усмешкой». Окон-чательный вариант возник в публикации «Муравейника».

Ст. 101—103…. Л в этом /Замке, все знают, нечисто; и в тихую ночь там не тихо; / Что же в бурю, когда и мертвец повернется в могиле? — Судя по черновому автографу и первым публикациям, Жуковский избавляется в ходе работы от явной фантастики, уводя ее в стиль. Ср.: «А в этом замке вся нечисть; и в тихую ночь непокойно; / Что же в бурю, от коей и мертвый проснется в могиле?».

Ст. 111. Эми сказала с усмешкой… — Первоначальный вариант дает другое пси-хологическое состояние героини: «Эми сказала смиренно».

Ст. 114. … но ветер выл и ревел; темнота гробовая… — Ср. в черновом автографе: «страшно шумел и тьма гробовая».

Ст. 120—121. Страшно… слушает… ветер снова поднялся и снова I Стих… — В черновом автографе: «Страшно. Стала подслушивать. Ветер опять заревел [снова завыл. — зач.] и умолкнул».

Ст. 158—159. … в ночное /Позднее время Каспар засел и ждал… — Ср. в черновом автографе: «с злодейским замыслом ночью».

Ст. 162. Клены, глядяся в нее, стояли тихо, как черные тени… — В черновом авто-графе сгих строился на резком контрасте: «Клены бросали длинные тени на свет¬лую зелень».

Ст. 178—179. … по слушайте дале. / Раз Каспар сидел за столом… — В черновом варианте отсутствовало обращение к слушателям: «Однажды в осенний / Вечер Ка-спар сидел у огня…»

Ст. 210. Слушал Каспар и в душе веселился… — В окончательном варианте вновь снимается заданность восприятия. Ср. в автографе: «С тайной радостью слушал Ка-спар».

Ст. 216—217. … но тяжкая бедность, / Горе семьи, досада, хмель, темнота, обольще-ны… — В первоначальном варианте были несколько иные мотивировки поступка героя: «беспомощность, бедность, / Горе семьи, досада, хмель темнота и коварность [Каспара. — И. А.]».

Ст. 248. Волны разипулись… — В некоторых изданиях сочинений Жуковского (см., напр.: ПСС. Т. 3. С. 100; СС 1. Т. 2. С. 291; СС 2. Т. 2. С. 271; Английская поэзия в переводах В. А. Жуковского. М., 2000. С. 231) этот стих приводится в ис¬каженном виде: «Волны раздвинулись…»

И. Айзикова

Сражение с змеем

Повесть

(«Что за тревога в Родосе? Все улицы полны народом…») (С. 61)

Автографы:

1) ПД. 87 6/6 (Библиотека Жуковского. Онегинское собрание). Fr. Schillers sam-mtliche Werke: In 12 Bande. Stuttgart und Ttibingen, 1814. Bd. 9. Abt. 1. S. 105—106 — черновой, неполный (строфы 1—4). В оглавлении тома против заглавия стихотво-рения рукою Жуковского проставлена дата: «1831».

2) РНБ. Оп. 1. № 35. А. 1 об. — 3 — черновой, полный, с датами, проставленны¬ми в начале и конце автографа: «18 авг.(уста)» (А. 1 об.) и «22 авг.(уста)» (Л. 3).

Копия (РНБ. Оп. 1. № 36. Л. 16—17) — рукою переписчика, с многочислен¬ными поправками Жуковского и датами: «18—22 августа», проставленными рукою поэта.

Впервые: Муравейник. СПб., 1831. №5. С. 3—12 — с заглавием: «Сражение с змеем», без подзаголовка: «Повесть» и без подписи.

В прижизненных изданиях: С 4—5. В С 4 — с незначительными разноч¬тениями; в С 5 (Т. 4. С. 247—255) — в подборке произведений 1831 г., с подзаголов¬ком: «Повесть» и указанием в оглавлении в скобках: «Подражание Шиллеру».

Датируется: 18—22 августа 1831 г. на основании указаний в автографе и копии.

Вольное переложение стихотворения Ф. Шиллера «Der Kampf mit dem Drachen. Romanze» («Борьба с драконом. Романс»).

Первое упоминание о работе Шиллера над этим стихотворением содержится в его письме к Гёте от 21 августа 1798 г. (И.-В. Гёте. Ф. Шиллер. Переписка. Т. 2. С. 125). 4 сентября того же года Шиллер отослал Гёте готовый текст стихотворения, назвав его «балладой». Впоследствии, при первой публикации («Musenalmanach ftir das Jahr 1799»), стихотворение получило жанровый подзаголовок «Romanze»: « … посылаю вам пока одну из баллад (…). Мне очень хотелось бы услышать, что я верно воспроизвёл христианско-монашеско-рыцарский дух сюжета и сочетал несовместимые моменты в некоем гармоническом единстве. Хотя рассказ рыца¬ря получился длинноват, однако деталь эта была необходима, и расстаться с ней, по-видимому, невозможно» (И.-В. Гёте, Ф. Шиллер. Переписка. Т. 2. С. 136—137). В ответном письме от 5 сентября 1798 г. Гёте высоко оценил стихотворение и за¬метил: «… что касается хрисгианского дракона, то у меня нет никаких замечаний, он очень хорош и вполне продуман» (Там же. С. 137).

Источником сюжета романса Шиллеру послужила книга французского истори¬ка Ренэ Обера Верто (1655—1735) «Histoire des chevaliers de Fordre de Malte» («Исто-рия рыцарей Мальтийского ордена»), которую Шиллер изучал в период работы над трагедией «Дон Карлос» (1787) и которая навеяла немецкому поэту стихотворения «Мальтийцы» и «Иоанниты» (1795—1796). К немецкому переводу книги Верто Шиллер написал предисловие, в котором отозвался о мальтийском рыцарстве сле-дующим образом: «Пламенное мужество соединяется в них со строгим послуша¬нием, военная дисциплина с монашеским повиновением, суровое самоотрицание, требуемое христианством, с необузданной отвагой, и, стоя непреоборимой фалан¬гой против внешнего врага своей религии, они с таким же героизмом ведут вечную борьбу с могучим внутренним врагом человека — с его гордостью и самолюбием» (цит. по: Собрание сочинений Ф. Шиллера в переводе русских писателей / Под ред. С. А. Венгерова: В 4 т. СПб., 1901. Т. 1. С. 436. Комментарий А. Г. Горнфельда).

Сюжет, избранный Шиллером для романса, в высшей степени соответству¬ет этой интерпретации мальтийского рыцарства. Действие рассказа приурочено к тому периоду существования рыцарского ордена иоаннитов (орден основан в Палестине крестоносцами в начале XII века; название получил по первой рези¬денции: иерусалимскому госпиталю, или дому для паломников, св. Иоанна), когда их основной резиденцией был Родос, остров в Эгейском море, входящий в группу Южные Спорады — самый восточный из островов Греческого архипелага (гоме-ровская Тринакрия). В период пребывания основной резиденции ордена на Родо¬се иоаннитов называли «родосскими рыцарями», и только после их переселения на Мальту (1530 г.) орден получил название «Мальтийского».

Предание, послужившее источником сюжета для Шиллера, имеет полулеген-дарный, полуисторический характер. Время действия отнесено к периоду правле¬ния гроссмейсгера Гийома де Вильнёва (1332—1346); имя рыцаря, победившего дракона — Дьедонне де Гозон из Аангедока (ум. 1353). По свидетельству историка Мальтийского ордена Ренэ Верто, чудовище, с которым сразился де Гозон, пред¬ставляло собой что-то среднее между змеёй и крокодилом и обитало в пещере у подножия горы Св. Стефана в двух милях от города Родоса. Гроссмейстер запре¬тил рыцарям сражаться с чудовищем из соображений христианской любви и благо¬разумия. Нарушителя запрета, рыцаря Дьедонне де Гозона, гроссмейстер покарал долгим отлучением и простил только после длительного покаяния последнего, по ходатайству высших сановников ордена. Однако после смерти Вильнёва Гозон был избран гроссмейстером ордена по завещанию предшественника, который сделал его своим преемником, вознаградив за двойной подвиг — рыцарской отваги и хри¬стианского смирения. Голова сражённого чудовища была прибита к городским во¬ротам, Гозон правил орденом иоаннитов вплоть до своей смерти, а на его надгроб¬ном камне была начертана надпись: «Draconis extinctor» (буквально: «Потушивший [пламя] дракона» — лат.).

Как справедливо заметил А. Г. Горнфельд, в своей интерпретации старого ры-царского предания Шиллер сделал упор на «трагедии смирения», перенеся основ¬ной акцент сюжета с «блеска внешних событий в глубину человеческой души» и придав основному сюжетному мотиву — единоборству рыцаря с драконом — глу¬боко символический смысл: «за борьбой с драконом скрывается (…) иная, извечная борьба: борьба закона, общества, долга, установленного строя и т. д. с самовластной личностью» (Собр. соч. Шиллера в переводе русских писателей. Т. 1. С. 436). Наря¬ду с этим, как объективные свойства повествования сюжета в романсе, комментатор отмечает «объединение действия», его «сжатость» и «введение психологического момента», то есть очевидный эпический потенциал, реализованный в новеллисти-ческой трактовке балладно-романсного лироэпического сюжета. Оба эти аспекта определили поэтику перевода Жуковского, который вернее было бы назвать «под-ражанием» в терминологии русского поэта.

Перевод «Борьбы с драконом», получивший у Жуковского название «Сраже¬ние с змеем», относится к числу трансформирующих и содержит принципиальные формально-смысловые новации, которые начинаются прямо с заглавия и жанро¬вого подзаголовка. Процессуальное название «Der Kampf mit dem Drachen» (борь¬ба — длящееся действие) Жуковский передаёт событийным «Сражение с змеем», сохраняя локализацию сюжета в реально-символическом происшествии, но огра¬ничивая хронологические границы его развёртывания двойным событием: сраже¬нием с чудовищем и обузданием гордыни. Жанровый подзаголовок: «Romance» в окончательном варианте подражания русский поэт заменил на подзаголовок «по-весть». Однако о том, что жанровое определение шиллеровского текста заставило Жуковского задуматься над поэтикой переложения, свидетельствует черновой на-бросок первоначального варианта перевода, выполненный так называемым «ис-панским размером» — белым четырёхстопным хореем со сплошными женскими клаузулами:

Шум на улицах Родоса. Крик и плеск; народ теснится, И в толпе красивый рыцарь На коне, покрытом пылью,

28 — 1368

Едет тихо. Две собаки Рядом с ним бегут, от злобы Лязгая зубами, лают. И за ним — какое диво! Тащут змея с отворенной Грозной пастью крокодила. Лапы с острыми когтями, Кровью налитые очи… Как живой он страшен мёртвый, И народ, дивуясь, смотрит То на рыцаря младого, То на змея, восклицая: «Посмотрите! Посмотрите! Он убит! Убит ужасный Пастухов и стад губитель! Вот его сразивший рыцарь: До него пыталось много Смелых витязей в опасный Бой вступить, по все погибли! Ни один не возвратился!»

Этот перевод первых двух строф романса, записанный карандашом на нижней крышке переплёта девятого тома собрания сочинений Шиллера, принадлежаще¬го Жуковскому (ПД. 87 6/6. Schillers sammtliche Werke: In 12 Bande. Stuttgart und Ttibingen, 1814. Bd. IX. Abt. 1; впервые: Лебедева. С. 192), свидетельствует о со-знательных поисках наиболее соответствующей формы для акцентации эпического потенциала сюжета, поскольку и этот избранный русским поэтом метр не соответ-ствует рифмованным четырёхстопным ямбам оригинала. В окончательном вари¬анте переложение Жуковского выполнено гекзаметром; 154 стиха соответствуют 25-ти двенадцатистишным строфам оригинала с рифмовкой ааББввГГдЕдЕ.

Столь же значительны смысловые отступления от текста подлинника. Прежде всего, Жуковский радикально меняет мотивировку ослушания рыцаря: «Doch ап dem Herzen nagte mir // Der Unmut und die Streitbegier» («Но в сердце моем бунто¬вали // Возмущение и жажда битвы»); ср.: «Но душу мою нестерпимо терзали // Бед¬ствия гибнущих братий; стремленьем спасти их томимый…». С целью изменения психологической характеристики рыцаря русский поэт вставляет отсутствующие в подлиннике эпитеты «смиренно», «преклонивши голову», а в переводе 7—8 строф оригинала игнорирует мотивы рыцарской славы и доблесги. Ср.:

Und zu mir selber sprach ich dann:

Was schmuckt den Jungling, ehrt den Mann?

Was leisteten die tapfern Helden,

Von denen uns die Lieder melden (…)

Sie reinigten von Ungeheuern

Die Welt in kuhnen Abenteuern,

Begegneten im Kampf dem Leun

Und rangten mit dem Minotauren,

Die armen Opfer zu befrein,

Und liessen sich das Blut nicht dauren.

Ist nur der Sarazen es wert,

Dass ihn bekampft des Christens Schwert?

(И я сказал себе: // Что украшает юношу, приносит честь мужу? // Что совер¬шили храбрые герои,