ошиб¬ки, поэтическому уху и эстетическому вкусу гораздо более нравятся, нежели Мерз-лякова и прочих ученых, знавших всю подноготную о древнем метре. „Разорение Трои», „Цеикс и Гальциона», „Аббадона», при всей огромности своей и ошибках переводчика против закона древнего экзаметра, могут быть прочитаны одним ду¬хом с начала до конца. Правильные же стихи иного ученого никак не вынесешь и на полстранице» (Жуковский в воспоминаниях. С. 369).

Одним же из первых отзывов об «Аббадоне» Жуковского можно считать пись¬мо П. А. Вяземского к А. И. Тургеневу от 24 августа 1818 г.: «Я сегодня читал его [Жуковского. —И. А.] целое утро и наслаждался „Аббадоною». Вообще (…) главное его достоинство — выкапывать сокровеннейшие пружины сердца и двигать их. Cest 1е poete de la passion, то есть страдания. Он бренчит на распятии: лавровый венец его — венец терновый, и читателя своего не привязывает он к себе, а точно при¬бивает гвоздями, вколачивающимися в душу». 14 мая 1819 г. А. И. Тургенев отве¬чал П. А. Вяземскому: «Я намерен подписать под портретом Жуковского: „Бренчит на распятии»» (Жуковский в воспоминаниях. С. 215). «Аббадона» активно вошел в мир прозы В. Ф. Одоевского (см.: Саккулин П. Н. Из истории русского идеализма: Князь В. Ф. Одоевский. Мыслитель. Писатель. М., 1913. Т. 1. Ч. 2. С. 319—320) и во многом определил историю русского демонизма (см.: Удодов Б. Т. М. Ю. Лермон¬тов: Художественная индивидуальность и творческие процессы. Воронеж, 1973. С. 264—266).

*А6дил —Абдиил, библейское имя, которым Мильтон нарекает верного серафи¬ма. Смысл этого имени понимался по традиции как «раб Бога» или «слуга Бога» (см. «Потерянный рай», кн. 5). В Библии оно употребляется только как имя человека: «Ахи, сын Авдиила» (1 Паралипоменон, V, 151), но неоплатоники и оккультисты сделали его именем одного из ангелов.

**Аббадона — падший ангел.

***Еллои — Элои: см. Мк. 15. 34 («В девятом часу возопил Иисус громким голо-сом: „Элои! Элои! Ламма савахфани?» что значит: „Боже мой! Боже мой! Для чего Ты Меня оставил?»»).

****Егова — Иегова, Ягве, Яхве: в иудаизме непроизносимое имя Бога.

Ст. 9. Другом влекомый, уж был далеко от врагов Аббадона… — В первой публика¬ции было: «Другом влеком, уж почти улетел от врагов Аббадона».

Ст. 13. Ах! Аббадона, бурей безумцев от друга оторван… — В публикации СО: «Ах! Аббадона, бурей безумцев от друга отторгнут».

Ст. 16. Друг позабыт: в торжестве к полкам Сатаны он примчался… — Вариант первой публикации: «Друг позабыт: в торжестве он к полкам Сатаны возвратился».

Ст. 20. Все вопрошали друг друга: «Скажи, Серафим, брат небесный…» — В публика¬ции СО: «Все вопрошали друг друга: «Поведай, о житель небесный».

Ст. 42. Бога-Мессию сразить!.. О ничтожный, о ком говоришь ты?.. — Вариант СО: «Бога-Мессию сразить!.. О ничтожный, о ком ты вещаешь?»

Ст. 53. Сами хотим в слепоте истребить ко спасенью дорогу!.. — В первой публика¬ции: «Сами хотим в слепоте заградить нам путь ко спасенью».

Ст. 63. Топнул, яряся… — В СО: «В землю ударил…»

Ст. 64. …сверкнул он в глаза Аббадоны… — В СО: «… сверкнул он на Аббадону» Ст. 66. …Ему предстоял Аббадона… — В первой публикации: «Пред ним пред¬стоял Аббадона».

Ст. 68. Адрамелех — По Библии, языческое божество Передней Азии.

Ст. 69—70. В вихрях и бурях тебе я хочу отвечать, малодушный; II Гряну грозою от¬вет, — сказал он… — В публикации СО: «В вихрях и бурях хочу отвечать тебе роб-кий! Вещал он. — // Гряну грозою ответ мой безумцу».

Ст. 76. Там да создаст тебе царство мучения твой Вседержитель… — В первой пу-бликации было: «Пусть Вседержитель твой там тебе царство устроит мученья».

Ст. 77—78. …ничтожности алчный, IIВ низком бессилии рабски пред небом глухим пресмыкайся… — В СО: «…ничтожностью алчный, // В низком бессилии рабски пред небом глухим простерт пресмыкайся».

Ст. 83. Да поразит их… — В СО: «Пусть поразит их…»

Ст. 84. Все лавиринфы коварства пред нами: пути их мы знаем… — В СО: «Се лави-ринфы коварства! Изгибы их все нам отверсты».

Ст. 89. …кто нас отразить на земле возмечтает!.. — В первой публикации: «…кто путь нас препнуть на земле возмечтает!»

Ст. 93—94. …все воздвиглися; дикий II Шум голосов… — В публикации СО было: «… они сонмом воздвиглись, // Дикой их крик…»

Ст. 98. Тяжко под ними звенели… — В СО: «Звонко под ними звенели…»

Ст. 99. Кинулись смутной толпой… — В публикации СО: «Ринулись смутной тол-пой…»

Ст. 109. Сильно билось в нем сердце; тихие слезы катились… — В первой публика-ции было: «Сильно в нем билося сердце; и слезы по бледным ланитам…»

Ст. 110…. по бледным ланитам… — В СО: «…тихо катились».

Ст. 122. … первенцы света… — В первой публикации было: «чада света».

Ст. 126. Вы, потоки небес… — В публикации СО было: «Светлы небесны потоки».

Ст. 134. Встречу ему Орионов летящих… — Орион, в греческой мифологии ве-ликан, убитый стрелой Артемиды и превращенный в созвездие. Так называется экваториальное созвездие с яркими звездами.

Ст. 137. «Сладостный вход в небеса, для чего загражден Аббадоне?..» — В первой пу¬бликации: «Сладостный вход во блаженство! Почто загражден Аббадоне?»

Ст. 146. Там, отказавшись от Бога… — В СО: «Там, ополчившись на Бога».

Ст. 149. Мне Судия от блаженства оставил — печальный остаток!… — В СО: «Мне от протекшия жизни осталось, печальный осгаток».

Ст. 163. В гневе своем несказанном… — В первой публикации