«Декабря 10» — «Де¬кабря 11». Со ст. 100 текст написан карандашом. Окончание главы I (со ст. 153) находится в отдельной линованной тетради в 1/8д. л., занимая л. 3—3 об., за ним следуют II, III и начало IV главы. Окончание главы I написано карандашом. Текст разбит на десятистишия, с подсчетом стихов, не совпадающих с С5.

Автограф главы II занимает л. 4—7 тетради, написан сначала карандашом, по нему правка чернилами, за исключением л. 7 (со ст. 352 до конца), с делением на пятистишия, с подзаголовком: «Глава И. О том, как Ундина в первый раз явилась в хижине рыбака». Процесс работы датируется следующим образом. На л. 4 каран¬дашом вверху слева: «17/19 декабря» (1832 г.), здесь же справа чернилами: «Начато 9 декабря»; на л. 5 об. около ст. 297: «26 декабря», на л. 6 рядом со ст. 331: «27 дек. (абря)».

Автограф главы III занимает л. 7 об. — 9 об.; текст написан чернилами по ка-рандашу, разбит на пятистишия, с подзаголовком: «Глава III. О том, как они нашли Ундину». Проставлены даты: на л. 7 об. вверху: «28 дек.(абря)», на л. 8 около ст. 383: «29 декабря», на л. 8 об.: «30 дек.(абря)» (ст. 431), на л. 9: «31 дек.(абря)» (ст. 444).

Таким образом, датировка первых трех глав перевода выглядит так:

Глава I 9—11 декабря 1832 г.

Глава II 9—27 декабря 1832 г.

Глава III 28—31 декабря 1832 г.

В РО ПД хранится перебеленный текст трех первых глав с незначительной правкой карандашом и чернилами, написанный разборчивым почерком. Автограф расположен в отдельной тетрадке желтой бумаги, занимая 20 листов. Имеется об¬щее заглавие на отдельном листе: «Ундина. Старинная повесть». Оно станет кано-ническим.

Глава I (л. 4—8 об.) начинается со сг. 54, без заглавия. На л. 8 об. в конце главы дата: «9/21 — 12/24дек.(абря) Верне», зачеркнутая Жуковским.

Глава II (л. 9—15) с подзаголовком: «О том, как рыбак нашел Ундину», не совпа-дающим с С 5 («Глава II. О том, как Ундина в первый раз явилась в хижине рыбака»). В конце текста на л. 15 дата, зачеркнутая Жуковским: «13/25 — 15/27 декабря».

Глава III (л. 16—20) названа: «О том, как опять отыскалась Ундина» (в С 5: «Глава III. О том, как была найдена Ундина»). В конце на л. 20 дата: «16/28 — 19/31 дек(абря) Верне».

С учетом автографов № 1 и № 2 и записей в дневнике время создания первых трех глав: 27 ноября (9 декабря) 1832 — 23 декабря (4 января) 1833 г.

Письма и дневники Жуковского дают представление об особой психологической атмосфере и творческих импульсах создания начала поэмы. Постоянными мотива¬ми являются размышления о пользе не одиночества, а уединения, о собственном нездоровье (Жуковский находился в Швейцарии на лечении), о погруженности в природу, а не в «цивилизацию». В письме А. И. Тургеневу от 19 (31) октября 1832 г. из Веве он сообщает: «Там (в Дрездене. — Н. В.) был под боком театр и семейство Пушкиных, а здесь одно Женевское озеро, Симплонская дорога (…) и картина гор, на кои еще не отваживаюсь взбираться» (ПЖТ. С. 270). Столь же часто звучит тема материального, буржуазного, массового «духа времени», противостоящего вечным, идеальным нравственным и религиозным началам. В письме от 15 (27) января 1833 г. из Верне он делится этими соображениями с тем же адресатом: «Но такой образ мыслей (Радовица. — Н. В.) есть доска спасения в нашем убийственно по¬зитивном веке, когда все возвышающее душу засыпано земным сором, когда нет святого, когда математический гордый ум гонит Бога с его места и когда образован¬ность сделалась плодом без зерна» (Там же. С. 271). Не случайно в ноябре 1832 г. написана баллада «Старый рыцарь», нравственное credo Жуковского, не случайно именно в это время начата «Ундина», с ее утверждением идеальных основ бытия.

В письмах и дневнике сливаются описание повседневного быта и интерес к со-временной политической истории. Особый интерес представляет так называемая «горная философия» Жуковского. Она выразилась прежде всего в известном пись¬ме к великому князю Александру Николаевичу от 4 (16) января 1833 г. (С. 8. Т. 5. С. 476—478), ставшему основой «Отрывков из письма о Швейцарии». Жуковский определяет свое отношение к назначению и месту человека в мире, размышляет о границах его свободы, метафорически соотносит бытие и человека, представля¬ет свою философию истории. Глубоко опосредованно это проявляется в «Ундине», и не столько в непосредственной проблематике, сколько в тональности, в полной высоких обобщений пространственно-временной картине с ее мотивами водной стихии и горного воздуха. В письме к наследнику он резюмирует: «Жизнь чело¬веческого рода можно сравнить с волнующимся морем: буря страстей производит эти минутные волны, восстающие, падающие и беспрестанно сменяемые другими. Каждая из них кажется каким-то самобытным созданием; и если бы каждая могла мыслить, то она в быстром своем существовании могла бы вообразить, что действу¬ет и созидает для вечности. Но она со всеми своими скоропреходящими товарища¬ми только принадлежит к одному великому целому, все они покорствуют одному общему движению; иногда движение кажется бурею: бездна кипит; но вдруг все гладко и чисто; и в этом за минуту столь безобразном хаосе вод спокойно отражает¬ся чистое небо. Вот вам философия здешних гор» (С 8. Т. 5. С. 476).

Текст художественного перевода опосредованно проецируется и на биогра-фические реалии этого времени. Швейцарское уединение Жуковского соотно¬сится с ситуацией рыцаря-героя «Ундины», попавшего в условный идиллическо-патриархальный мир. В письме к А. И. Тургеневу от 19 (31) октября 1832 г. из Веве он сообщает: «О моем житье-бытье не беспокойся; я не один, со мною Рейтерн, который выписывает на зиму и свое семейство, так что я буду и в совершенном уединении, и со своим домом» (ПЖТ. С. 267).

Возникающий в переводе образ героини поэмы типологически близок умер¬шей в 1829 г. А. А. Воейковой, что придает биографической основе универсальный смысл: жизнь каждой любящей и страдающей женщины в ее развитии становится образом прекрасной души и воплощением идеального начала. «С 15-летнего воз¬раста до теперешнего времени была она во всем моим прелестным товарищем. Сперва как милый цветущий младенец, которым глаза любовались в такое время, когда душа расцветала, потом как веселая, живая, беззаботная, как будто обречен¬ная для лучшего земного счастия, как самая ясная надежда. Как была она мила в своей первой молодости! Точно воздушный гений, с которым так было весело мне в моем деревенском поэтическом уединении. Потом как предмет заботы и со¬страдания, как смиренная, но всегда веселая при всем своем бедствии жертва Во¬ейкова. — Все это пропало; от всего этого осталась последняя минута ее, светлая, возвышающая душу. Перед этою минутою молчит сожаление об ней. Как жалеть о ней! Можно сказать, что жизнь к ней не коснулась; она посреди всего житейского прошла чисгою, без усилия, по одной младенчески непорочной природе своей» (ПЖТ. С. 253). Этот фрагмент из письма к А. И. Тургеневу от 16 (28) марта 1829 г. в атмосфере начала работы на «Ундиной» звучит своего рода нравственной реми¬нисценцией — воспоминанием, создавая эстетический резонанс биографического и творческого начал.

Первые три главы «Ундины» становятся и важным эстетическим фактом, сво-еобразным эпилогом всего балладного творчества Жуковского. С ноября 1832 г. по январь 1833 г. он создает баллады «Братоубийца», «Рыцарь Роллон», «Старый рыцарь», «Роланд оруженосец», «Плавание Карла Великого», «Уллин и его дочь», «Элевзинский праздник». После 1833 г. баллада как самостоятельный жанр пре¬кращает свое существование в творчестве Жуковского.

Одновременно намечается переход к крупной эпической форме: «Суд в под-земелье» (отрывок), с первоначальным подзаголовком: «Последняя глава недокон-ченной повести» — перевод второй главы поэмы В. Скотга «Marmion, а tale of Flod-denfield»; незавершенные произведения (17 стихов перевода «Наля и Дамаянти», 21 ноября 1832 г.), начало одного из «Рейнских сказаний» — «Фалкенбурга» (у Жу-ковского фрагмент начала перевода под заглавием «Эллена и Гунтрам» 27 февраля 1833 г.) Сама «Ундина» находится в этом же ряду. Итак, начальный этап работы над поэмой свидетельствует о сложном переплетении биографических, эстетиче¬ских и философских аспектов в сознании ее творца.

28 февраля 1833 г. в неопубликованном письме П. А. Плетневу Жуковский со-общает: «Ундину» я помещу в моем письме, которое на днях от меня вы получите» (РНБ. Оп. 2. № 191. Л. 2 об.). Вероятно, имелась в виду перебеленная рукопись (автограф № 3), которую Жуковский, возможно, посылал Плетневу, но точных сви-детельств об этом самого поэта не сохранилось.

После этого следует значительный перерыв в работе, связанный с обязанно¬стями при дворе в качестве наставника наследника, великого князя Александра Николаевича. Продолжение перевода относится к петербургскому периоду жизни поэта в 1835 г., «в то время, когда Мойер, находившийся там по делам службы, жил у Жуковского» (Зейдлиц. С. 157).

Черновой автограф продолжения «Ундины» не обнаружен в архивах.

В РО РНБ хранится авторизованная копия IV—VIII глав (копия № 2; копия № 3). Интересно, что нал.1 одновременно расположены стихи 452—466 четвертой главы, датированные рукою Жуковского: «30 декабря 1833», а продолжение на том же листе, начинающееся со ст. 467, датируется уже: «17 октября 1835». Приводим авторские датировки в рукописи. Глава V (л. 5—8): на л. 5 вверху: «17 окт.(ября)»; около ст. 680: «20 окт.(ября)»; около ст. 732: «21 окт.(ября)». Глава VI: «О том, как рыцарь женился» (л. 8 об. — 11 об.): на л. 8 об. вверху: «22 окт.(ября)». Глава VII: «О том, что случилось в свадебный вечер» (л. 12—13 об.): на л. 12 вверху: «окт. (ября) 24». Стихи 916—919, 960—961 — беловой автограф, т. к. копия заклеена листками бумаги с исправлениями рукою Жуковского. Глава VIII (без названия; л. 14—17): на л. 14 вверху: «25 окт.(ября)», напротив ст. 1078: «окт.(ября) 30»; ст. 998—999 — беловой автограф.

Приводим датировки IV—VIII глав:

Глава IV Ст. 452—466 — 30 декабря 1833 г.

Со ст. 467 — 17 октября 1835 г.

Глава V 19—21 октября 1835 г.

Глава VI. 22 октября 1835 г. Глава VII. 24 октября 1835 г. Глава VIII. 25—30 октября 1835 г.

Итак, работа над IV—VIII главами датирована Жуковским в копии 30 декабря 1833 г.; 17—25 октября 1835 г. Свидетельств о внешних обстоятельствах работы над этой частью поэмы почти не сохранилось. Лишь в письме от 3 ноября 1835 г. к А. П. Елагиной, связанном со смертью К. Я. Булгакова, он сообщает: «Сколько уж положено в могилу! Чтобы несколько воскресить прошедшее, я принялся за стихи; пишу Ундину, с которой