подборке произведений 1835 г. Изъято про¬заическое предисловие, адресованное великой княжне Марии Николаевне.
Датируется: 18 ноября 1831 — 25 июля 1836 г.
Творческая история «Ундины», реально вовлеченная в литературный процесс 1830-х годов, на уровне замысла восходит ко времени создания ранней «старинной повести в двух балладах» «Двенадцати спящим девам» (1810—1817 гг.), намечая ряд преемственных черт (прозаический источник, сказочно-легендарное пове¬ствование, идеальный герой). Оба эти произведения являются эпилогами плодот¬ворных балладных периодов (1808—1814) и (1828—1833), но вместе с тем именно «Ундина» становится наиболее полным выражением нравственно-эстетической философии Жуковского, его поэтики.
Первое знакомство с повестью немецкого прозаика, драматурга и поэта, близ¬кого к романтизму и названному «Дон Кихотом романтизма», барона Фридриха Генриха Карла де ла Мотт Фуке (1777—1843), обычно относят к 1816 году, време¬ни пребывания Жуковского в Дерпте и сближения с немецкой культурой в лице дерптской научной и художественной интеллигенции. Эти процессы активизи¬руются планами арзамасских альманахов, прообразами будущих сборников «Fur wenige. Для немногих». Поэт неоднократно обращается к постоянному эпистоляр¬ному адресату А. И. Тургеневу с просьбами о присылке «Ундины», мотивируя это творческой необходимостью. Так, в письме от 16 августа 1816 г. звучит полушутли¬вый вопрос-условие: «Правда ли, что ты действительный статский советник? Если правда, то купи мне и поскорее пришли «Ундину». Весьма, весьма одолжишь. Она мне нужна» (ПЖТ. С. 159). 24 августа того же года он конкретизирует поручение: «Опять повторяю просьбу об «Ундине». Она продается и отдельно, и с другими по¬вестями, напечатанными в четырех книжках под титулом: «Die Jahreszeiten». Купи для меня все, если найдешь. Очень, очень буду обязан. Чтобы раззадорить тебя, скажу, что эта книжка нужна моей Музе» (ПЖТ. С. 160). Альманах «Die Jahreszeit-en. Vierteilsjahrschrift fur romantische Dichtungen», издаваемый Фуке и выходящий под заголовками, части которого озаглавлены названиями времен года, в весенней книжке которого была опубликована «Undine» («Frtihling — Heft»), и в целом при¬влек внимание Жуковского. Так, в 1817 г. среди названий-замыслов значится по¬весть ла Мотт Фуке «Aslaugas Ritter» («Рыцари Аслауги»), напечатанная в осенней книжке того же альманаха (РНБ. Оп. 1. № 77. Л. 24 об.). В начале сентября 1816 г. книга Жуковским еще не получена. «Начинаю понемногу писать. Что пишу, о том ни слова. Пора перестать мне обо всем наперед рассказывать. Но ты не получишь ничего по тех пор, пока я не получу от тебя «Ундины» и ответа на запрос по делу Воейкова» (ПЖТ. С. 161). Тем не менее книгу Жуковский получает не от Тургенева, а от своего хорошего знакомого, известного дерптского педагога, поэта, издателя Мартина Асмуса, о чем свидетельствует дарственное письмо-послание последнего от 16 сентября 1816 г. (РНБ. Оп. 2. № 246; ср.: Ж. и русская культура. С. 442).
Рукописи поэта 1817—1832 гг. подтверждают многолетний интерес к творче¬ству Фуке, и к «Ундине» особенно. Это отражается в росписях задуманных сочине¬ний, списках фамилий авторов, предназначенных для перевода. Контекстом этого интереса становится проспект альманаха, прообраза арзамасского журнала. В отли¬чие от политического радикализма новообращенных арзамасцев (Н. И. Тургенева, Н. М. Муравьева, М. Ф. Орлова) Жуковский ориентировал читателей на культурно-языковой диалог, планируя первый опыт в форме русской и немецкой книжек и тщательно оговаривая даже внешний тип издания и предполагаемые названия. Немецкий альманах он хотел назвать «Тевтона», а среди авторов планировал со-чинения Гёте, Гердера, Гебеля, Новалиса, Тика, Жан-Поля, Шлегеля, Гумбольдта, Якоби и др. Возникает довольно пестрая разножанровая картина писателей, фи-лософов, ученых первого ряда и тех, кто остался достоянием историков культуры (см. письмо Жуковского к Д. В. Дашкову, адресованное из Дерпта, вероятно, в на¬чале 1817 г. (С 7. Т. 6. С. 439—442)). Жуковский помещает «Ундину» в план русской части альманаха, то есть в числе оригинальных сочинений, и уже в это время на¬мечает перевод именно в стихах, а не в прозе, на что не всегда обращают внимание исследователи. Он разделяет произведения ла Мотт Фуке на две части. «Немецкая книжка (…) Лам.(отт) Фуке. Из Erzahlungen. (Многое множество прекрасного) (…)
Сказку из Ламотт-Фуке» (С. 7. Т. 6. С. 441—442). «Русская книжка. (1-е) Я бы назвал ее «Аониды»; она бы была продолжением «Аонид» Карамзина (…) Первая поло-вина «Ундины» в стихах» (Там же. С. 440—441). Серьезность, к сожалению, не со-стоявшегося замысла (отчасти воплотившегося в языковом параллелизме сборни¬ков «Ftir wenige. Для немногих») подкрепляется и уточняется материалами архива поэта, где имя Фуке упоминается в многочисленных списках (РНБ. Оп. 1. № 77. Л. 24 об.). На л. 27 той же единицы хранения, среди материалов, датированных Жуковским 1817 г., с подзаголовком: «Приготовление к Игорю» (то есть к переводу «Слова о полку Игореве»), содержатся планы первой и второй частей задуманного альманаха с обозначением произведений, предназначенных для перевода и имен авторов-переводчиков. Рядом с «Ундиной» запись: «апр.(ель), м.(ай), и(юнь), и(юль), а(вгуст)»; здесь же уточняются другие замыслы из Фуке для немецкой части: «Aslau-gas Ritter» («Рыцари Аслауги»), «Statthalter» («Наместник»), «Неизвестный больной» у Жуковского, у Фуке: «Der unbekannte Kranke» (РНБ. Оп. 1. № 77. Л. 24 об.), что соответствует: «Из Erzahlungen» (С. 7. Т. 6. С. 441).
Итак, знакомство Жуковского с «Ундиной» Фуке относится к 1816—1817 гг. Но есть свидетельство самого поэта, сдвигающее время интереса к повести к 1815 г. В черновом автографе прозаического предисловия, обращенного к великой княж¬не Марии Николаевне, напечатанном в отдельном издании «Ундины» 1837 г. и в С 4 и снятом в С 5, Жуковский сообщает: «В 1815 году прочитал я в первый раз «Ундину»» (РНБ. Оп. 1. № 39г. Л. 1), но зачеркивает эту запись. Возможно, к этому времени относится именно чтение повести Фуке, послужившее поводом к замыс¬лам перевода в 1816—1817 гг.
Взаимоотношения Жуковского с Фридрихом ла Мотт Фуке носят творческий и биографический характер. В библиотеке поэта сохранился ряд изданий Фуке. Это «Vaterlandische Schauspiele. Berlin, 1811» (Описание, № 1043); «Alboin, der Lango-bardenkonig. Ein Heldenspiel. Leipzig, 1813» (Описание, №1044); «Dramatische Di-chtungen fur Deutsche. Berlin, 1813» (Описание, №1045); «Die Fahrten Thiodolfs des Islanders. Ein Ritterroman. Hamburg, 1815» (Описание, №1046); «Karls der GroBen Geburt und Jugendjahre. Ein Ritterlied, Ntirnberg, 1816» (Описание, №1047 — кон-волют с №1044); «Der Zauberring. Ein Ritterroman. Ntirnberg, 1816» (Описание, №1048); «Don Carlos Infant von Spanien. Ein Trauerspiel. Danzig, 1823» (Описание, №1049). Издание «Undine» в составе библиотеки не сохранилось.
Еще одним свидетельством долговременного интереса не только к «Ундине», увековечившей имя переводимого автора в русской культуре, но и в целом к твор-честву Фуке, являются многочисленные архивные росписи задуманных, но не осу-ществленных произведений. Об этом упоминалось выше. Напомним названия со-чинений Фуке с 1817 по 1832 гг., которые Жуковский намечал для перевода. Так, в списке 1817 г., обозначенном «Поэмы», значатся два романа Фуке: «La Mott Fouque. Zauberring. Tiodolf» (РНБ. Оп. 1. №77. Л. 24 об.; Л. 29). Здесь же, на Л. 24 об.: «Не-известный больной. Aslaugas Ritter. Statthalter»; на л. 27: «Undine Фуке». В 1817 г. он намечает для перевода в задуманной немецкой книжке альманаха эти повести Фуке. В дневниках 1821 г. значится чтение «Zauberring» (22 февраля и 5 марта). См.: ПСС 2. Т. 13. С. 160.
Личные отношения Жуковского и Фуке исчерпываются встречей в Берлине во время первого заграничного путешествия. 24 октября (5 ноября) Жуковский фиксирует в дневнике: «Ла Мотт Фуке (…) Разговор наш состоял из комплимен¬тов и продолжался недолго» (ПСС 2. Т. 13. С. 145). Жуковскому удается подме¬тить личностное и творческое внутреннее противоречие Фуке при, казалось бы, внешне устоявшейся монолитной репутации «рыцаря романтизма», «Дон Кихота романтизма». Это относится к несовпадению поэта и человека, что противоречит формуле Жуковского: «жизнь и поэзия одно». Кроме того, русский поэт отмеча¬ет неровность творческой манеры Фуке, что и сделало плодовитого беллетриста фактически автором одного произведения. «В лице ла Мотт Фуке нет ничего, оста-навливающего внимание. Есть живосгь в глазах: он имеет талант, и талант необык-новенный, он способен, разгорячив воображение, написать прекрасное. Но это не есть всегдашнее, зависит от расположения, находит вдохновением; автор и человек не одно, и лицо его мало изображает того, что чувствует и мыслит автор в некото¬рые минуты» (Там же).
К началу перевода «Ундины» в 1831—1833 гг. мы не встречаем у Жуковского прямых эстетических оценок творчества Фуке, но швейцарский фон позволяет го-ворить о некоем типологическом сближении жизненных и нравственных позиций двух художников. Своеобразный рыцарский стоицизм Фуке, его постоянное обра-щение к сюжетам раннего Средневековья в противовес европейской современно¬сти, верность идеалам чести, достоинства, выраженным, может быть, излишне де-кларативно, соотносятся с умонастроением Жуковского, его «горной философией» и поэтической формулой верности сформировавшимся когда-то идеалам (баллада «Старый рыцарь»).
Новое обращение к «Ундине» следует отнести к 1831 г., а фактически к 1832— 1833 гг., т. к. от 1831 г. дошло лишь 20 начальных стихов первой главы (автограф № 1). Вероятно, творческим импульсом послужило лето 1831 г. в Царском Селе, когда Жуковский, Пушкин и Гоголь вступили в своеобразное «сказочное соревно¬вание». В июне-июле этого же года выходит чрезвычайно важное, итоговое изда¬ние «Баллад и повестей».
Во время второго заграничного путешествия, начавшегося 18 июня 1832 г., Жу-ковский вновь приступает к переводу «Ундины», что происходит в Швейцарии. Ин-тересно, что этому предшествует чтение повестей (новелл) Фуке, упоминавшихся в 1817 г. В дневнике (записи от 19—21 декабря 1832 г.) зафиксировано чтение: «Gal-genmannlein» («Человечек из-под виселицы»), «Kohlerfamilie» («Семья угольщика»), «Der unbekannte Kranke» («Неизвестный больной») (ПСС 2. Т. 13. С. 342). 27 ноя¬бря (9 декабря) 1832 г. он записывает: «Прогулка в Шильон. Начал «Ундину» (Там же. С. 340); 18 (30) декабря: «Кончил 3 главу «Ундины» (Там же. С. 342). Наконец, 23 (4) января 1833 г.: «Поправлял «Ундину» (Там же). В архиве поэта сохранились автографы первых трех глав и стихов 452—466 четвертой главы (автографы 2 и 3). Процесс создания датирован Жуковским порой с точностью до одного дня.
Черновой автограф хранится в РНБ (автограф № 2), причем начальные стихи первой главы переписаны рукой Плетнева с правкой Жуковского (копия № 1). Ко¬пия представляет собой отдельный лист, без даты, включающий стихи 33—53, с заглавием: «Ундина. Глава первая. О том, как рыцарь пришел в хижину рыбака». Текст сходен с С 5, стих 53 вписан Жуковским, им же исправлено «озеро» на «море», соответствующее окончательной редакции.
Продолжение главы I и ее окончание (РНБ. Оп. 1. № 39а. Л. 2—3 об.) носит ярко выраженный рабочий характер. Текст расположен на листе с оборотом в i/9 д. л. (л. 2—2 об.), окончание в тетради (л. 3—3 об.). Это черновой автограф, на¬писанный карандашом (ст. 54—153) и чернилами поверх карандаша (ст. 54—99). Ст. 54—99 датированы: «Декабря 9» (1832 г.); ст. 100—153:
