неизвестное внутреннее чувство увлекало ее часто из грота в дом, из окон которого видна была дорога в город. Она расхажи¬
■49
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
вала взад и вперед по пустым горницам и иногда посматривала украд¬кою в разбитые зеркала.
Между тем Фриц с бедным больным сердцем своим больше был похож на привидение, чем на человека, и, может быть, рана его сдела¬лась бы опасною, когда бы дружба не вливала в нее бальзаму целитель¬ного; так как для любящего слова любезной — закон, то и Фриц, совсем не поврежденным рассудком своим был очень склонен верить, что, в самой вещи, Полина через десять дней должна быть убита громом, и Вильгельм принужден был насмешками выгонять эту глупую мысль из головы его, ибо рассуждениями никак невозможно было его разуверить.
Согласится ли Полина, если только будет пощажена громом, забыть свою горесть в его объятиях, этого он еще не осмеливался надеяться, ибо истинная любовь и самого Нарцисса может сделать скромным. Вильгельм, который смотрел на все хладнокровно, старался уничто¬жить всякое сомнение и уверить робкого своего друга, что юношеская невинность Полины и ее беспомощность, конечно, ее к нему привя¬жут. Он советовал ему быть посмелее, говорить если не языком, так, по крайней мере, взорами и не все стоять с опущенными глазами перед нею. Фриц обещал слушаться его советов — и не сдержал слова, ибо любовь, которая всегда боится не понравиться, препятствовала ему сдержать его.
Радостная весть ожидала их при входе в город: срубившие древо вольности были пойманы в другой деревне и наказаны так, как надле¬жало, следственно, оба друга могли опять ходить без помешательства и опасности по окрестностям города, и Фриц воспользовался сим, для него совсем неважным, обстоятельством, чтобы уговорить Вильгельма ко вторичному посещению Полины на другой день, но равнодушный Вильгельм, опасаясь, чтобы это не показалось предосудительным для мечтательной красавицы, почел за нужное обождать еще одним днем.
Фриц проклинал холодность своего друга, простоял целый день у окна и не мог понять, как могли городские жители так спокойно исправлять свои работы. В полночь разбудил он спящего Вильгельма и утверждал, что уже солнце восходит, но это было не солнце, а послед¬няя четверть луны, которая бросала бледный луч в их горницу.
Наконец горизонт озарился, и выходящее солнце застигло наших друзей уже на дороге. Еще у всех домов были заперты ворота, только одни их шаги слышались на пустых улицах. В этот раз они напол¬нили свои карманы разными съестными припасами и надеялись угово¬рить свою благодетельницу разделить их с ними. Вильгельм выдумы¬вал дорогою средства, как бы ее вызвать из грота, где предметы ужаса давали всегда новую пищу ее горести. Но его старание было бесполезно,
150
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
ибо, отворивши железные ворота, они оба увидели Полину, спокойно сидящую на дворе под березою; она кормила своих куриц хлебенными крошками50 и приметила их только тогда, когда они уже давно стояли перед нею.
Милая красавица покраснела и ласково им поклонилась. Вильгельм втайне сделал приятное замечание, что ее волосы были с большим ста¬ранием прибраны и грудь ее более закрыта, нежели в первый раз.
Все сели под тенью березы; разговоры в этом маленьком круге были, конечно, все еще принужденны, но Вильгельм всеми силами старался оживить их, и ему удалось несколько; Полина, казалось, была ему бла¬годарна за такую примечательность и платила ему за труды его ласко¬выми взглядами. Короче сказать, ее натуральная веселость опять про¬будилась, она уже могла обращать внимание на все, что вокруг ее про¬исходило, на все, кроме одной любви Фрица. Опытная девушка, без сомнения, из частой его задумчивости, из его замешательства, когда она с ним говорила, и из краски, которая покрывала щеки его всякий раз, когда она пристально на него смотрела, без сомнения, узнала бы, что происходило в его сердце, но воспитанная в монастыре, Полина совсем не воображала, чтобы ее прелести так были действительны.
День прошел в спокойном однообразии. Полина водила гостей своих по полям, лугам и садам своим, показывала и описывала им все прежние приятности местоположения и остановилась с горестию на любимом месте отца своего, и в словах своих дала почувствовать, что если б смерть ее не так была близко, то она, конечно, не могла бы долее прожить в этом печальном месте и, верно бы, оставила Францию.
Вильгельм воспользовался сим случаем, чтобы сказать что-нибудь о своем отечестве, о его прелестях и о том, с какою бы радостию ее в нем приняли. Он сожалел, что судьба не определила ему быть ее избавите¬лем, и осмелился прибавить, что желал бы, чтобы его молитвы отвра¬тили от нее поражение грома.
Украдкою взглянул он на нее, чтобы узнать по лицу ее, как принято его желание, и приметил с удовольствием, что она, хотя казалась спо¬койною, но печально смотрела вниз.
Когда наступил вечер, то они разлучились с обещанием всякий день видеться до наступления роковой минуты. Бедный Фриц еще более растравил рану своего сердца, потому что Полина с непринужденною, милою непорочностию обнаружила все прелести души своей, и невин¬ность, какую только перо Геснера51 описать может, придавала телес¬ным ее совершенствам величие ангела.
Вильгельмовы надежды подкрепились, и он думал в течение девяти оставших дней довольно успеть в своем предприятии. Полина пошла
151
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
в грот, в первый раз почувствовала в нем ужас, удивилась этому неиз¬вестному ей чувству и в глубокой задумчивости возвратилась опять под свою березу.
ГЛАВА XXXII
Сердце Полины от частых посещений новых ее братьев пришло совсем в другое состояние, нежели в каком оно было тогда, когда она, с презрением ко всему житейскому, возвратила им ящик с драгоценно¬стями; с того времени она была привязана тайными желаниями к жизни так точно, как Гулливер лилипутцами к земле. Сей великан был пойман спящий и безоружный, наша мечтательница тоже; оба с презрением смо¬трели на бесполезные усилия врагов своих, давали им волю действовать, и после сами не могли уже выпутаться из оков, ими на них наложенных.
Три дня оставалось Полине, по счету ее, жить. В первый из сих дней призналась она сама себе, что слишком поспешно просила у Бога смерти, во второй осмелилась заметить, что Бог слишком поспешно согласился на сию просьбу, а в третий стала она трепетать наступающего утра.
Едва приметил Вильгельм сие счастливое расположение, как начал возбуждать в ней сомнения к истине пророческого сна ее. Он расска¬зывал ей множество примеров о снах, оставшихся ложными, остере¬гался упоминать о тех, которые описаны в Морицевом «Магазине»52, и толковал ей, сколько мог, действие крови и телесных органов на душу спящего. Полина хотя и не слишком его понимала, ибо кто поймет это совершенно, но с благоговением слушала слова его и желала втайне, чтобы они были справедливы.
Вильгельм нечувствительно сделался для нее любезным, с сею привязанностию соединилась доверенность, чистая, непритворная, и Полина, в прогулках своих, иногда прижималась к нему с такою непри-нужденностию, как будто он был монашенка, с которою она любила гулять в монастырском саду своем. Фриц между тем, в сравнении с дру¬гом своим, казался только месяцем, который получал бледное сияние от лучей солнечных. Полина почитала и его много, но только почитала и была с ним больше другом. И в самой вещи, больше дружбы ничего не могла она к нему чувствовать, ибо все блистательные свойства его были скрыты под завесою застенчивости.
Ввечеру накануне страшного дня, когда стали прощаться, про¬сила Полина обоих друзей пораньше прийти к ней на другое утро и не
152
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
оставлять ее в решительные и последние часы ее жизни. Они обещали исполнить ее желание, и как знойный вечер, в самой вещи, предвещал грозу, то они решились провести ночь неподалеку от жилища Полины, чтобы в нужде быть тотчас готовыми, и поместились в одной необитае¬мой лесничей избушке53, которая находилась близ сада Полины.
Влюбленный, как все знают, во всем предается крайностям, он бывает или в восторге, или в отчаянии, или нем, или болтлив до край¬ности, и в последнем случае материя его так изобильна, что он обыкно¬венно не дает отвечать слушателю, и потому-то часто и дерево, и чело¬век равно могут служить ему поверенным. Что Фриц в тишине ночи, в бедной лесничей хижине, беспрестанно говорил о Полине и превозно¬сил красоту ее и любезность, то это столь же натурально, как и то, что Вильгельм, слушая его и не находя ничего нового в его словах и опи¬саниях, заснул весьма спокойно. Несколько вопросов, оставленных без ответа, и дыхание спящего дали, наконец, знать говоруну, что он жало¬вался одним только стенам. Он не захотел прервать сна своего друга, встал тихо с постели и пошел в потемках по дороге.
Так как он в продолжение десяти дней познакомился коротко со всяким деревом и камнем, которые находились на дороге к жилищу Полины, то ему совсем не было трудно, несмотря на глубокую мрач¬ность, к нему пробраться, не расшибши лба и не спотыкнувшись, бла¬гополучно пришел он к железной решетке и посматривал сквозь нее на разбитое окно, в котором мелькал бледный свет уединенной лампады. Он бродил взад и вперед, вздыхал и произносил иногда то громко, то тихо имя Полины.
Ах! Он не знал, какой мучительный страх приготовлял он своей любезной: робкая красавица, расставшись с своими друзьями, все сто¬яла у окна и смотрела на черные облака, которые сбирались на западе и, казалось, в своем недре готовили для нее смерть; отдаленная зарница увеличивала страх ее; сердце ее билось всякий раз, когда она блистала, раздирая черные тучи.
Но как изобразить ужас ее, когда при бледном и грозном свете молнии вдруг приметила она человеческий образ, который блуждал у железной решетки, когда услышала глубокие вздохи и имя свое, том¬ным и печальным голосом произносимое.
«Тень отца моего!» — эта мысль взволновала ее сердце, холодный пот вступил на лицо ее. «Меня зовет тень отца моего! Сон мой не пустая мечта воображения! День смерти наступает! Духи выходят из гробов и готовы при¬нять меня».
Она бросилась на колена и хотела молиться, но силы ее исчезли, она упала без чувств на пол. Фриц между тем, не зная, не ведая, какое зло
*53
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
он сделал, пошел назад в хижину, ибо восточный край неба уже позла¬щался, и разбудил своего друга. С первым лучом дня были они уже подле железной решетки.
Потихоньку взошли они на крыльцо и увидели старого слугу и девку,
